"МАМА".Мистико-эзотерическая роман.(Исключительно для взрослых).

черноволосой  брюнетки  миленькое  личико.
- Ты  наверняка  слышала  наш  с  Луцилой  Вар  разговор? - произнесла, не дожидаясь  никаких  от  Марцеллы  ни  положительных, ни  отрицательных ответов  Сивилла - Слышала, я  знаю, и  Луцилла  знает. Мы  все  это  вместе знаем.
  Марцелла  подошла. И  Сивилла, совершенно  молча  с  силой, схватила  ее  своей  цепкой  женской  левой  молодой  рукой  за  правую  девичью  руку. Прямо  за  тоненькое  правой  руки  запястье, и  усадила  рядом  с  собой  и  быстро  на  лавочку  у  тропинки. Та  даже  опомниться  не  успела, как  плюхнулась  широкой  молодой  девичьей  попкой  на  лавочку, почти  у  самых  полных  бедер  поджатых  скрещенных  в  сандалиях  красивых  заласканных  и  хозяином  гладиаторской  школы Олимпии  ланистой  Харонием  Магмой  и  Ритарем  гладиатором  Гаником ног  Сивиллы. Касаясь  ее  своими  тоже  красивыми  бедрами  и  своей длинной  рабыни  из  простой  белой  ткани, подпоясанной  тонким  простым пояском  туникой  ее  цветной  более  богатой  с  красивым  разноцветным поясом  такой  же  длинной  туники.
  Сивилла  злобно  сдавила  своей  женской  смуглой  алжирки  рукой  правую  руку  Марцеллы.
- Больно! - простонала  испуганно  и  боязливо Марцелла, понимая, что Сивилла  все  теперь  знает  о  ней.
– Больно  отпусти  меня! Я  ничего  не слышала! - она  Сивилле  сквозь  стон  быстро  испуганно  проговорила - Ничего! Отпусти, Сивилла! А  то  пожалуюсь  Фероклу!
- Надо  же  напугала! – прошипела  Сивилла – Она  Фероклу  все  расскажет. Будто  меня  он  испугает, твой  раб  Ферокл! 
  Сивилла  в  гневе  сильнее  еще  сдавила  руку  за  запястье  Марцеллы. Та уже  вскрикнула, но  Сивилла  отпустила  ее  и  проговорила  Марцелле – Смотри  у  меня  рабыня. Смотри  если  что. Пожалеешь. Если  не  будешь молчать!
  Но Сивилла  опоздала  с предупреждением. Марцелла  уже  все  рассказала Фероклу, и  возможно  Ферокл  был  прав, что  запретил  ей  все  это  выносить  на  свет. Она  соскочила  с  лавочки. И  в  этот  момент, они  обе услышали  женкий  визг. Он  донесся  от  места, где  жили  рабы  и  слуги.
  Сивилла  тоже  подскочила  с  лавочки, и  они  обе  в  испуге  уставились, не понимая, что  произошло  туда, откуда  донесся  женский  крик. Они  замерли, не  двигаясь  на  месте  и  не  решаясь  туда  пока  идти.
  В  этот  же  момент одна  из  молодых  служанок  Цивия, выскочила  из-за  поворота  и  кустов  высоких  оливковых  деревьев. И  подбежала  с  криком - Повесился! 
  Она  подбежала  к  Сивилле  и  Марцелле.
- Повесился! - она  перепуганная  прокричала  вся  в  слезах, и  трясясь  и глядя  на  Сивиллу  и  Марцеллу.
- Кто  повесился? - выдавила  еле, еле  и  тихо, почти  шепотом, из  спертого, от  испуга  горла  Сивилла. Глядя  в  недоумении  и  испуге  на  служанку Цивию.
  В  это  время  послышался  топот  ног  по  тропинке  со  стороны  половины гладиаторов. И  к  ним  подлетели, подымая  пыль  с  каменной  узкой  аллеи Ферокл  и  Ганик, и  еще  несколько  человек  состоящих  из  гладиаторов  и рабов  этого  поместья. Здесь  же  была  только  что  проходившая  мимо старуха  Ферония  и  двадцатилетние  рабыни  Алекта  и  Милена. Конюх  араб  Хормут. И  даже  несколько  старых  охранников  гладиаторов, бросив все  во  главе  с  покалеченным  ветераном  гладиаторской  арены  негром нубийцем  Гектолом, подбежали  на  истошный  крик, доносящийся  во  все стороны  Олимпии.
- Что  стряслось?! – прокричала  Сивилла, как  только  подбежали  Ганик  и все  остальные, схватив  за  руки  свою  подчиненную  ей  Инию, служанку  и рабыню  гладиаторской  школы.
– Кто  орет  там  как  резанный?! – она  переспросила  быстро  ее.
- Там, там! – дрожащим  голосом  пролепетала  Иния – Там  Амрезий!
- Что, Амрезий?! - прокричала  на  служанку  Сивилла, ударив  ее  по  лицу правой  в  золоченом  браслете  на  запястье  рукой, но  Ганик  поймал Сивиллу  за  правую  ее  руку, и  Сивилла  посмотрела  на  Ганика  зло  и осуждающе.
- Отпусти  мою  руку - тихо  проговорила  она  ему, не  отводя  своего  взгляда  черных  глаз  алжирки  на  него.
- Если  не  будешь  бить  рабыню, Сивилла – проговорил  он, ей, смотря  в  ее те  невероятно  злые  глаза. И  в  этих  глазах  не  было  той  уже  былой любви, а  только  ревность  и  злоба, злоба  к  нему  и  отчего  он  понять  не мог. И  повсему  было  видно, Сивилла  была  вне  себя  от  чего-то. Это  все ревность, ревность  как  он  решил  из-за  Луциллы  Вар.
- Не  буду - проговорила  Сивилла, выдяргивая  свою  в  тонком  золоченом браслете  правую  руку  из  правой  сильной  мужской  руки  Ганика.
  Она  отвернулась  от  его  пристального  недоумевающего  взгляда, когда  на тропинке  появились  бегом  еще  две  рабыни  дома  Харония  Диспиция  Магмы, служанки  негритянка  Лифия  и  Верония. Они  подбежали  к стоящим.
- Амрезий  повесился! – прокричали  в  слезах  молодые  рабыни – Там  у  нас, у  себя  в  подвале!
  Все  бросились  бегом  на  половину  рабов. По пути  встретив  перепуганных  таких  же  Алекту  и  Милену, почти  у  входа  в  жилище рабов.
  Они  заскочили  внутрь  узкого  под  виллой  нижнего  цокольного  этажа  и во  главе  с  самим  Гаником, ворвались  в  комнату  из  серого  камня, как  и  у всех  здесь  живущих  рабов  Амрезия. Там  на  полу  лежал  сам  Амрезий, и голова  его  была  на  коленях  Холая, раба  ливийца  и  единственного, пожалуй, друга  Амрезия. Рядом  стояла  и  плакала  служанка  Верония, подруга  Цивии. Холай  тоже  плакал, склонившись  над  мертвым  и посиневшим  от  удушья  телом  и  мальчишеским  лицом  Амрезия.
  Он  закрыл  руками  Амрезию  глаза, и  что-то  шептал  ему  на  своем ливийца  языке, склонившись  над  трупом  мальчишки  голубого. Ганик опустился  тоже  на  колени  рядом  и  приподнял  рукой  голову  Холая.
- Как  это  вышло – он  спросил  Холая.
- Не  знаю – прошептал  захлебываясь  слезами, ливиец  раб – Я  нашел  его  в петле  вместе  с  женой  Сесилией.
- Это  она  так  кричала? - произнес  Ганик.
- Да - произнес Холай – Она  напугалась, когда  его  увидела  в  петле.
  В дверях  появилась  Сивилла. Она  отстала  от  бегущих, и  никто  и  не заметил, что  она  не  побежала  за  остальными. Ей  было  вообще  сейчас  все равно. Для  нее  мальчишка  этот  Амрезий  ничего  не  значил, как  и  все здесь. Он  был  всегда  у  нее  на  затрещинах  и  побегушках. И  в  первую очередь  потому, что  здесь  был  не  такой  как  все. И  самый  молодой  из всех  рабов  Олимпии.
  Рабы  и  слуги, сбежавшиеся  в  комнату  Амрезия, обступили  мертвое  его тело. И  сидящих  рядом  с  ним, на  коленях  Холая  и  Ганика. Рядом опустился  на  корточки  и  Ферокл.
- Что  будем  делать, Ганик? – спросил  фракиец.
- Надо  унести  его  в  холодный  подвал - произнес  Ганик – Там  он  лучше пролежит  до  прибытия  Харония.
- Да – ответил  плача  громко  Холай – Да, надо  отнести.
  И  Ганик  взял  на  руки  тело  мертвого  Амрезия. И  понес  его  из  его комнаты  на  улицу  во  двор  Олимпии. В  сторону  глубокого  подвала, где обычно  все  хранилось  из  съестного  и  вино.
  Все  слуги  и  рабы  последовали  следом  за  Гаником  и  Холаем, идущими впереди  них. Причем  совершенно  уже  не  замечая  саму  Сивиллу, будто  ее  нет, здесь  совсем. Даже  Алекта  и  Милена, сделав  скорбные  лица и  изображая  грусть, пошли  следом, не  замечая  Сивиллу. Они  последними видели  Амрезия  и  досадили  ему, и  после  он  в  отчаянии  повесился  от своего  рабского  положения  и  безысходности  от  издевательств. Постоянных  издевательств  с  их  стороны.
- Это  все  из-за  вас! – произнесла  и  ткнула  больно  локтем  одну  из  них  в зрелых  годах  рабыня  и  служанка  Иния, идущая  рядом  с  такой  же  далеко не  молодой  рабыней  Феронией - Вы  виноваты  в  его  смерти. Все  из-за вас! – Иния  злобно  произнесла  это  Алекте  и  Милене. И  те, уткнувшись носом  в  свою  грудь, отвернули  в  сторону  каждая  голову, и  остановились, пропуская  идущих  за  ними  двух  других  молодых  служанок  рабынь Цивию  и  Веронию, отойдя  от  траурного  шествия. Другие  идущие  за всеми, будто  не  обратили  на  это  внимание, и  пошли  дальше.
  Все  знали, что  Алекта  и  Милена  постоянно  его  тыкали  и  донимали, но им  сейчас  было  не  до  них. Они  просто  шли  следом  за  Гаником  и  телом на  его  руках  мальчишки  голубого  Амрезия. И  его  другом  плачущим навзрыд  почти  как  женщина, лет  двадцати  ливийцем  Холаем.
  Иния притормозила, и  сказал  им – Я  все  расскажу  хозяину, и  он  накажет вас  за  это. Это  все  из-за  вас!
  А  Ганик  нес на  своих  сильных  руках  Ритария  гладиатора  молодого мальчишку, и  сожалел  о  его  смерти. Он  сожалел, что  даже  толком  ни разу  по-человечески  не  поговорил  с  ним.
  Сивилла  ни  за  кем  не  пошла. Она  осталась  на  половине  рабов, размышляя  о  случившемся. И, думая  о  своих  теперь  уже  планах  на будущее. Она  думала  и  о  Марцелле. Рабыня  эта  девчонка, наверняка  все слышала. И  может, рассказала  уже  кому-нибудь  об  их  сговоре  с  Луциллой  ее  бывшей  хозяйкой.
- «Будет  она  молчать  или  нет?» - думала  сейчас  Сивилла, и  ей  совершенно  дела  небыло  до  мертвого  Амрезия. И  о  его  такой  вот  глупой гибели.
  Сивилла  не  знала, что  Марцелла  все  же  уже  успела  рассказать, эту тайну  своему  любимому  гладиатору  фракийцу  Фероклу. Сивилла  решила не  испытывать  больше  судьбу  из-за  этой  служанки  рабыни  Марцеллы, а просто  приглядывать  до  поры  до  времени  за  ней. И  надо  было поговорить  еще  раз  со  своей  бывшей  хозяйкой  Луцилой  Вар. Что  делать дальше, если  Марцелла  все  же  растрепала  об  их  личном  разговоре, и  о том, что  Сивилла  бывшая  рабыня  Луциллы  Вар. И  имеет  к  ней  теперь снова  непосредственное  отношение. Ведь  это  вызовет  неприязнь  к  ней самого  Харония  Магмы. И  неизвестно, как  он  после  этого  с  ней  поступит.
Может, продаст  как  ненужную  собаку  первому  прохожему. Он  теперь  в ссоре  с  Варами  и  ненавидит  их  всех, да  и  ненавидел  и  раньше  и презирал, как  низший  по  своему  положению. К тому  же  Вары, тоже  его презирали  как  низшего  по  положению, но  имели  отношение  по  продаже рабов. Но  теперь  все  было  совсем  порвано  и  для  Сивиллы  небезопасно. И  она  думала  о  том, чтобы  Марцелла  все  не  испортила. И, о  том, как  бы снова  пообщаться  с  Луциллой  Вар.
  Сивилла  пошла  к  себе  среди  оливковых  деревьев  и  клумб  с  красивыми цветами  по  каменной  узкой  тропинке  мимо  тренировочного  маленького  с желтым  песком  арены  амфитеатра  в  сторону  своего  жилья, думая  только об  этом. Она  уже  не  думала  ни  о  чем, кроме  свободы.


                                                                                                              Часть V. Мартовские Иды.

  Первый  сенатор  и  консул  Рима, патриций  Лентул  Плабий  Вар  не  думал  теперь  ни  о  чем, кроме  как  о  своем  долге  перед  Харонием  Магмой. И  ему  не было  покоя. Старший  Вар