дрыгать ногами.
– А он хоть симпатичный? – отсмеявшись, спрашивает она.
– Похож на этого… помнишь? По телику казали. Ну, который в желтом ботинке. Шузом зовут. Погоняло у него такое. Вот так-то, козлик, – обращается Белка в пустоту, – теперь и у тебя пошел наматывать спидометр.
– Спидометр! – вопит в восторге Стрелка, она уже не может смеяться, только постанывает. – Кончай, Белка, а то помру.
Минуты через две она утирает обильно катящиеся слезы и уже серьезно говорит:
– Так ведь он точно заразился. А если узнает, нас же тогда заметут.
– Ага, – подтверждает Белка, – заметут как пить дать, – и набирает номер, поглядывая на оставленную Шузом бумажку. – Шуз? Привет, Белка говорит. Помнишь еще такую? А, забыть не можешь. – Она показывает Стрелке большой палец, дескать, гляди, как я его. – Поздравляю, теперь ты спидоносец. Не понял? СПИД у тебя, козел паршивый. Это от меня и тебе, и остальным мужикам в придачу. Сдохли бы вы все. Пока, сволочь очкастая, и помни меня!
Она с таким ожесточением швыряет трубку, что едва не раскалывает ее.
– Зачем ты ему сказала? – испуганно шипит, округляя глаза, Стрелка. – Теперь нам капец.
– Значит, нужно было, – решительно обрывает Белка. Лицо ее каменеет. – Все будет нормалек, подруга. Меня они не посадят.
– Ты что, заколдованная?
– Оно самое. И хватит трепаться. Дай подумать.
Белка ложится на спину и замолкает, глубоко затягиваясь сигаретой.
* * *
– Моя душа устала жить. – Сверчок прихлебывает чай, немного тушуясь перед красивой Анной. – Я не кокетничаю, поверьте. Кажется, Ибсен сказал: «Юность – это возмездие». А по моему скромному разумению, возмездие – старость. Пожилые и одинокие сегодня выброшены из жизни, и это притом, что страна неотвратимо стареет. Откровенно скажу: страшно боюсь старости. Знаю, она будет одинокой и беспомощной. Поймите, я не взываю к жалости, просто констатирую непреложный факт.
Королек пригласил Сверчка к себе, и тот блаженно кейфует, общаясь с людьми, которые ему симпатичны.
– Эта усталость оттого, что вы проживаете на земле тридцать четвертую жизнь… – говорит Анна и слабо усмехается. – Надеюсь, вы не сочтете меня ненормальной?
– Что вы!.. – протестуя, Сверчок машет руками, опрокидывает вазочку с конфетами и конфузится. – Но я не совсем понимаю…
– Попробую объяснить. С рождением человека душа поселяется в нем, а после смерти возвращается в космос, где очищается, чтобы вновь вернуться на землю – в теле другого человека. Но полной очистки не происходит. Какие-то «хвостики»: проклятья, сглазы остаются, как накипь, сбивая энергетические коды, изменяя судьбу. Заметьте, достигают карьерных и иных высот именно те, чья душа появилась на земле впервые. Хорошо еще, что вы как-то существуете, другой бы на вашем месте давно стал бомжем.
Сверчок кивает, принимая сказанное к сведению. Какое-то время он деликатно ест, аккуратно откусывая и пережевывая печенье и терпеливо выслушивая собеседников, но вскоре, не удержавшись, вступает в полемику. Заметив, что уже с десяток минут витийствует в одиночестве, стыдливо смежает реснички:
– Я постоянно один, а голове думать не запретишь. Сегодня представился случай, появилась аудитория, вот и заливаюсь соловьем.
– Вам бы найти свою вторую половинку, – вполне по-женски заявляет Анна.
– Пожалуйста, – Сверчок, молитвенно складывает ладошки, – никогда не заговаривайте об этом! Я уже столкнулся с семейной жизнью и предпочитаю оставаться холостяком. Отлично представляю женщину, которая польстится на меня ради жилплощади: наглая баба, жаждущая командовать тихим забитым муженьком…
Вскоре он прощается, неловко топчась в прихожей.
– Постараюсь расчистить ваш жизненный путь, – обещает ему Анна. – Надеюсь, вам станет легче.
Он внезапно наклоняется, целует ее крупную руку и торопливо выходит с горящими оттопыренными ушами.
Раздеваясь перед сном, Анна поддразнивает Королька:
– А он влюбчивый. Уверяет, что панически боится женщин, а на меня та-ак смотрел. А как галантно ручку поцеловал…
– Вот ведь ерунда какая, – говорит Королек. – Общаясь с циником Шузом, чувствую себя неисправимым романтиком, идеалистом, а со Сверчком – отпетым циником, даже противно. Он с таким упоением долдонит о светлом будущем, что мне хочется схватить его за мохнатые уши и орать: идиот, глянь вокруг, бандиты жируют, их обалдуи наследнички учатся в кембриджах, а дети тех, кого они грабили и убивали, еле сводят концы с концами!.. Извини, я завелся…
Королек почти с испугом смотрит на подругу, вспомнив, что ее дочь, изнасилованная бандитами, покончила с собой. Но Анна как будто забыла былое горе; губы ее обещающе улыбаются. Его наполняет невыносимое желание. Хрипло произносит разом пересохшими губами:
– Иди ко мне.
Анна ложится рядом с возлюбленным, медленно, нежно касаясь, гладит его покрытую волосами грудь.
– Славный, несчастный, напичканный банальностями Сверчок, наверное, ему так тяжело без женщины…
И ненасытно припадает ртом к губам Королька…
* * *
В этот день Пан чувствует себя неважно – сказывается неторопливо, но неуклонно прогрессирующая болезнь – и все же выходит из дома. Он бы наверняка остался, если бы не мать, чье сердце, как сердце любой матери, чует неладное. Видя, что он слаб, она умоляет его полежать и хоть немного отдохнуть. Это привычно бесит его. Ее опека, вечное желание угодить вызывают в нем лишь ярость. Ненависть к этой старухе переросла у него в манию, в желание делать ей наперекор, назло. Он давно бы придушил ее, так порой чешутся руки, но боится сесть в тюрьму; к тому же мать ему нужна. Он ограничивается тем, что тычет кулаком ей в живот, грязно обзывает и выходит, хлопнув дверью.
Быстро шлепая короткими ногами, мать выбегает на лоджию и смотрит ему вслед. С высоты девятого этажа слезящимися дальнозоркими глазами она видит пересекающую пустынный двор маленькую худенькую фигурку своего любимого мальчика в зеленой курточке и широких болотного цвета штанах с множеством карманов. Видит, как из серого автомобиля, припаркованного у соседнего дома, выскакивают два человека, хватают Пана и втаскивают в кабину.
У нее темнеет в глазах.
– Что вы делаете? – кричит она не своим голосом, не соображая, что те, в машине, не услышат ее.
Машина, кажущаяся крошечной, как миниатюрная модель, скрывается за поворотом. Не зная, что предпринять, мать мечется по квартире, сердце ее разрывается. Наконец, придя в себя, она хватает телефонную трубку, звонит в милицию, бессвязно выкликает слова, пытаясь объяснить бесчувственному дежурному, что случилось непоправимое. Потом снова, словно в припадке безумия, принимается кружить, схватившись за голову и бормоча: «Мальчик мой, кровиночка моя! Куда тебя повезли? Я умру без тебя!»
В это время ее сын орет, зажатый с двух сторон:
– Не прикасайтесь ко мне! Я больной, у меня СПИД!
– Заткнись, сученок, – нервно рычит сидящий слева от него парень и с силой бьет локтем под ребра.
Пан сгибается пополам, кашляя и хрипя.
– А что, мужики, если у него и правда СПИД? – боязливо бросает через плечо водитель.
– Дурак ты, – неторопливо и иронично отзывается тот, что сидит справа от Пана, это он под видом мента недавно увез Галчонка. У него хрипловатый уверенный голос, которому подчиняются сразу и безоговорочно. – Запомни, СПИД передается, когда трахаются или наркоши в кровь себе засандаливают. Так что не боись. Даже если он тебе в рыло харкнет, не заразишься. Каким ты был, таким и останешься, здоровым и тупым водилой…
И «жигули», изрядно потрепанные, с помятым бампером, теряются в потоке транспорта, непрерывно, как кровь, струящемся по артериям города…
Когда в квартире, что занимают Пан и его мать, появляется участковый, его встречает наполовину седая старуха с трясущимися руками. За два часа мать постарела лет на двадцать. Глядя на инспектора бессмысленными глазами, она только мычит в ответ на его расспросы: у нее отнялся язык. Повернулась бабулька, со вздохом решает участковый и вызывает «скорую».
* * *
– Белка, глянь сюда! – орет Стрелка. – Кого кажут!
– Чего еще? – недовольно откликается Белка, курящая на кухне среди немыслимого кавардака, неспешно плетется в комнату – и на экране телевизора видит застывшее лицо Пана.
– Его грохнули! – вне себя вопит Стрелка. – Пришили! – От волнения она пританцовывает, лупцуя по воздуху кулаками.
– Тише ты, – останавливает ее Белка, но ведущий уже закончил сообщение и повествует о грабеже в мебельном магазине.
– Ну, что с ним? – жадно спрашивает Белка.
– Говорю же тебе, угробили гада.
– А че сказали-то?
– В общем, – с трудом подбирает слова Стрелка, – трупешник нашли где-то за городом. И просят, если кто чего знает, позвонить в ментовку. Но самое главное, Белка, его пытали. Понимаешь? Его резали и поджигали, резали и поджигали!
Внезапно Белка истово крестится.
– Ты че? – даже пугается ее подруга.
– Теперь я точно знаю, есть Бог на свете. Он за нас отомстил. Стрелка, давай помянем паскудника этого.
– То есть как это? – ошеломленно пялится на нее Стрелка. – Мы что же, будем желать, чтоб земля ему пухом? Да я скорее сама сдохну…
– Кончай бодягу, подставляй чашку.
Белка наливает водку Стрелке, себе, поднимает свой стакан.
– Пан, сволочь, мразь поганая, пускай тебя в аду поджарят за нас! Чтоб ты, подонок, из котла не вылезал даже на перекур! Чтоб ты корчился в страшных мучениях, а черти смеялись да уголька подбрасывали!
– Хорошо сказала, – смеется и плачет Стрелка. – Он нам жизнь поломал.
Они пьют еще и еще. За последнее время они так привыкли к водке, что без нее уже не проводят ни дня. И им начинает казаться, что со смертью Пана кончились их несчастья, и на горизонте брезжит новая жизнь, радостная и безоблачная.
– Слушай, – заплетающимся языком спрашивает Стрелка, – но если Бог за нас отомстил, может, он нас и вылечит? А?
– Пей и не думай ни о чем, – угрюмо отвечает Белка.
И они чокаются, хохочут, пьют, снова проклинают Пана и забываются сном, тяжелым и счастливым.
* * *
Наташа
После солидного перерыва Королек вновь обратил на меня милостивый монарший взгляд и соизволил сделать своей помощницей. Теперь я то ли придурковатый доктор Ватсон при гениальном Шерлоке Холмсе, то ли верный оруженосец Рыцаря Печального Образа. Не объясняя причины, он просит меня заглянуть вместе с ним к Катьке – той самой, что обитает в моем доме и в день убийства Ады Аркадьевны лицезрела некоего паренька.
Нам везет: Катька оказывается на месте. Теперь на ней голубой в цветочек халатик, соблазнительно облегающий стройное тельце. Возможно, в этот наряд она облачилась ради своего молодого человека, но и Корольку достается солидная доля эротико-эстетического удовольствия.
– Поглядите внимательно, – Королек одаривает Катьку очаровательной улыбкой, мне он так никогда не улыбался, и достает несколько фотографий молодых людей, держа их веером. – Кто-нибудь из них вам знаком?
Несмотря на обольстительный наряд, Катька сегодня с Корольком не заигрывает – скорее всего, ее миленочек сейчас в квартире, и она побаивается будить в нем ревнивого зверя. Так или иначе, но она без всякого кокетства уверенно тычет в один из снимков.
– Этот. Что-то в его физии было такое, противное, что
