нанимателя, не хухры-мухры. Позвольте жалкому оперу потревожить ваши драгоценные ушки и доложить: дознание, увы и ах, встало намертво.
Если душегубы «заборские», то непонятно, почему они не трясут с Нинки должок мужа. Кстати, эти мафиозы уже заслали к ней своих шестерок для получения дани. Нинка, естественно, отстегнула. И никаких эксцессов.
Рассмотрел я и версию убийства на почве ревности. Порылся в грязном бельеце. И выяснил: Ксения, любовница Владика, сексом активно занималась аж лет с четырнадцати, так что всех ее хахалей мне до второго пришествия не сыскать. Попытался разобраться с последними ее любовниками, но и это мало что дало.
В прошлом году был у Ксюши сожитель, отмороженный пацан, большой любитель нажраться и надраить рыло первому встречному. Как-то в середине декабря Ксюша на пару с этим придурком справляла свой день рождения в «Трех товарищах», ностальгическом таком ресторанчике на окраине: столики с белыми скатертями, на головах официанток наколочки. Хахаль тут же приревновал ее к кому-то и устроил дебош с мордо- и стеклобитием. Буйного малого утихомирили и увели. Ксюша вдогонку не кинулась, осталась докушать, познакомилась с владельцем ресторанчика, мужиком лет пятидесяти с лишком, и стала его любовницей. А уж потом, после этого старикана, у нее появился Владик.
– Ну, вот и явный подозреваемый. Бешеный Ксюшин сожитель.
– Не катит. Начнем с того, что Ксюша рассталась с ним почти мирно – не считая пары зуботычин, но это так, детали. Потом. Если парень не зарезал в припадке ревности старикана, предпоследнего возлюбленного Ксюши, чем тогда ему Владик, последний ее любовник, не угодил? Да и не вяжется пытка утюжком с диким нравом молодчика.
Теперь возьмем дедка, хозяина «Трех товарищей». Вот на кого падает подозрение. Однако и он не при делах. Ксюша его не бросала. Совсем даже наоборот – вскоре дурь у мужика из черепушки выветрилась, опомнился и вернулся к законной жене, а Ксюшу оставил с носом. Впрочем, напоследок надарил золота и камешков, чтобы подсластить горечь прощания.
Как видишь, интимная линия заводит нас в тупик. Но не стоит отчаиваться раньше срока. Имеется некий хвостик, который так и манит, так и дразнит: потяни. Ксюша по профессии нотариус, о чем я, кажется, еще не упоминал. Что любопытно: вскоре после Владиного убийства слинял ее помощник, молоденький мальчишечка. Теперь ищут на просторах державы. Казалось бы, зацепочка. Не он ли? Но – самое смешное: подозревать его нет никаких оснований. Железобетонное алиби. Какого… хм… он кинулся в бега?
– Так ведь и Мика?..
– Славно, что ты его вспомнила. По твоей наводке я отыскал адрес этого веселого цветовода. Похоже, свалил Мика из города, фатеру продал и канул в неизвестность. И сам струсил, и тебя предупредил, чтобы держалась от Нинки подальше. Похоже, бегут крысы с тонущего корабля. Но где он, этот «Титаник»?
Из вышеизложенного явствует, что – вполне возможно – Владик вообще невинная жертва: убивали Ксюшу, а его – за компанию. Если бы не угрозы Нинке, абсолютно бессмысленные и не кончившиеся ничем, я бы решил, что мы имеем капитальную драчку двух кланов. Недаром такая паника, аж пыль столбом. Причем, одна из группировок, похоже, «заборские». Но проклятый звонок путает все карты. С кем должна была делиться Нинка, и почему они до сих пор не явились за своей долей? Загадка…
Этим словом Королек завершает отчет и, пробурчав под нос нечто грустно-невразумительное, трогает с места.
* * *
Автор
Белка просыпается потная, с противным ощущением перегара во рту. Вчера она слишком много выпила диковинной иностранной водки, поначалу вкусной, нежно и терпко отдававшей лимоном, а под конец тяжело затуманившей сознание. Утреннее солнце ломится в распахнутые настежь окна. Воздух, настоянный на ночном дожде, гуляет по комнате, мучительно, точно озонным насосом, высасывая сердце.
Белка лениво пинает мятую грязную простыню. Та не сбрасывается. Тогда она принимается яростно молотить ногами, пока простыня не валится на пол, встает, топает в ванную, постанывая от раскалывающей голову боли. Из зеркала на нее глядит бледное распухшее лицо с крохотными заплывшими глазками. Ну и морда, думает она презрительно-любовно, потому что, как бы не складывалась жизнь, к себе она испытывает нежные чувства.
Она сбрызгивает лицо тепловатой водой и закуривает. Становится немного легче, исчезает отвратительный перегар, вытесненный кружащим голову запахом табака. Шлепая дебелыми ногами, она шагает обратно в захламленную комнату.
Длинная худая Стрелка лежит на своей кровати в чем мать родила. Рядом с ней, запрокинув смуглое лицо с открытым ртом, похрапывает обнаженный парень. Белка разглядывает его, жадно затягиваясь и выпуская сквозь расширенные ноздри струи дыма. А он ничего, симпатичный. Она вспоминает, как вчера вечером оттягивалась со Стрелкой в «Катавасии», лучшей дискотеке города, где крутились искрящиеся электрические мельницы, громыхала музыка и орал диджей. В мельтешении огней она скакала как бешеная, растворяясь в пламени и грохоте, как сахар в кипятке. Переплясать она может кого угодно. Здесь, в городе, собрались дохляки, а у нее, приехавшей из маленького поселка искать счастье, недюжинное здоровье. Ни пьянство, ни бессонные ночи не в силах сокрушить ее прочное тело.
Одна беда: в сумасшедшей дискотечной круговерти пацаны так и липнут к нескладной сутуловатой Стрелке, а ею, Белкой, пренебрегают, уж слишком непривлекательна, кряжистая, толстоносая, типичная деревенская девка. Она не расстраивается: ее время еще наступит.
Обитают подружки на последнем этаже шестнадцатиэтажки. Их двухкомнатная квартирка – своеобразное отступное. Мать Стрелки, хозяйка обувного магазина, живет с молодым парнем и, приобретя взрослой дочери жилье, избавилась от нее как от потенциальной соперницы. Каждый месяц мать перечисляет на счет Стрелки десять тысяч рублей, на эти деньги девчонки покупают еду, шмотки и таскаются по дискотекам. Белка и Стрелка как будто учатся в торговом техникуме, но вряд ли вспомнят, когда в последний раз переступали его порог.
Белку так и подмывает выйти на лоджию: вот уж где сейчас красота, но и она и ее подруга боятся высоты и на лоджии появляются только в пьяном виде; веселятся, хохочут и плюют вниз, на прохожих, малюсеньких, как червячки.
Наконец Стрелка продирает глаза, сладко потягивается и с некоторым сомнением глядит на своего нового любовника, должно быть, припоминая, кто он и откуда взялся. Потом осторожно перелезает через него и нагишом отправляется в туалет. Вернувшись, накидывает на голое тело шелковый халатик и хрипловатым, слегка гнусавым голосом говорит Белке:
– Айда на кухню.
На кухне, неприбранной, заваленной грязной посудой, они заваривают крепчайший кофе; покуривая, прихлебывают обжигающий напиток.
– А ты здорово с ним трахалась, – восхищается Белка. – Как кони койку трясли. Поглядела я на него голого. Круто. Такой может…
Они бесстрастно и цинично разбирают достоинства Толика.
Ночью Стрелка особого наслаждения не получила, было, как всегда, примитивно и грубо. Ни с одним из своих случайных партнеров она не испытала оргазма, в чем никому не признавалась. Природа как назло обделила ее способностью ощущать физическое наслаждение. Она обожает смотреть порнофильмы, запоем читает слезливые дамские романы и каждый раз надеется: ну уж с этим у нее получится красиво и безумно сексуально, как в кино или книжке.
– Помнишь Тиграна? – спрашивает Белка. – Толик-то, небось, послабже будет, верно?
– Ну, ты че, до Тигрика ему как до луны. Тот вообще в койке меня чуть не перепиливал. Кавказцы, они страстные. И богатые. Помнишь, как Тигрик нас в ресторане угощал?
– Точно, – соглашается Белка. – Не то что наши. Пирожок и под лавкой.
Девчонки хохочут до икоты, до слез.
– Наши тоже иногда нормальные попадаются, – ради справедливости уточняет Белка. – Накормят, подарят чего-нибудь. Но уж как-то так получается: если богатый, то в койке никакой.
Она потягивается всем своим сильным телом:
– А классная вещь – лето. Утром проснешься – уже день, вечером ляжешь – еще день. Вроде как ночи и нет вовсе. Слышь, Стрелка, может нам в Африку податься, там лето круглый год.
Вскоре на кухне появляется Толик в черных плавках и клетчатой рубашке. Стрелка обнимает хахаля за шею, ластится к нему. Белка завидует и делает вид, что ей все равно.
– Кофе будешь? – спрашивает любовника Стрелка.
– А че, пива нет? – томно интересуется он.
– Так все выдули.
– Тогда айдате, девки, гулять. Пива попьем, пожрем и прочее.
И вот уже они втроем, заливисто гогоча, пихаясь и раздражая немолодых пассажиров, добираются в трамвае до главной площади города с помпезным памятником вождю мирового пролетариата. Торопиться некуда, но они несутся вперед, занимая почти весь тротуар, точно их гонит попутный ветер, и встречным прохожим приходится жаться к самой кромке асфальта. В этом неуправляемом движении сладость бездумного полета и беспричинная ярость.
На свое несчастье человек средних лет пересекает им дорогу. Белка взбешенно рявкает, кроя его непечатным словом, и, даже не оборачиваясь, не смеясь над его испугом, на всех парусах мчится с Толиком и Стрелкой к долгожданному веселью.
Наконец-то после вереницы дождливых пасмурных дней настало настоящее лето, знойное, душное, в мареве колеблющегося воздуха. Они пьют пиво, бесцельно шляются по разомлевшему разноцветному городу, который сейчас напоминает ленивый приморский городок, и отправляются на дискотеку, где Белка, насытившаяся энергией июльского солнца, отплясывает вовсю, отдаваясь музыке, как мужчине.
В этот вечер везет ей несказанно. На нее клюет парень лет двадцати. Невзрачный, светленький, ростом чуть выше нее, со сплюснутой, почти без затылка, дебильной головой и прямой пионерской челочкой. В его выпуклых голубоватых глазах и постоянно сложенных в презрительную гримасу детских пухлявых губах такая наглость и самоуверенность, что хамская душа Белки как будто восторженно взвизгивает от желания покоряться. Пацан этот по прозвищу Пан к изумлению Белки оказывается состоятельным, сорит деньгами без счета, и впервые Стрелка явно завидует ей на кавалера.
Ночью Пан оказывается в постели Белки. На соседней кровати занимаются любовью Стрелка и Толик, и это побуждает Белку к максимальной активности. Как и Стрелка, она не испытывает от секса никакого удовольствия, но старательно имитирует оргазм.
На следующий день они вчетвером отправляются слоняться по городу. Никто никуда не спешит. Подруги в который раз пропускают занятия, безработный Толик, не веря уже самому себе, утверждает, что завтра устроится в клевую фирму на большие бабки. А богатый Пан, который на вопросы о работе отвечает неопределенно, ведет их обедать в ресторан и кормит до отвала. Ликующая гордость Белки взлетает до неба, синего, как на гламурных фотографиях, и так же неудержимо растет зависть Стрелки.
Вечером они заваливаются на дискотеку, а ночь проводят у Белки и Стрелки. Влюбчивая Стрелка откровенно пренебрегает Толиком и заигрывает с Паном. Белка не дура, она понимает, что Пан когда-нибудь ее бросит, а потерять расположение
