Идеал недостижим

Лунина получилось полторы тонны, у Святкиных – четыре. Лаборантка выдернула из нескольких мешков по пучку чикинды и унесла в лабораторию на анализ. К эфедре  Лунина подошел приемщик и стал распарывать каждый десятый мешок.

– Зачем это? – неприятно удивился Лунин.

– Проверка. Может, ты вниз сырую натолкал. Такое бывает. А некоторые умники вообще камни запихивают для веса.

Ему пришлось опять набивать чикинду в распоротые мешки и зашивать их. Появилась лаборантка. Он с волнением ждал, что она скажет.

– Эфедра соответствует требованиям: содержание алкалоидов в норме, влажность допустимая, – объявила она слишком, как ему показалось, обыденным для такого важного сообщения тоном.

В этот же день с ним рассчитались за чикинду. Никогда не держал он в руках столько денег. Лунин сильно поизносился. Первым делом он пошел с сыном в магазин. В рваной одежде, в чунях на босу ногу. Очень боялся, что встретит на улице знакомых. Продавщицы сильно удивились, когда он выбрал самую дорогую  одежду и обувь и достал толстую пачку денег.

Он снова остановился у Егора Степановича. Когда Лунин был в горах, милиционер приходил еще два раза. Егор Степанович говорил, что ничего не знает. Лунина ждали два письма. Одно из Томска, от его бывшей ученицы Эсфирь Хенкиной. Как она узнала адрес? Второе – от Михаила, сына Игната Григорьевича. Лунина охватило недоброе предчувствие.

– А от бабы Кати разве нет писем? – удивился Игорек. Заметив, как встревожен отец, мальчик замолчал и лишь следил за выражением его лица.

Лунин начал с  письма Хенкиной. Это было объяснение в любви. Он хорошо помнил эту девушку. Он тогда преподавал в одном из новосибирских техникумов. В него были влюблены все студентки, но она, кажется, сильнее всех. Он выделил ее сразу. Она была самой способной. И самой красивой. Той восточной красотой, которая ему особенно нравилась. Его тянуло к таким женщинам. Он подсознательно угадывал в них глубину и силу чувств, верность. Пожалуй, он и сам был влюблен в Эсфирь. Она писала, что учится в Томском университете. Ездила в Новосибирск, узнала, где его дом, пришла. Встретил ее какой-то мужчина, сообщил про его отъезд. Она попросила фрунзенский адрес. У Лунина сжалось сердце. Он долго разглаживал листок, долго всовывал его в обратно конверт. Тянул время. Наконец решился. Вскрыл второй конверт. Михаил  сообщал о смерти Екатерины Дмитриевны.

– Баба Катя умерла, – сказал Лунин. Голос его задрожал. – Одни мы с тобой остались, мальчик. Только я у тебя, и ты у меня.

К удивлению Лунина сын не очень расстроился. Наверное, он еще не осознавал в полной мере страшное значение смерти.

Лунин винил себя в смерти матери. Не выдержало ее больное сердце переживаний за него с сыном, хождений в милицию.

Он знал, что по завещанию Игната Григорьевича дом после смерти мамы должен перейти к Михаилу. Тот в письме лишний раз об этом напомнил.

Он ответил Эсфирь. Между ними завязалась переписка.

– Когда мы снова  в горы поедем? – постоянно спрашивал Игорек.

Лунина самого тянуло в горы.

В июне они опять поехали «на чикинду», как выражались сборщики. Игорь был в восторге. Отправились в другое место, с другой бригадой. На этот раз Лунин сдал две тонны.

В конторе он столкнулся со Святкиным, спросил о Любе.

– Нет больше Любки, – вздохнул тот. – Она тогда загуляла в Пржевальске, пошла, в некотором роде, по рукам. С уголовниками связалась. Хахаль один Любку зарезал. Из-за ревности, в некотором роде. Двадцать ран насчитали!

Сыну Лунин об этом не сказал.

Сезон закончился, но они поехали в горы еще раз: один чикиндист посоветовал собирать барбарис. Уже выпал снег. Они сняли на неделю комнату в селе в Кеминском ущелье. Барбарис  Лунин сдавал одной женщине во Фрунзе. Та продавала его стаканами на базаре.

А в зимнюю сессию приехала Эсфирь. Между ней и Игорьком тотчас возникла взаимная симпатия. Особенно ему нравилось ее остроумие. Лунин это заметил. Он мог полюбить лишь такую женщину, которая бы хорошо относилась к его сыну, только при таком условии его душа могла открыться для любви.

Лунин и Эсфирь решили пожениться. Жить они собирались в Томске у ее родителей. У ее матери было больное сердце, один раз случился инфаркт. Эсфирь не могла ее оставить. Отец, профессор, жил лишь своей наукой и сам нуждался в присмотре. Кроме того, Лунин надеялся, что там Рита его не найдет.

Эсфирь вернулась домой одна, подготовила родителей. Лунин с сыном приехали в Томск через неделю. Отец Эсфирь был настроен благосклонно. Ее мать, крупная, плотная женщина с черными глазами навыкате, тоже открыто не возражала, но намеками дала понять, что не считает Лунина самой подходящей парой для своей дочери: большая разница в возрасте, отсутствие своего жилья, ребенок. Характер у Доры Давыдовны был властный и жесткий. И когда она стала одергивать Игоря, что-то велеть, что-то запрещать, то натолкнулась на отчаянное сопротивление. Мальчик привык к мягкому и уважительному отношению к себе со стороны отца. Дора Давыдовна ворчала, жаловалась на «невоспитанного мальчика», демонстративно не расставалась с валидолом. Однажды она своими придирками довела Игорька до слез. В тот же день Лунин уехал с сыном во Фрунзе.

Свадьба расстроилась, однако они с Эсфирь продолжали переписываться. Она писала в каждом письме, что любит его.

Лунин снял новую квартиру. С нетерпением ждал начала сезона. Он скучал по горам. Природа всегда непреодолимо влекла его к себе. Но горы он полюбил особенно сильно.

Однако когда он весной пошел в Лекрастрест заключать договор, оказалось, что в контору приходил милиционер, расспрашивал о нем. Лунин немедленно уехал в Саратов.

СУД

1

С замиранием сердца Игорь перелистывал страницы. Он разглядывал иллюстрации Доре к сказкам Перро. Вечером, как только за окном темнело, он раскрывал эту книжку. Она манила его. Смотреть на эти полные зловещей таинственности гравюры одному в квартире было так страшно. Вернее, в туалете.

Они жили здесь уже год. Лунин работал старшим библиотекарем в библиотеке одного из саратовских вузов. Их поселили – временно –  в новом институтском здании, в туалете, которым еще не пользовались. Вдоль одной стены стояли кабинки, вдоль другой – писсуары и умывальник. Лунин закрыл писсуары газетами. «Живем в квартире со всеми удобствами, – посмеивался он. – Удобств даже больше, чем надо». Он спал на полу, сын – на раскладушке.

Сами сказки не произвели на Игоря большого впечатления. Книги читал ему Лунин, каждый вечер. А вот «Затерянный мир» Конан Дойла вызвал восхищение. И зависть к автору. Мальчику непреодолимо захотелось создать что-нибудь равноценное.  Он стал диктовать отцу свой роман. Тот старательно записывал. Через день вдохновение Игоря иссякло.

Мальчик собрался с духом и перевернул еще одну страницу. Он дошел до самой страшной гравюры. Девушка стоит у источника, наполняет кувшин. Встревожено повернула голову, слышит сзади шаги. К ней поднимается зловещая старуха. На хищное лицо надвинут капюшон. От нее исходит смертельная опасность. И тут новое впечатление всецело завладело им. Он забыл о старухе. Удивительная музыка звучала за окном. «Если б знали вы, как мне дороги подмосковные вечера», – проникновенно пел певец. Игорь слышал эту песню впервые. Он оцепенел. Песня закончилась, а он долго  еще сидел, не двигаясь. Возвышенная грусть, душевный подъем, восхищение композитором, создавшим такую музыку, переполняли его.

Скоро должен был прийти отец. Как всегда Игорь ожидал его с мучительным нетерпением. Прислушивался к шагам. Ждал: вот сейчас, у двери, шаги затихнут, в замочной скважине повернется ключ. Если шаги удалялись, испытывал горькое разочарование. Иногда Игорь подходил к окну, смотрел вниз, на небольшую площадь перед институтом. Маленькие фигурки людей пересекали ее. Он вглядывался в них, надеялся узнать отца.

Осенью они и еще множество людей стояли на этой площади и смотрели на звездное небо, ждали первый спутник. «Вот он! Летит!» – воскликнул кто-то. По небу, пересекая созвездия, неторопливо и равномерно двигалась звездочка. Игорь как завороженный следил за ней, пока она не исчезла.

Наконец отец пришел. Игорь с бурной радостью бросился к нему.

– Никто не приходил, не стучал? – спросил Лунин. Он был взволнован, напряжен и как-то воинственно весел.

– Нет.

– Мать твоя приехала. Повестку в суд сегодня получил. Ну что ж, суд так суд. Почему мы должны все время от нее бегать?

Кажется, эта новость не очень заинтересовала Игорька.

Лунин поставил на примус кастрюлю с водой.

– Сейчас супчик сварим. – Он стал чистить картошку,  тихо  напевая:  –    Разлука,
ты-ы, разлука, родная сто-орона. Никто нас не разлучит, ни Игорь, и ни я. – Прервал пение, спросил: – По закону мнением ребенка интересуются, если ему исполнилось восемь лет. Тебе семь. И все же, если бы тебе задали вопрос, с кем ты хочешь остаться, со мной или с матерью, чтобы ты сказал? – Он произнес это беспечным тоном,  продолжая чистить картошку. Так спрашивают, заранее зная ответ.

– Не знаю, – спокойно произнес мальчик.

Что это значило? Дух противоречия? Нежелание серьезно отвечать на вопрос, ответ на который очевиден?

Рука у Лунина дрогнула, он чуть не порезался. Он быстро взглянул на Игоря и отвел глаза. Замолчал, замкнулся в себе. Мальчик безуспешно пытался вывести его из этого состояния и, в конце концов, сам угрюмо умолк.

Утром Лунин накричал на сына.

Эти вспышки гнева были несовместимы с его системой воспитания. Они были несовместимы с его сознательным «я». Лунин старался их поскорее забыть. Со страхом гнал от себя мысль, что они могут повториться. Лишь убедив себя, что такого больше не допустит, он понемногу успокаивался.

Заведующая библиотекой Елена Яковлевна, тучная низенькая женщина лет пятидесяти, с хищным орлиным носом, жена известного в Саратове профессора, сулила всяческую поддержку. «Наш коллектив подтвердит, как вы заботитесь о сыне, как он вас любит», – заверяла она.

А он стал подумывать об увольнении. Небольшая библиотечная зарплата и проживание в туалете могли стать на суде весомыми аргументами против Лунина. Он собирался снять квартиру и устроиться рабочим в СМУ. Зарабатывали там неплохо.

Как-то в конце рабочего дня, Елена Яковлевна вызвала его к себе в кабинет. «Скажу сейчас, что хочу уволиться, – решил, входя, Лунин. – Объясню причину. Она поймет».

Вид у заведующей был довольный.

– Добилась-таки я для вас комнаты в общежитии. Я ведь давно обещала. Отдельная комната. Послезавтра можете туда перебираться. – Лунин горячо поблагодарил. Услышав об общежитии, он передумал увольняться. – Вадим Александрович, не могли бы вы помочь сегодня на даче? Всего один час. Работа мужская, а мужу здоровье не позволяет.

Нельзя было отказаться.

– Хорошо, Елена Яковлевна.

– Вот и славно. Тогда сейчас и поедем.

– Я только сына предупрежу.

– Естественно.

Дача была недалеко от города. Лунин ожидал встретить там профессора, но оказалось, что его вчера положили в больницу. Лунин поинтересовался, что он должен сделать. Заведующая немного подумала. Изогнула тонкие губы в неопределенной улыбке.

– Для начала наколите, пожалуйста, дров. Вон там