Пустоцвет

достаточно, дабы окинуть все взором - и поразиться просторам, не побоюсь сего слова, "амбара". Почти сразу у входа стояла огромная деревянная лестница, ведущая на самый верх - чердак (с которого, кстати, даже сено торчало).  Чуть дальше - комод, огромный деревянный сундук. Еще ход - и шкаф (с перекошенными створками). Кровать (!)... гигантская, полностью деревянная... но голая - без перины. Ее использовали сейчас как склад, подставку. Еще чуть в сторону - и целая вселенная стеллажей, заполненная, заставленная просто, казалось, бесчисленным количеством как мелких (пол-, одно-), так и больших (двух-, трех-, пятилитровыми) банками с разного рода консервацией. И если помидоры, огурцы и перец, как и солонину с засоленным в других банках салом, можно было признать - остальное же... только по надписям и рассекретить.
И года... везде учтиво указаны года. И не факт, что где-то... что-то здесь да не застоялось: с приличной такой "выдержкой" сокровища. Ведь если платья... "выйдя из моды", навсегда остались мертвым грузом шкафа, то это - тоже, вполне... может быть грустным памятником трудяги... потонувшего в одиночестве, в привычке и в обреченности, в собственной ненадобности… Ведь как-то никто не спешит являться в сей дом, помимо нас, шальных странников. Как и сама хозяйка: судя по реакции и словам, давно уже не ждет гостей...
 
- Лиз, - несмело ухватил меня за руку Костя и заставил обернуться, встретиться с ним взглядом.
- Да? - взволнованно. Тотчас заколотилось, затрепыхалось мое сердце в груди, сгорая из-за целого всплеска, взрыва чувств: начиная от завораживающих ощущений из-за столь волнующей близости с Пахомовым,  и заканчивая страхом, предчувствием... жесткого, отнюдь неприемлемого для меня… неминуемого решения.
- Мне надо уехать.
Так, да? И сразу... выстрел. Вмиг зажмурилась я болезненно, силясь удержать на ресницах слезы, что предательски в момент проступили на глаза.
- Зайка, - еще сильнее, больнее пронзил меня звуком, отчего даже писк я уже не в силах была сдержать. Вмиг обнял, прижал к своей груди - невольно уткнулась носом своему изуверу в шею.
Позорно всхлипнула:
- Пожалуйста, не бросай меня, Костя!..
- Котик мой. Я не могу. Ты же сама видишь, знаешь... что заварилось что-то жуткое, странное... очень... очень странное. И ты не в безопасности... Я старался... - жгучая пауза, и вновь, торопливо, отчаянно принялся оправдываться: - Ты прости меня.... прости за всё-то, что я там творил. И за грубость, слова, поведение... Зай, но я... для тебя старался. Прости... Я хотел тебя уберечь... от твоей же глупости. Но... честно, не понимаю. Где облажались? Как раскусили? Или какая другая причина всему тому... Черти что. Но я докопаюсь, приведу все хоть в какой-то... терпимый вид - и вернусь. Федосеевна присмотрит за тобой. Она хорошая женщина, добрая. Верь ей, слушайся... прошу. И ребят приставлю: сейчас дождемся их - и все будет в норме. Но, прости... я не могу остаться, - силой немного назад подал, от себя отстранил. Глаза в глаза. Провел по волосам руками, обмер так, ухватив, утопив мое лицо в своих ладонях. Сверлящий, пристальный, манящий взгляд. - Ради твоего же блага. Нашего... пожалуйста, доверься мне. Уступи... И зла не держи. Я же не знал... Даже если какая-то ошибка. Не я бы его, так он бы нас пристрелил. Понимаешь?
Колкие мгновения тишины, его немой мольбы - и поспешно, лихорадочно закивала я головой.
 - Я не знаю... почему он так поступил, - шепчу невнятно. - Да, ненавидел меня... Хотя, скорее, просто раздражала... бесила. Но... не думаю, что уж так сильно я ему дорогу перешла. Чтоб вот так... сначала согласиться так просто на мое участие в операции, а затем - прийти... и хладнокровно застрелить. Я не понимаю... И даже если Роман догадался... не думаю, не могли... нельзя так! - отчаянно, горько (невольно закатила глаза под лоб, давясь очередным приливом шальных соленых потоков).
- Что за Роман? - поспешно вклинивается, перебивает мою тираду.
- Начальник операции, - сглотнуть и тотчас невольно прокашляться. Шумный вздох. - Казанцев, майор, из соседнего подразделения, - немного помолчав, решаюсь добавить, открыть всю правду. - Но он... и есть тот самый осведомитель, что инфу на тебя искал. Я, правда, уверила его в том, что ты не знаешь, кем я нынче работаю. И что разошлись... врагами, и отомстить хотела. Но...
Вдруг рассмеялся добро так, снисходительно, будто над наивной дурочкой потешаясь:
- Хорошо, зай. Я все узнаю. Если на что интересное наткнусь - сообщу. Но ты нос не высовывай. С родителями - даже и мысли не допускай связываться. Я присмотрю за ними, чтобы им ничего не угрожало... и вообще, по мере возможности, надо, чтоб они ни о чем не узнали.
- Но они будут переживать, что я исчезла, станут искать.
- Я придумаю, как их успокоить, - тихо, мерно, будто убаюкивая.
- Инна! - словно осенило меня.
- Что Инна?
- Подруга моя. Можно обыграть, будто я к ней поехала. Что она рассталась со своим очередным парнем... ну и мы...  - пристыжено ухмыльнулась я, пряча взгляд.
- Че, в запой ушли? - ржет неожиданно, еще сильнее сжав меня в своих объятиях.
Захохотала, не сдержалась и я, усовещено:
- Нет, но... так... немного поквасить, а потом моральная поддержка - и пошло поехало. Я отзвонюсь - и объясню.
- Не надо, - вдруг резко, перебивая. - Ни звонить, ни писать, ни как-либо еще себя выдавать. Для своих  ты должна быть заложником. Понимаешь? Пусть так все и остается. А что с твоими родителями делать, дабы... на нервах ничего плохого не натворили, я придумаю. Но это... сейчас не главное. Сиди тихо, не высовывайся. Дождись меня - и тогда уж никому не придется ни о чем переживать.  Не наломай дров, я тебя умоляю.  Хорошо? Ли-из... - отчаянно протянул, будто взывая к остаткам мудрости внутри меня, пристально всматриваясь мне в очи.
Стыдливо рассмеялась я. Чувствую, как уже краснею, будто ребенок под напором мягкого порицания, заботливого воспитания своего опекуна.
- Постараюсь.
Заржал:
- И чего только тебя твой батя... или в милиции научили? "Так точно. Разрешите приступить к исполнению", а не... "постараюсь" - гогочет.
Захохотала и я, совсем уже запылав от обескураживания:
- Может, тебе еще и честь отдать?
- О, да-а, - внезапно двусмысленно, пошло как-то протянул, и тотчас приблизился к моему уху. Едва не касаясь меня губами, обдал дыханием, разливая перезвон шепота (отчего враз истомлено зажмурила я веки): - Я только за... И я уже давно готов.
- Дурак ты!.. - пристыжено рассмеялась я.
- Почему же сразу дурак?.. - хохочет тихо, сдержано. А затем и вовсе приблизился своими губами к моим. Дразнит, манит теплом, жаром своим, но сам не на что не решается.
- Но не здесь же, - смущенно рычу, а сама уже изнемогаю от жажды под его палящим солнцем. Молчит, дразнит, своим безучастием ломая, кромсая меня, будто мачете рубя. Отчаянно борюсь: - А вдруг она зайдет?
- Не зайдет, - поспешно, радостно отозвался. - Она же не маленькая, и не глупая... Догадается... почему мы так долго консервацию выбираем.
Смеюсь пристыжено.
А Пахомов мой… дыханием так и ласкает меня, будто поцелуями. Вот-вот не выдержу - и малодушно застону под этим жутким, сводящим с ума, напором.
- Ну, тогда... расстроится, что еда остынет, - догораю я в полной капитуляции.
- Ли-из, -  опечалено, болезненно протянул, переменившись в голосе. - Ну, какая еда? - горестно. - Я не знаю, когда тебя следующий раз увижу... а ты "еда"...
Вмиг разыгралась, взвыла внутри меня буря, кромсая отчаянием:
- Так не уезжай. Пожалуйста... - жалобно, взмолилась я; короткая пауза, - или давай... за границу уедем. Бросим всё...
- Ты серьезно? - полосонул резкостью, взрываясь в удивлении.
Распахнула веки я: глаза в глаза.
- Да... - тихо, неуверенно, но упрашивая. - Сам же говоришь, что... черти что творится. И Серега... Всё это ляжет на тебя. Ладно, заложница - я всё объясню, исправлю. Но майор милиции! Костя! Что нам будет за это?.. - растеряно; жгучая пауза. Добиваю: - Давай уедем, пожалуйста...
- Я разрулю, - приговором. Черствое, жесткое. Уверенное. - Ладно, - шумный вздох, - еда, так еда, - внезапно, огорошивая меня еще больше, произвел очередной словесный выстрел.
Бойко схватил с полки первую попавшуюся банку - разворот и, вцепившись в мое запястье свободной рукой, будто кандалами, потащил меня за собой на выход.
- Ко-остя! - жалобно, отчаянно, сгорая от боли, заныла, завыла я, окончательно осознавая всю обреченность, ужас ситуации.
Но не отреагировал. Ничего не сказал. Даже не замедлил ход.
И снова деспотичное... беспрекословное веление.
 
***
- А чего только огурчики? - всполошилась старушка. Взволнованный взгляд то на Костю, то на меня. - Там помидорки хорошие есть. В этом году закрывала. Не нашел, что ли? - отчаянно.
- Да всё хорошо, - невольно дрогнул его голос, повышая тон, но тут же осекся. - Нормально. Так съедим. Да и... времени в обрез. Сейчас товарищи приедут - и мне уезжать будет пора.
Шумно вздохнула Анна Федосеевна, печаль исказила ее уста, но ничего не ответила. Лишь расстроено опустила голову, продолжив насыпать в тарелку картошку.
- Сковороду с плиты сними, пожалуйста, - словно очнулась, тотчас подвела очи и уставилась она на Пахомова. - И подставку там, около грубы найди.
- Давайте я, - поспешно вмешалась, сорвалась на ноги я и бросилась в указанном направлении...
 
Ели молча, не смотря даже друг на друга. Лишь только томные, тяжелые вздохи... нарушали болезненную тишину.
 
***
Прошло не больше часа, как вдруг под воротами кто-то издал короткий гудок.
Живо среагировал Пахомов (отрываясь от просмотра телевизора): обуться, набросить на плечи куртку. Взгляд через плечо на меня, моющую посуду:
- Из дома не выходить. Если что - сам позову.
Только за порог. Как тотчас бросаюсь за ним:
- Костя! - отчаянно.
- Да? - обмер, недовольно скривившись.
Секунды сомнений - и отваживаюсь:
- Ты же придешь проститься? - испуганно.
Удивленно вздернул бровями:
- Я с тобой не собираюсь прощаться.
- Ты понял, о чем я! - гневно, болезненно, торопливо.
Скривился:
- Да. Зайду...
 
***
- Че, Харлей? Вляпался? - слышен смех во дворе. В ленивом свете фонаря, да и так - голос знакомый узнаю: Шевелёв. Дружески похлопал по плечу моего Костю. - "А почему со мной такого не бывает?! Головой надо думать, а не *опой!" - паясничая, шутливо перекривил своего товарища тот.
- Иди на**р, - рассмеялся пристыжено Пахомов и вырвался из его хватки. - Думай давай лучше, че делать будем, как дер*мо это разгребать.
- Да че тут думать? Колька и Женек присмотрят. А тех - за я*ца да в тиски - быстро запоют. Главное, что засветились - и вы живы остались. Остальное порешаем...
- Порешать, то порешаем! - раздраженное, едва ли не криком. - Только весь гнойник надо там выковырять... а то, едва расслабимся, в спину засадят.
- Ну, это да. Че там Цветкова?
- Да держится...
- Ну, она хоть не за них?
- Шутишь? - удивленно, с укором.
- Ну, мало ли... свои же... вроде как…
- А свои в своих стреляют?
- А он точно знал, что она там?
- ТОЧНО! Прослушка шла полным ходом. И не думаю, что мимо ушей этого Майора.
- Запись надо будет достать.
- А наша че?
- Че? Ты как ушел... по тебе ничего и нет! Только по Крякову, Мазе и по телкам.
- А Мазаев че, не догадался?
- Да никто ни о чем не догадался! Всполошила только стрельба... и труп организовавшийся. Гавриков твоих нашел, беседу разъяснительную провел - молчать будут. А в остальном... Ну, ты конечно... обязательно ее было по коридору тащить силком?
- А че, камеры?
- Ну,