могла, гвалт стоял безумный, но каким-то невероятным усилием смогла прочитать по его губам:
- М-да. Тихий ангел не пролетел.
Это был приговор.
- Не смогу. Нет! Не смогу. Так я не смогу! – уже я читал знакомые слова в ее глазах. А этот взгляд с некоторых пор был мне знаком очень хорошо.
После спектакля она подошла к Аполлинарию и задала всего один вопрос:
- Вы говорили, что во МХАТ-е играли главные роли. Назовите хотя бы одну?
Тот улыбнулся, почесал затылок и высокопарно ответил:
- Дорогая, Анна, я действительно играл роль. Всего одну, но самую главную. Помните, Станиславский как-то раз сказал замечательную вещь: “Театр начинается с вешалки”.
И тут к своему ужасу она поняла все – Аполлинарий Евграфович Звездинский ее не обманул, он действительно служил во МХАТ-е… гардеробщиком.
- Зачем ты сбежала? Собралось множество людей, все тебя ждали, хотели поздравить, охапки цветов, аплодисменты, прекрасный банкет… А ты, трусиха, исчезла.
Джордж аккуратно подбирал слова, пытаясь понять, что с ней происходит. Все было хорошо, два месяца она летала, словно за спиной выросли крылья, а сейчас сидела на кухне несчастная, уставшая, похожая на собственную тень.
- Устала?
- Ты не понимаешь? – наконец вымолвила она.
- Нет. По-моему все прошло неплохо. Очень хорошо. Замечательно прошло. Зрители были в восторге, актеры тоже.
- Я ненавижу это “хорошо”, это “неплохо”, аплодисменты, овации. Как ты не можешь понять - это было ужасно… Джордж, спасибо тебе. Ты все сделал, все оплатил. Билеты на спектакль бесплатные, шампанское в буфете тоже, бутерброды, шоколадные конфеты… Я ненавижу эти шоколадные конфеты, их съели наверное тонну. Сидели и шуршали весь спектакль.
- Но, все было отлично, зачем так расстраиваться? А как великолепно ты смотрелась! Публика была в восторге!
- Ты действительно не понимаешь? Ты все забыл? Когда-то ты говорил, что любишь Чайку. Не меня, а мою героиню, эти карие глаза. Как ты мог о ней забыть?
Она долго молчала, глядя в пустоту, наконец, снова тихо с отчаянием заговорила:
- А теперь твоя Чайка ходит по магазинам, покупает тряпки, наряды, бриллианты. Купается в чертовой пене. Ездит на приемы, слушает всяческие мерзости, вашу политическую ерунду. Вы даже просто так ничего не можете сказать. Все у вас имеет тайный смысл, эти дурацкие намеки, сигналы – как он посмотрел, в чем был одет, на какой лошади сидел, как пожал тебе руку, поздоровался. Шпионские страсти! Чайка – тайный агент. Напишем для нее новую роль… Я Чайка? Нет, Джордж, я больше не Чайка. Ее пристрелили, сделали вместо нее чучело из ваты, ты этого хотел?
Джордж стал серьезен. Он долго молчал, глядя в темное окно, где тускло мерцали фонари, наконец заговорил:
- Тогда я обманул тебя, Аня. Я всегда любил девочку, комсомолку из высокого волчка.
- Вышнего! Вышнего Волочка! – не выдержала она.
- Хорошо, Вышнего. Но, как можно любить Чайку? Она всего лишь птица. А ты человек, ты женщина, которую я люблю! Понимаешь?
- Женщина? Ты опять врешь, иначе ты не знал бы о той планете.
- О какой?
- И о сером песке, и о звездах. Не помнишь? Джордж, неужели ты все забыл?
- Ах, ты об этом? Серый песок… Все это иллюзия, Аня. Галлюцинация. Миф.
- Это реальность, Джордж. И ты был там, - жестко ответила она.
- Откуда ты знаешь? Подсматривала? – улыбнулся он, пытаясь перевести разговор в шутку, но Анна была неумолима.
- Потому что я тоже была там. Я видела тебя! Просто, тогда на мгновение ты превратился в гениального зрителя и смог попасть в мир иной, подойти к той заветной двери, приоткрыть ее. Это другое измерение, где нет времени, нет границ, пространство бесконечно, там живут удивительные люди, которые когда-то украшали общество, вели его за собой. Эти великие творили, создавая гениальные произведения, оставив их после себя навечно. Поэтому они бессмертны. Ты обманываешь меня, Джордж, и себя ты тоже обманываешь, однажды побывав там, ты не найдешь покоя здесь.
- Реальность? – горячо воскликнул он. - Пусть будет так. Странная чудесная реальность. Но, это лишь мгновение. Сказка. Призрачный миг. А жизнь - штука длинная, и ее нужно прожить не на облаках, а на земле. Стоять крепко на ногах, получать удовольствие, черт возьми! Да-да, удовольствие! Работать, отдыхать, тратить деньги, швырять их на ветер, кататься на шикарных машинах, на лошадях, купаться в роскоши, путешествовать! Все это у нас есть! А ты говоришь - гениальный зритель. Я талантливый дипломат, политик, ты думаешь, этого не достаточно для мужчины, для мужа, для главы семьи? А для тебя я сделаю все. Уже делаю. И ты знаешь это.
- Мне все это не нужно, - прошептала она.
- Чего же ты хочешь?
- Чайка. Я должна ее играть!
- Пойдем спать, - устало произнес Джордж, - сегодня у тебя был непростой день, завтра поговорим. Чайка? Ты уже ее играешь. Все будет хорошо. Завтра… Все завтра…
- Завтра? Ты прав, Джордж, завтра! – и глаза ее загорелись незнакомым огнем, но Джордж этого не заметил. Он так ничего и не понял. Зато заметил я.
На следующий день, когда Джордж вернулся из консульства, жену дома не застал. Мария не могла сказать, куда исчезла хозяйка. На столе в спальне он нашел короткую записку, в которой было всего несколько слов: "Возвращаюсь в Москву. Буду играть в театре. Прости меня, Джордж. Прощай навсегда!”
Джордж был в бешенстве, впрочем, как и я. Она сделала это! Снова сбежала. От кого? Зачем? Куда?
Через два дня Джордж разыскал жену на скамейке напротив Советского консульства, где она мирно спала. Зато он до этой минуты не сомкнул глаз.
- Что с тобой? Почему ты здесь? Анна, как это понимать?
- Они не хотят меня пускать назад, - призналась Анна, очнувшись.
- Слава богу! – воскликнул он.
- Что? – гневно сверкнула глазами она.
- Ты моя жена и должна вернуться домой, - твердо сказал он.
- Жена? Да, жена, но я не твоя собака, - она почему-то улыбалась, глядя на него своими красивыми черными глазами, которые он так любил.
- Аня, пойдем, я тебя никуда не отпущу, - уже спокойнее произнес он.
- Собака, - снова тихо повторила она, мечтательно глядя куда-то вдаль. – А знаешь, у меня есть другой хозяин, вернее конура, и называется она театр.
- Перестань говорить глупости.
- Конура… Только находится она далеко-далеко отсюда. А эти люди не хотят меня туда пускать. Посмотри сквозь решетку. Вон идет человек. Он мой земляк. Он говорит со мной на одном языке. Только, почему-то не хочет меня к себе впускать, как будто я его враг. Там находится кусочек моей страны. Стоит переступить через ограду, и я окажусь почти дома. Потом мне дадут разрешение, я сяду в поезд…
- Ты не понимаешь, что творишь? Сейчас 50-й год…
- Сяду на поезд, и он помчит меня через горы и равнины далеко на восток, долго будет ехать так, а потом Москва, Белорусский вокзал.
- Еще жив Сталин, работает система...
- Я выйду из поезда и пешком босая пойду через весь город. Знакомые улицы, площади, знакомые скверы, парки, знакомое небо. Буду идти так, пока моя любимая Москва-река не преградит путь…
- Они посадят тебя, и это в лучшем случае…
- Я зайду на самую середину моста, а свежий весенний ветер будет обдувать меня со всех сторон. А потом…
- Потом они сошлют тебя на десять лет без права переписки…
- Потом на парапет сядет удивительная птица. Называется чайка, она будет крутить своей гордой шеей, о чем-то кричать, а потом расправит крылья и позовет меня за собой. И полетим мы с ней над столицей.
- Они расстреляют тебя, как врага народа, и я ничем не смогу помочь.
- Там внизу крыши домов, церкви золотятся желтыми луковками куполов, река извивается причудливыми зигзагами, а над головой высокое небо и солнце… Мы приземлимся на площади перед величественным зданием. Это театр. Какой? Любой, мне все равно какой – главное играть. Я не могу жить без этой проклятой конуры, я привязана к ней крепкой веревкой на всю жизнь.
И тут она с отчаянием на него посмотрела: - Джордж, милый, хороший мой, отпусти меня. Ты должен меня понять. Ни один театр в Европе не возьмет иностранку с моим произношением и этим шрамом. Здесь все двери для меня закрыты, а там меня помнят, любят. Там у меня есть шанс. Джордж, отпусти меня, пожалуйста.
Он долго молчал, и было заметно, как тяжело этому взрослому сильному человеку. Потом взял себя в руки и спросил:
- Что они тебе сказали?
- Они не хотят меня пускать назад. Уехала, значит оставайся здесь. Они меня не понимают, словно говорим мы на разных языках.
- Хорошо, пойдем домой, напишем прошение и будем ждать.
- Нет, я останусь здесь, - твердо ответила она.
- Но, они могут рассматривать твой запрос не одну неделю, может быть месяц!
- Джордж, значит, я месяц буду сидеть на этой скамейке.
- Но, ты же понимаешь…
- Джордж, отпусти меня, - в третий раз попросила его она. Он долго смотрел ей в глаза, не в силах отвести взгляд, словно прощался навеки, потом встал, коротко бросив через плечо: - Жди меня здесь, - и твердой походкой направился в калитке консульства. Через час он вернулся, держа в руках бумагу.
- Что это, Джордж? – спросила она.
- Твое разрешение на выезд, - ответил он, - они согласны. Подпишешь кое-какие бумаги и возвращайся.
Джордж и здесь ей помог. Он понял ее. Любимой женщине он не смог отказать даже в этом.
Через несколько дней Джордж Чарльтон посадил Анну Полетаеву в поезд, идущий в Москву. В последний момент он протянул ей небольшой пакетик. Она тут же его раскрыла, и увидела две крошечные капсулы.
- Что это, Джордж? – удивилась Анна.
- Яд, - коротко ответил он и отвернулся, скрыв выражение своего лица. Зачем он ей дал это, она спрашивать не стала. Все было понятно и так.
Жизнь седьмая.
Чего тебе не хватало? - думал я, - зачем ты сделала это? Пожалуй, впервые за свою долгую жизнь я встретил женщину, которая с такой легкостью бросила все – богатство, почет, обеспеченное будущее, мужчину, который бесконечно ее любил и готов был ради нее на все, и отправилась навстречу неизвестности и призрачной мечте. Но, глаза ее светились знакомыми огоньками, эти пронзительные черные глаза, и тогда я понял, что снова буду рядом. Может быть, она знает про эту земную жизнь больше, чем я? Что же – посмотрим. Знал одно – на всей планете не нашлось бы человека, который совершил бы такой поступок. Во всяком случае, таких я не встречал.
А поезд приближался к Москве. Она стояла в коридоре вагона и с трепетом смотрела в окно. Все здесь было знакомое, близкое и такое родное. Казалось, она знает каждое деревце, здороваясь с ним, каждый полустанок. И даже небо было другим – высоким и голубым. И воздух, он врывался в открытое окно, опьяняя свежестью и весенним дурманом. Вот пригород - дома, улицы, люди, неторопливо идущие по своим делам. Нет, не люди – зрители, а город, который ждал ее – огромный театр, где каждый вечер зажигались огни прожекторов и софитов, освещая множество сцен, где шли представления и спектакли. Но, была еще одна сцена, которая так волновала ее, звала, и куда она так стремилась. Оставалось разыскать туда дорогу, вспомнить любимые роли, выйти на подмостки и играть. А путь туда пролегал через этот, так полюбившийся ей, город. И теперь она снова возвращалась. Скоро она будет играть на сцене! На какой? Все равно! Главное – играть.
Интересно, как встретит ее столица? - думала Анна. – Помнят ли ее, любят? Прошло семь лет с тех пор, как она яркой звездочкой сверкнула с экранов кинотеатров,
