оптимизма. Простора для действий нет. Узилище узко, темно да длинно. Грязь и вонь усиливаются. Мерзкая вязкая жижа покрывает ноги выше щиколоток. Разъедает кожу, впитывается в кровь. День ото дня состояние ухудшается. Боли внутри усиливаются. Тяжесть в теле и ломота. Сердце учащённо бьётся. Дыхание воздухом, пронизанном миазмами гнили, трудное. Сон беспокоен, если можно это пограничное состояние, когда разум, бодрствуя, дремлет или дремля бодрствует, назвать сном. Многое прорывается в это полу-бодрствование, то, с чем прежде и не помышляла из соседней реальности. На все лады, на все голоса они, бесплотные, но деятельные, сбивают с пути. Соблазняют уж вовсе чем-то непристойным и немыслимым. Вот и сейчас Марья-кудесница то ли въяве услышала знакомый голос, с характерной хрипотцой и непроизвольным повизгиванием в конце предложения, то ли это снова недобрые проделки тех, которые… Да нет же! Это действительно она! Она?!
Марья-кудесница собрала силу воли в кулак, организовалась, сконцентрировалась.
- Уж не ты ли это, баба Яга, лютуешь там, в кромешной мгле? Голос услышала знакомый, не поверила, спрошу, думаю, удостоверюсь.
Моментально стихли крики и проклятия в неизвестно чей адрес.
- Марья-кудесница, что ль?
- Я, бабушка.
- Дык, не могёт ентого быть!
- Да уж есть, что есть. Но, ладно, мы. Ты-то как без боя в руки далась? На тебя это не похоже. Неужели не сопротивлялась?
- Эх-хе-хе, милая! – раскудахталась баба Яга. – Да кто ж меня, сиротинушку, женщину старую и беззащитную спрашивал! Пришли, сгребли, сюда, в грязь да вонь, приволокли. Я и сообразить-то ничего не сумела. А как просчитала своё положение, начала сопротивляться.
- И как?
- И ты тутой, Василиса Прекрасная?
- Где ж ещё!
- Позволь угадать… сестрица, Василиса Премудрая…
- Да, здесь я, бабушка!
- Ох, ты, метла стальная мне в спину, ступа в голову! Да как же вы в этой приятной компании здесь оказались?
- Оказались, баба Яга, оказались, костяная нога…
- Ладно вы, прекрасные да премудрые… А ты Марьюшка, что ж ты своих чудесных качеств не проявила? Что-то на тебя не похоже…
Вздохнула тяжко Марья-кудесница.
- Пробовала. С первых дней пребывания.
- И как?
- А теперь ты попробуй, бабулечка, свои сверхкачества. Глядишь, что и получится…
- А и попытаюсь!
- После и поговорим…
На протяжении долгого времени раздавались в мрачном чертоге ожесточённые вскрикивания и энергичные причитания. Приходили в движение воздушные массы. Веяло на краткий миг грозовой свежестью. Тусклые вспышки озаряли тёмное узилище. Сыпались искры огненные. И всё: наступила тишина.
- Как дела? – поинтересовалась Марья-кудесница.
Ответила баба Яга, костяная нога, разочарованно и подавленно:
- Как будто сама не видишь… Сильнее моей силы мощь тутошняя, коли мои чары запредельные и умения волшебные оказались бессильны…
Слова Кота Баюна занозой засели в голове Колобка. «Ищи неприметное, лежащее на поверхности, чему значения не придавал, за что глаз цепляется».
Третий час кряду просматривал Колобок донесения. Просматривал внимательно и новые и старые. Не один раз. Думал, что же должно быть неприметным, лежащим на поверхности. Что не сразу в глаза бросается.
Пробили часы полночь.
Сна нет в очах Колобка. Рядом в кресле просторном мирно Дед дремлет, Бабка еды принесла, да рядом с Дедом и прикорнула на диванчике. Двое из ларца попеременно в дверь заглядывают, бдят царёв покой. Хотя, покой ли это, когда нет ясности, каково из себя зло и как с ним бороться.
Снова заглянул из ларца. Бдят, но лица мятые. Понять можно, устали, вот каждый по очереди и дремлют малость. И далее оком неусыпным просматривают коридорную тьму, размытую кое-где дежурным зелёным освещением. Оттого и кажется временами, шастают в серой тьме тени неясные.
На циферблате часовая стрелка передвинулась на одно деление. Час ночи. Высунулась кукушка из дверцы, но Колобок махнул рукой, ступай назад. И снова углубился в чтение. Взял карандаш красный, подчёркивать слова, внимание привлекшие. Почти половина донесений пестрела красным цветом. Что-то начало в голове колобка складываться. Но не в стройное умозаключение, а пока что, эфемерное. Но и это обнадёживало. Чувствовал Колобок, ночное бодрствование даст результат, ниточка отыщется, рядом она, осталось ухватиться…
Три часа ночи. Колобок бодрствует. Свечи в подсвечниках сам меняет, не отвлекается прислугу позвать. Боится, робкая и застенчивая птица-удача упорхнёт, едва сев на карниз его мысли.
Известно, конь без узды быстрее скачет. Интуиция тот же конь, узда – сомнение. Оба чувства в одной связке.
Ходит Колобок по палате от окна к двери, шагами расстояние измеряет. Второй раз прочитал донесения с зелёным карандашом. Все слова и фразы, имевшие двойной смысл подчёркивал.
Пять часов утра. Кукушка, поймав свирепый взгляд Колобка, сноровисто юркнула за дверцу. Светает за окном. Колобок досадует, мысль вокруг да около безрезультатно вертится.
- Царь-батюшка, смотрю, глаз за ночь не сомкнул? – спросил, пробудившись, Дед.
- Не спится, милый мой, не спится. Читаю, - Колобок бросил многозначительный взгляд на заваленный бумагами стол, - пытаюсь поймать… - замолчал Колобок, слово, позабыв нужное, сжав с силой кулак.
Потянулся Дед в кресле и скривил нос. Понюхал грудь, рубаху распахнув, подмышками воздух втянул.
- Надо, Колобок, баню истопить и помыться, - говорит Дед. – За заботами государственными о чистоте собственной забыли. Не ровен час, заплывём грязью.
- Что ты сказал, Дед? – переспросил Колобок.
- Когда? Я много чего говорю.
- Только что!
- Что пора истопить баньку и помыться. Тело попарить, душой отойти.
- А ещё?
- Можно грязью зарасти. Не мывшись.
Глаза Колобка засверкали.
- Именно! – бросился Колобок к Деду. – Именно!
- Да что ты, Царь-батюшка! – удивился Дед неожиданной ажитации Колобка.
Обнимает Колобок Деда и говорит:
- Нашёл. Нашёл разгадку. Как одолеть супостата. Смотри, как же раньше-то не разглядел, а ведь прав Баюн, лежало на поверхности. Присмотреться только внимательно. – Трясёт Колобок перед носом Деда бумагами.- Смотри, Дед, что в каждом донесении пишут: после ухода зла оставался в воздухе мерзкий запах вони, грязь стекала со стен домов и земля покрыта ею.
- Прости, Колобок, - расстроено молвит Дед. – Не в моей прыткости догнать резвость мысли твоей. Грязь, вонь, что с того?
- Эх, Дед, - с укоризной говорит Колобок, - с грязью, чем борются? В бане парятся. Одежду чистую одевают. Избы метут, полы моют. Ты же сам только что сказал, помыться не мешало бы. – Кликнул Колобок одного из тех двух, что из ларца. – Срочный сбор в штабе!
Хлопнула дверь за тем. Что из ларца.
- Дед, знаю теперь, ясная ты головушка, как отыскать зло злодейское и управу найти.
Изложил в расширенных тезисах Колобок перед штабными офицерами свою версию и попросил высказаться. Переглянулись промеж собой офицеры, где это видано, чтобы врага по запаху отыскивать. Но возразить никто не посмел. Многозначительными взглядами обменялись, решились молвить, мол, конечно, идея неординарная и передовая. Как знать, может царь-батюшка открыл новое направление в стратегии и тактике. Время покажет. Некоторые у Колобка за спиной пальцем у виска крутили, царь-то того, спятил.
Находясь под впечатлением от озарения, Колобок решил выступить перед войском.
- Братцы! – от оптимизма Колобка распирало в стороны, лик сиял, очи блистали. – Два часа на сборы. Наступил долгожданный час – выступаем на неприятеля!
Ехал Емеля левыми окольными путями-дорогами. Заезжал в деревни, где похозяйничало зло лютое, старался найти след. В одной из таких деревенек слез с коня, нос закрыл рукавом кафтана, едкий запах вони не разогнал ветер. Отошёл от коня осмотреться, оскользнулся на траве грязной. Выругался, как теперь ехать далее, грязным. Предложил житель той деревни истопить баньку. Парился Емеля с со своим отрядом в баньке и думал, что падение это знаменательное, послужило оно яблоком, на голову одному учёному упавшим. Учёный нашёл ответ на мучавшие его вопросы. Емеля нашёл ответы, его мучавшие. Наутро, чистые после баньки, Емеля с отрядом отправился по следу грязи, оставленному злом.
Не удивились его соратники. Подумал каждый, начальник на то и начальник, чтобы евоные чудачества от озорства простых воинов отличались.
Правый путь также окольным и запутанным оказался.
Исходил Иван-царевич со своим отрядом не одну дороженьку. Не один овраг во чистом поле пересекли, не одну рощицу на пути встретили, напрямик прошли.
Как-то на привале возле одной захудалой деревеньки, которую три дня тому навестило зло, поскользнулся Иван-царевич и через мельтешение ног увидал синеву неба. Дальше всё было, точь-в-точь, как с Емелею. Только его мужики отреагировали на его догадку иначе: коли командир чудачит – быть удаче!
Какие стези пролегали перед Иваном-дураком!
Прямые, аки стрелы. Не обошлось и у него без неожиданного прозрения. Только он закричал, как один знаменитый грек: «Эврика!» и зашёлся смехом, повторяя во всеуслышание, какой же он всё-таки осёл!
Успокоившись, сел на коня и поехал с отрядом по следу, бившему в нос злостным гнилым запахом.
Встретились и стали три друга с отрядами возле леса густого с завалами древними перед непроходимым болотом. Висит над лесом и болотом ядовитый жёлто-сизый туман. Тянет с той стороны запахами уныния и отчаяния. Над землёй, над травой, посеревшей от зловонного дыхания болотного, стелется, клубится чёрно-фиолетово-багровый дым. Воздух пронизан мрачными флюидами опасности.
В жутчайшем онемении застыли Иван-дурак, Иван-царевич и Емеля. Угнетает открывшаяся взору безрадостная мрачная картина. Каждая клеточка тела чувствительно откликается на присутствующее бедствие.
Сколь прошло времени, пока не прошло потрясение, ни Иван-дурак не знал, ни Иван-царевич не догадывался, уж тем паче Емеля не предполагал.
Тихо стояли кони, понурив головы. Молчали мужики, боевой азарт растерявшие. В каждой голове рисует воображение одну страшнее другой картины.
Внезапно со стороны леса и болота донеслись крики женские, помощи просящие.
Встрепенулся Иван-дурак, будто ото сна очнулся.
Потряс головой Иван-царевич, словно морок прогоняя.
Спала с глаз Емели пелена, скрывавшая истинную картину.
- Вперёд! – выхватил меч Иван-дурак и пришпорил коня. За ним его малое войско устремилось.
- За мной! – сотряс копьём Иван-царевич и натянул удила. За ним его малое войско устремилось.
- За Вареньку! – пустил стрелу в сторону леса Емеля, конь сорвался с места в галоп. За ним его малое войско устремилось.
Не успели достичь леса, как из глубины болот им навстречу выплеснулось мрачное, жёлто-сизое облако тумана и поглотило друзей с их отрядами.
Три дня продолжалось стояние на реке Свалке. Зло злодейское в сумраке сиреневом лесов и мрачном тумане болот укрылось, как в крепости, и не спешило выходить сразиться.
Думали-думали в походном шатре-штабе и ничего не придумали. Все ждали от Колобка слова верного. А Колобок тем часом прохаживался перед шатром и смотрел в сторону клубящихся испарений зловонных и кое-какая гаденькая мыслишка в голову
