Думаешь, серьёзный кто замешан?
- На собаках? – Григорий Викторович помассировал виски, снова потянулся к пачке, которую продолжал сжимать в свободной руке. – Даже не знаю. Тут надо поразмыслить, как следует...
- Так где же собака зарыта?
Наступила пауза. Вадим чесал нос, сидя на столе, а его собеседник только тяжело вдыхал мрачную атмосферу кабинета, густо перемешавшуюся с осенней промозглостью.
- Так что мне с адресом делать? – спросил, зевая, Вадим. – Виктрыч, ты спишь, что ли уже?..
- А?
- Я говорю, спишь, что ли уже? Чего мне с адресом делать?
- С каким адресом?
Вадим указал пальцем на лежавший посреди стола тетрадный лист.
- Она ведь не угомонится, это деятельница телефонная!
- Ничего, я сам туда зайду, – Григорий Викторович резко поднялся из-за стола. – Заодно, прогуляюсь перед сном.
- Уверен?
- А то! Мне всё равно по пути, – следователь открыл дверку допотопного шкафа и вынул из его пропахших нафталином недр плащ. – А ты домой ступай. Пивка...
- Да, это можно, – кивнул Вадим. – Спасибо что прикрываешь.
- Так это же по моей прихоти всё. Никак не успокоюсь на старости лет, вот и копаюсь во всякой дряни.
- Ладно, до завтра тогда. Если всё же кого прижать потребуется, говори, не стесняйся.
- Обязательно, – Григорий Викторович пожал протянутую ладонь и закрыл окно.
2.
Марина стояла на крыльце, ощущая себя злобной летучей мышью, – поясница затекла, плечи болели из-за неимоверного напряжения, лопатки упёрлись в стречевую кофточку, стремясь прорваться наружу, минуя мышцы, кожу и ткань, чтобы породить на свет божий что-то не от мира сего. Перед глазами клубилась серая мгла; она приползла с той стороны реки и решительно раскачивалась из стороны в сторону, как на качелях. Складывалось ощущение, будто за непроглядной пеленой повисла незримая рука, что игриво манит к себе изогнутым когтем, терпеливо выжидая момент, когда можно будет пробить тонкую грань реальности, схватить и утащить вовеки веков на другой берег.
«Вот были бы крылья, – думала Марина, обнимая трясущимися руками худые плечи, – точно бы улетела! Ещё тогда, давным-давно, когда погибла подружка. Чтобы не видеть и не слышать последовавшего затем ужаса. Чтобы не чувствовать мрак внутри головы! Чтобы не попадать всякий раз в подчинение злу. Но, к сожалению, низвергнутым крылья может дать лишь дьявол. А улететь и впрямь возможно, достаточно этого просто сильно захотеть. Только какова будет плата за приобщение к неведомому? Кажется, я утратила смысл. Точнее моя сущность, наделённая плотью».
Марина считала себя именно такой: потерянной, выпотрошенной, обречённой. Оболочкой, что наполнена чем-то чуждым этому миру.
«Оно явно не земного происхождения – я уяснила это ещё в детстве. Именно тогда оно завладело частичкой моего сознания; ныне же и вовсе пытается проникнуть в душу, пожирая чувства с лёгкостью космической бездны! А потому, если в один прекрасный день за моей спиной и зашелестят крылья, то это будут мерзкие перепонки, какими машет в ночи невидимая глазу летучая мышь».
Марина обречённо вздохнула. На секунду ей показалось, что всё надуманное за сегодняшний день, и впрямь может во что-то вылиться. В смысле, обрести реальную платформу, на базе которой состоится финальная битва добра со злом. Только вот чьей стороны придерживается она сама?.. Во что верит? Верит ли хоть во что-нибудь?!
«Придётся сделать выбор, как бы сложно это ни было. Иначе и впрямь утратится смысл всего происходящего. А без него зачахнет и жизнь».
Женщина засуетилась, борясь с неприятными мыслями и оцепенением, невольно скользнула руками в карманы кофточки, нащупала липкими от пота пальцами пузырёк алпразолама.
«Просто нужно не всякую ерунду в голове обдумывать, а глотать как можно больше вот этой самой дряни – тогда всё непременно образуется! Жизнь – наладится, а от дурных мыслей не останется и следа!»
Марина «закинулась» двумя капсулами; тут же ощутила стремительные перемены во всём организме, – желудок был пуст и моментально запустил лекарство по артериям и сосудам... в голову, туда, где обжился монстр.
За спиной скрипнули половицы. Марина вздрогнула, пряча пузырёк в трясущихся пальцах; она сжала ладони в кулачки и запустила их подмышки, скрестив руки на груди.
- Марина... – Голос Глеба прозвучал неимоверно глухо, словно из глубокого колодца.
«А может, из другой галактики... или Вселенной».
Марина почувствовала удушье. Она вздохнула полной грудью, ощущая, как стремительно возрастает ритм сердца, а с ним и кровоток; затем медленно обернулась. Сумерки поглотили тени – враг умело путал следы.
Марина проглотила страх: темно и он вряд ли разглядит её зрачки.
Глеб и не пытался: лишь настороженно огляделся по сторонам и скинул с плеч куртку.
- На, накинь. А то прохладно сегодня.
Марина схватила куртку, быстро отвернулась.
- Ты вся дрожишь. Что с тобой?
- А то ты не знаешь!
Глеб смутился.
- Прости, я был не прав.
- В чём именно?
- Во всём, – Глеб сделал паузу. – Это всё из-за меня. Если бы я не психовал по пустякам и больше общался с Сергеем, тогда этого кошмара точно бы не случилось. Я не только про трагедию, но и про всё остальное. Ты понимаешь.
Глеб замолчал.
Марина, хоть убей, не знала, что ответить мужу. Рассудок помутнел. Хотелось просто заснуть и больше не просыпаться.
- Знаешь, – снова заговорил Глеб откуда-то издалека, – у меня такое ощущение, что я приехал на похороны не родного брата, а незнакомого мне человека. Даже эти – не знаю, как их и обозвать – знают о жизни Сергея в разы больше моего.
Марина до крови закусила нижнюю губу: так, хорошо, сейчас тварь насытится и уберётся прочь, тогда настанет ясность, непременно настанет, ведь не может же лекарство настолько сильно подавлять волю и чувства!
И впрямь полегчало: дурман нехотя отступил.
- Хватит сопли распускать, – Марина обернулась, уставилась на мужа мутным взором. – Твой брат сам всё это затеял, и не тебе винить себя в его смерти.
- Но ведь...
- У тебя растут сестра и брат! Ты хотя бы раз замечал, какие между ними отношения?
Глеб рассеянно развёл руками. Между пальцев заклубился туман – он наслаждался игрой: она питала его и всех остальных, что прятались в нём.
- Они ведь ненавидят друг друга. У них взаимная неприязнь, как между Исламским государством и США! – Марина задохнулась от сказанного. – Дай каждому по ножу, даже неизвестно, чем всё закончится!
«Господи, что я такое несу?..»
- Что ты такое несёшь? – озвучил её мысли Глеб.
- То, что есть! – в сердцах ответила Марина.
- Но...
- А вот «но» сейчас стоит на этом самом крыльце, и виновато-то как раз именно оно! И никто другой! Не подумай, я не про гибель Сергея сейчас.
Глеб ничего не ответил.
Марина собралась с духом.
- Тебе, быть может, не понравится то, что я сейчас скажу, но уж придётся, прости. Если кто и повинен в смерти твоего брата, так это, в первую очередь, ваша мать. Потому что она – родитель. И не важно, что там у неё на душе в данный конкретный момент, какие мысли или проблемы. Нужно уметь чувствовать эмоции собственных детей. Как бы паршиво при этом не было самому. Хм... Это что касаемо твоих душевных переживаний. А вот ещё кое-что, на засыпку: мы же с тобой, повинны в том, что наши дети скоро вырастут, и их отношения ничем не будут отличаться от тех, что существовали между тобой и Сергеем, – Марина качнулась и поспешила снова отвернуться. – Вопрос в том, во что к тому времени превратимся мы сами.
Глеб какое-то время молчал. Потом спросил:
- Ты приняла таблетки?
Марина ничего не ответила, только неопределённо качнула головой.
- Я знаю, что ты их по-прежнему пьёшь. Сегодня я целый день думал о Сергее. О жизни, о наших с ним отношениях... Мне кажется, ты не права. Мы ведь всё равно любили друг друга. Несмотря ни на что. По крайней мере, мы не ненавидели друг друга до боли в зубах – за это я могу поручиться. А, вот, на счёт родителей... возможно, ты и права.
Марина вздрогнула; в груди закололо. Таблетки больше не действовали, причём она не могла сказать, почему так. Действие лекарства не могло пройти так скоро! Нет, нет и ещё раз нет! Всё дело в крови, и в НЁМ.
«ЕМУ нужна эта беседа».
- Ты, наверное, не понимаешь, к чему я всё это, – продолжил Глеб. – Наши дети любят друг друга. Просто... Просто должно что-то произойти. Что-то такое, что разобьёт скорлупу и сблизит их, – к сожалению, мы с Сергеем так и не преодолели этого. Может быть, и они сами должны сделать для себя какие-то выводы, что-то решить. А, в особенности, я и ты. И это будет новый уровень. Что-то сродни инсайду или озарению.
Глеб дотронулся до изогнутой спины жены. Марина извернулась и отпрыгнула в сторону, точно дикая кошка.
- Прости, – Глеб одёрнул руку. – Я потолкую ещё кое о чём со Славиным, и мы сразу же поедем домой, – он собирался было уже идти, но остановился и добавил: – Там в кармане куртки телефон – можешь позвонить. Они наверняка уже дома.
Глеб ушёл, а Марина продолжала стоять в темноте, прижимая правую ладонь к влажному подбородку. Её душили слёзы, а лекарство по-прежнему не действовало, словно и не было этих двух проклятых капсул! Марина протяжно выдохнула, с трудом проглотила всё наболевшее, стараясь поскорее восстановить сбившийся ход мыслей.
- Всё я понимаю, – прошептала она, поплотнее укутываясь в полы куртки. – Понимаю, даже получше твоего. Только я не знаю, что с этим всем делать. Как от НЕГО избавиться?
Со стороны реки налетел пронизывающий ветер. Он принёс очередную порцию воспоминаний. Марина вспомнила, как впервые увидела ЕГО.
На следующий день после ужасной прогулки в царство мёртвых, Марину осматривал психолог. Это был седобородый дядечка с впалыми, постоянно слезящимися глазами, добродушно смотрящими из-за круглых стёклышек миниатюрного пенсне. Марине поначалу даже показалось, будто доктору и впрямь жаль не то её саму, не то мёртвую подружку, не то их обеих вместе... Хотя, беспокоило, в первую очередь, не это. Девочка боялась, что попросту не вспомнит, как всё было на самом деле. Почему-то ей казалось, что дядечка непременно станет расспрашивать её о том, что она видела, а если у неё, чего доброго, не получиться рассказать всё как есть, тогда в дело снова включится полоумная бабка.
Однако сердобольный дядечка ничего не спрашивал; он только посветил Марине в глаза маленьким фонариком, измерил пульс, после чего начал показывать странные картинки, больше похожие на кляксы от пролитых на бумагу чернил. И что самое странное: в этих самых каракулях не на шутку запуганная Марина, по словам доктора, должна была распознать что-то материальное, с чем у неё возникают ассоциации в реальности!
Марина тогда просто разревелась, а дядечка засуетился, убрал свои картинки и принялся профессионально успокаивать. Он говорил бархатным голосом, что если у Марины ничего не получается, то это вовсе не страшно, – они попробуют позже, когда она немного передохнёт и успокоится. Марина кивала головой, шмыгала носом и желала, чтобы её поскорее оставили в покое, потому что общество взрослых больше не внушало ей доверия – особенно после перенесённых побоев от бабки и вот этих самых клякс. А плакала она вовсе не от того, что ничего не увидела на показанных ей картинках, – как раз наоборот, Марина прекрасно всё увидела, и это повергло её в истинный ужас!
Марине
