Московское Время. Сборник повестей и рассказов

закончилась жидкость в омывателе, и потому «дворники» лишь развозили грязь по стеклу.
При въезде в Новопеределкино пассажир однако очнулся.
- Здесь налево … Через семьдесят пять метров направо, - четко указывал он путь. - К тому дому с двумя подъездами. Все.
Расплачиваясь, «Хрущев» заметил:
- Вы, уважаемый, жидкость в омыватель долили бы, ни черта ж не видно…
«Вот пообщался с человеком, и ни одной положительной эмоции», - подумал Вилен.
Но настроение его все же улучшилось, когда открыв багажник, он обнаружил емкость с «незамерзайкой».
Вилен залил жидкость в бачок и тронулся, промывая на ходу лобовое стекло. Наблюдать, как с каждым взмахом щеток оно делалось все прозрачнее, доставляло удовольствие. Но недолго. И не потому, что короткое это удовольствие успело пройти, а потому что полосатая палка гаишника преградила путь. Спидометр показывал вполне разрешенную скорость – пятьдесят километров в час. «Так чего ж ему надо?!» - возмутился про себя Вилен.
Желтый, словно натянутый на шар, жилет придвигался к нему.
- Инспектор… - затараторил он скороговоркой, - лейтенант полиции (фамилии, конечно, было не разобрать), ваши документы.
- Пожалуйста. А что случилось?
Мельком взглянув на права, лейтенант погрузил их в карман и объявил:
- Пройдемте, гражданин, в служебный автомобиль для составления протокола.
- Какого протокола? Я же ничего не нарушил!
- Пройдемте, пройдемте…
Когда они расположились в салоне авто, лейтенант указал на небольшой монитор, установленный над приборной панелью. Монитор застывшим кадром показывал «ласточку» Вилена.
- Это ваша машина?
- Да, моя.
- А красный фон на экране видите?
- Вижу. И что?
Белесые ресницы гаишника перестали моргать, чтоб без помех лился сосредоточенный холодный взгляд. Лейтенант наверняка считал себя гипнотизером. Но Вилен оказался не внушаем, а потому опять спросил:
- И что все это значит?
Полицейский отмер.
- Красный фон означает, что вы находитесь в состоянии алкогольного опьянения.
Вилен остолбенел. Но на краю его изумленного сознания наметилась и стала прорастать невероятная догадка: в гаишной машине – прибор Воротникова!
Не в силах согласиться с этим, Вилен произнес:
- Неправда… Нет…
- Вы что ж, газет не читаете, телевизор не смотрите?
- Нет… - продолжал твердить Вилен.
- Ну тогда знайте: с начала этого года служба безопасности движения использует прибор «Лепесток» - чтоб выявлять пьяных за рулем. Согласно приказу МВД его показаний достаточно для установления факта опьянения водителя. Вот так, гражданин. И давайте начнем составлять протокол.
- Да это же нелепость какая-то! Я и не помню, когда в последний раз употреблял спиртное… Я «незамерзайкой» только что лобовое стекло поливал – вот в чем дело! Она же спирт содержит!
- Говорите, что газет не читаете и телевизор не смотрите, а про то, как работает прибор, знаете…
- В общем, я требую, - Вилен решил не отвлекаться от главного, - подвергнуть меня медицинскому освидетельствованию!
- А я вам повторяю: согласно приказу МВД показаний прибора достаточно. Никакого медицинского освидетельствования дополнительно не требуется.
Вилен отступил, уперевшись лбом в скалу. Наблюдая, как заполняются каракулями строки протокола, Вилен подумал, что для гаишника почерк не главное, главное – понимание человека. Вот, например, этот честный малый знает, что с владельца развалюхи – «Жигулей» взятки не получить, а потому и исполняет без колебаний свой долг. А еще он подумал: « Бедная наша страна…» И вписал в протокол, когда тот был готов: «Считаю приказ МВД издевательством над здравым смыслом».
И напрасно, поскольку этим очень возмутил судью Худотеплую:
- Что такое, гражданин?! Вы оскорбляете органы власти!
Не вникая в гаишные каракули, она назначилала ему год лишения водительских прав.
- Ничего, - поддержала Вилена жена, - авось с голоду не помрем.
- Не помрем, - согласился Вилен, - только, думаю, через год машина окончательно сгниет. Проще ее вообще не забирать со штрафстоянки.
Но хуже всего приходилось оттого, что в голове без конца зудел недоуменный вопрос: разве не было покончено с прибором Воротникова сорок лет назад?
Этот зуд изводил, как состриженный волос, упавший за шиворот. Вилен понимал: без Ершова ответа не получить, но не решался встретиться с ним – столько лет прошло, да и расстались они не лучшим образом, захочет ли тот увидеть его? И все-таки, когда терпеть стало невмоготу, Вилен отправился в приемную председателя Совета по укреплению… по защите… – тьфу! – никак не запоминалось Вилену это заковыристое название.
9
Ершов жал руку Вилену и улыбался:
- Проходи, проходи, садись.
Середину просторного кабинета занимал длинный стол, другой – маленький, с примыкавшими к нему двумя креслами - находился в углу.
- Чай, кофе или что-нибудь другое? – предложил Ершов, когда они расположились в креслах.
- Теперь я пью только чай.
- Я с некоторых пор тоже.
Ершов молча взглянул на секретаршу, ожидавшую указаний, и та вышла.
Оба смотрели на закрывшуюся за ней дверь явно дольше, чем обычно глядят кому-либо вслед. И тот, и другой пытались оттянуть начало неловкости, которая неизбежно возникает при встречах после долгих разлук. Предощущение этой неловкости всегда коротко и туманно, но у Ильи и Вилена оно оказалось неожиданно обострено. Оттого, наверно, что оба боялись чего-то скверного впереди.
- Да… - наконец, сказал Ершов, - сколько воды утекло… А ты молодцом! Я тебя сразу узнал!
- И я сразу, когда тебя по телевизору увидел, - продолжил тему Вилен. – Хоть ты теперь и с бородой.
- Да, пришлось вот отпустить… Из-за шрама…
- Шрама?
- Вертухаи постарались… На мою долю много чего выпало… И лагерь, и ссылка…
Он пристально посмотрел на Вилена:
- Ты же знаешь слово такое – «диссидент».
- Ну да… Довелось тебе испытать…
Вошла секретарша и расставила на столике чашки с чаем и вазочку с конфетами. Оба отпили только по глотку: было уже не столь неловко, чтобы сосредотачиваться на чаепитии.
- А знаешь, Илья, ты, получается, как раз тот человек, который на своем месте, - сказал Вилен, с удивлением недопонимая самого себя: то ли он льстит, то ли говорит святую правду.
- Вообще-то я за постами не гоняюсь. Так вышло. Президенту видней, - скромно признал свои заслуги Ершов. – Ты чай-то пей, а то остынет. Про себя расскажи. Жена, дети, внуки?
- Да, да… И дети, и внуки. Живут отдельно. Так что мы с женой вдвоем… А как у тебя?
Вопрос Вилена прозвучал естественно, поскольку было бы неестественно его не задать, но Илья заметно напрягся и замер.
- Я женат, - коротко ответил он.
Подумав, что Илья не хочет бередить раны бывшего друга, ворошить прошлое, Вилен решился ему помочь:
- На Вике?
- Нет, не на ней, - холодным тоном произнес Ершов, явно давая понять, что не хочет говорить о Вике.
Но Вилен уже не мог остановиться:
- А что с ней? Ты знаешь?
- Не знаю.
Илья отмер, но не стал прежним, а сделался неожиданно насмешливо-злым:
- Зачем тебе? Ты ее найти хочешь? Не советую. Ей сейчас, наверно, под семьдесят. Если жива, конечно.
Стало понятно: благопристойному разговору больше не продлиться.
- Что ж, - голос Вилена осел, - я мог бы и догадаться, что ты ее бросил.
- Слушай, Вилен, давай не будем выяснять, кто кого, да почему… Наш роман закончился довольно быстро. Особо и вспоминать нечего.
- Ладно, - мрачно согласился Вилен, - давай не будем. – Ты мне вот что скажи.
Он посмотрел на Ершова пристально, твердо, как бы придавливая взглядом:
- Что стало с прибором Воротникова?
- Я его у Вики забрал, - спокойно ответил Ершов.
- Это, наверно, когда ваш роман подходил к концу?
- Нет, когда я в первый раз освободился. К тому времени наш роман уже закончился.
У Ершова вдруг сделались какие-то дымные глаза, и он произнес будто про себя:
- Но она меня почему-то ждала… Странная…
И тут же отогнав непрошенную мысль, твердо повторил:
- Странная она была. Тебе, конечно, ее жаль. И себя жаль. Только не адресуй мне банальных изречений типа «ни себе ни людям»…
- Не волнуйся. Себя я не жалею. Бог послал мне замечательную жену. А Вику, действительно, жаль. Надеюсь, у нее судьба все-таки сложилась. Ты и правда ничего о ней не знаешь?
- Нет, после того, как я прибор забрал, мы больше не виделись.
- И что было с прибором потом?
- Я его снова спрятал.
- Так как же он тогда попал в руки гаишников?! – недоумение взорвало Вилена.
- Я отдал.
- Что???
- Я отдал прибор. Год назад. Ну, не гаишникам, конечно, а в НИИ МВД. Там его доработали, осовременили, потом оснастили им патрульные машины. А что тебе не нравится?
Как же он был спокоен! Не нарочито, а подлинно, как это возможно только в минуты глубокой убежденности в собственной правоте.
- Илья! – вскричал Вилен. – Разве не ты сорок лет назад был одержим идеей избавить человечество от средства абсолютного над ним контроля?! И что теперь?!
- Все правильно. Дело ведь в том, в чьих руках этот прибор. При тоталитарном режиме – он зло, а при нашей демократической власти от него только польза.
- Это какая такая польза? Та, например, что меня на год прав лишили? При том, что я был абсолютно трезв! Прибор этот, «Лепесток» чертов, уловил спирт в «незамерзайке», которой я побрызгал на лобовое стекло. И будем мы с женой теперь каждую копейку считать, потому что я на машине «бомбил» и тем хоть что-то добавлял к жалким нашим пенсиям, на которые расщедрилась ваша демократическая власть!
- А ты власть не ругай! – у Ершова загорелись глаза. – Из того, что с тобой обошлись несправедливо, ничего еще не следует. Ты посмотри вокруг! К чему люди стремятся? Чтобы только их не трогали, не мешали бы пьянствовать, нарушать на каждом шагу, жить, как хочется…
- Илья, а разве жить, как хочется, – это плохо? – тихо спросил Вилен.
- Плохо! Потому что жить надо по законам.
- Да как же по ним жить, если у нас они пишутся человеконенавистниками?! Так не любить граждан своей страны…
- Не сгущай краски. Это необходимая строгость. А как иначе? Распустился народец… Ну ничего, мы его в чувства приведем!..
У Вилена больше не жгло в груди. На душу опустилась тихая усталость, такая, которая возникает, когда после терзаний от неизвестности наступает ясность.
Вилен встал и направился к двери.
- Ты зачем приходил-то? – остановил его Ершов. – Чтоб я помог тебе права вернуть?
- Нет. Чтобы узнать, чем история закончилась.
- Какая?
- Наша с тобой.
- Узнал?
- Да. Ты Веселиныча и Порватова помнишь?
- Помню. И что? – Ершов исподлобья смотрел на Вилена.
- Ты стал таким же, как они. И, кажется, неспроста…
* * *
Из статьи в газете «Московский комсомолец» от 25 октября 2011 года «Водителей добьют «Бутоном»:
«На пьяных водителей будут охотиться с помощью нового «фоторужья». Специальный прибор, получивший романтическое название «Бутон», с легкостью определит, сколько принял на грудь выпивоха-автомобилист (…) От «Бутона» нельзя будет скрыть такую смехотворную долю этила, как 150 микрограммов. Из чего получается, что запросто можно попасть под подозрение сотрудников ГИБДД, проглотив спиртосодержащую микстуру от кашля или поцеловавшись с нетрезвой спутницей (…) Прибор будет проходить тщательную проверку на основных магистралях города (…)»
2012
 
 
Не читайте на ночь Кафку

1
Запах колбасы густо вливался в ноздри, мощным натиском будоражил рецепторы, и от