Московское Время. Сборник повестей и рассказов

язычком. При наклоне она упруго коснулась грудью его плеча, и Селищев почувствовал, как по руке побежала струйка мурашек.
«Что она вытворяет?!» - подумал Селищев без всякого, однако, возмущения.
- Ну вот, - сказала Вера, когда Нонна перестала рыдать, а Селищев оторвался от табурета, - теперь давайте пить чай! Нет, лучше вино! Такое событие нужно обязательно отметить вином!
Тогда только Селищев вспомнил, почему оказался дома и поморщился.
- Вер, мне сейчас нужно к зубному. Я только за деньгами заскочил: не хватило расплатиться за рентгеновский…
- А можно мы с Нютой у вас поживем? – перебил его Славик. – А то мама замуж выходит.
Селищев пытливо посмотрел на Нонну. Глаза ее тут же налились слезами.
- Я по-твоему не имею права на простое женское счастье?
Селищев смутился:
- Да я что… имеешь, конечно…
Он взглянул на часы, кинулся к письменному столу, где в ящике хранились деньги.
- Так можно нам пожить у вас? – остановил его в дверях Славик.
Из глубины коридора на Селищева смотрели большие медовые Нютины глаза.
«Неужели это явь?.. А, может быть, сон?..» На секунду Селищев замер, а потом сказал:
- Что ж, поживите.
- Гена! – крикнула ему вслед сестра. – Мы тебя ждем!
7
Теперь, услышав в третий раз про бахилы и ресепшен, Селищев не обратил на зомбированного охранника никакого внимания. Сноровисто натянув на туфли синие чехлы, он направился в кассу.
- Ну и куда вы пропали? Платить-то будете? – недовольно спросила кассирша.
После расчета она направила его в регистратуру:
- Там снимок получите.
В регистратуре, однако, никого не оказалось. Селищев присел поблизости на твердый пластиковый стул. Стараясь ни о чем не думать, он закрыл глаза, но молчавший до этого зуб заставил их открыться. По счастью, девушка из регистратуры скоро пришла.
Селищев подал ей чек. Она подержала его и коротко взглянула на Селищева:
- Вас просили зайти в рентгеновский кабинет.
Ничему больше не удивляясь, он поднялся на второй этаж.
- Где вы ходите? – встретила его гневно смотрящая рентгеновская мадам. – Снимок не получился, переделывать надо! Но вы же где-то гуляете, найти невозможно!..
- Ну, вот он, я. Давайте повторим процедуру.
- Повторим… Теперь нельзя: аппарат ремонтируют. Ждите.
Из-за перегородки выглянул Рудик.
- Это вы? – узнал он Селищева. – Я, между прочим, рентген напротив починил. Собственно, и чинить-то было нечего: Аня один тумблер по ошибке не в то положение поставила.
-Учтите, если вы собираетесь туда пойти, мы вам денег не вернем, - предупредила рентгенша.
- Понимаю, - улыбнулся Селищев. – Вы же не отказываете мне в услуге. Нужно только подождать. Часа два. Так, Рудольф Альбертыч?
- Два не два, а поломка серьезная. Может за запасными деталями придется в офис чесать.
- Тогда вынужден с вами попрощаться, - слегка поклонился Селищев мадам.
Ему совершенно не было жалко денег. Какая-то легкость появилась внутри. Такое случается, когда все плохо – хуже уже не может быть, и дух захватывает от того, как хочется знать: а вдруг может?
Этот интерес Селищев довольно быстро удовлетворил. Перейдя улицу и поднявшись на второй этаж, он обнаружил повторение утренней картины: очередь все также тулилась на кушетках и подпирала стены. Картина навевала мысль о том, что вряд ли ему сделают снимок раньше, чем Рудик закончит ремонт.
И тут Селищев увидел… Нюту. Она стояла в проеме двери рентгеновского кабинета. На ней был белый халат, и Селищева осенило: она и есть та Аня – Анюта - Нюта, которая потеряла ключ.
Трагично объявив: «Следующий!» она тоже увидела Селищева, но на лице ее ничего не отразилось. Исчезнув за дверью, она появилась вновь, выпуская из кабинета пациента.
- Гражданин, - указала она на Селищева, - проходите на повторный снимок.
На сей раз глубокий голос ее окрасился грозовыми нотками, видимо, на случай, если очередь вздумает возражать.
- Спасибо, Нюта, - сказал Селищев, плотно закрыв за собою дверь.
Она поглядела на него в упор. На дне этого взгляда что-то таилось, но что – Селищев не понимал.
- Мы же теперь родственники, - ответила она.
- Как же вы, Нюта, ключ потеряли? Я ведь утром здесь уже был.
- Ничего я не теряла. Я его в халате оставила. Там он себе и лежал.
- Зачем же вы сказали, что потеряли?
- А как бы я тогда смогла со Славиком встретиться… у вас на квартире?
- И тумблер перевели, конечно, нарочно.
- Ну да.
- Вы, Нюта,.. отчаянная девушка… Ладно. Начнем?
- Прижмите пленку большим пальцем к десне, вот так, - говорила Нюта, не сводя с Селищева все тот же взгляд. И в том же деловом тоне вдруг сказала:
- А вы мне нравитесь.
Развернулась и пошла к аппарату.
«Так вот почему она так смотрела! - оторопел Селищев. - Если это все, конечно, не игра…»
- Держите, не отпускайте палец! – зная, что он теперь в растерянности, выкрикнула Нюта из-за перегородки.
Аппарат сработал. Подойдя к Селищеву, она заученно проговорила:
- Снимаем с пленки обертку. Пленку – мне, бумажку в корзину. Ждем в коридоре.
И ни разу не взглянула на него.
8
Когда Селищев, наконец, оказался в хирургическом кресле, зуб уже ныл не переставая.
Но жаловаться на него было грешно. Сколько ж еще оставаться в забвении?! Он и так слишком долго сдерживался, почти все время молчал, чтоб не омрачать, не отравлять… Но надо ж к нему и уважение иметь. Будто он не больной зуб, а какой-нибудь юношеский прыщ!
Селищев, ожидая приговора врача, скрючил пальцы на ногах: ему очень не хотелось расставаться со своим благородным зубом.
- Ну что ж, - заключила милая докторша, - зуб мы удалять не будем, но его надо лечить.
Я сейчас обработаю десну вокруг зуба, ну а потом – к Додину, он лечением займется. Не возражаете?
Селищев никак не мог унять глупую улыбку.
- Если не возражаете, тогда сделаем замораживающий укольчик. У вас есть аллергия на какие-нибудь лекарства?
- Нету, доктор!
Она склонилась над ним и словно опустила этим движением тишину – плотную, глухую. Селищеву показалось, что он утонул в стоячей воде, но может дышать и ясно видеть через глубину обращенное к нему лицо. Так было, пока губы на этом красивом лице не дрогнули и тревожно не произнесли: «Вам плохо?!» Селищев вынырнул, шум забился в ушах.
- Что?!
- Как вы себя чувствуете?
- Нормально.
- Ну вот, а сказали, что у вас ни на что нет аллергии…
- А в чем дело?
- Вы ненадолго потеряли сознание - реакция на укол. Сейчас точно все хорошо?
- Точно.
- Больше меня не пугайте. Я уже почти все сделала.
«Надо же, как барышня, в обморок падаю, - подумал Селищев. – А так хорошо, покойно было… Что мне еще этот садист Додин скажет?»
- Как?! – удивился Додин. – Вам хирург не стала рвать зуб? Почему?
- В карточке все написано.
Додин нашел в медицинской книжке нужный лист, поводил коротким пальцем по строкам.
- Ну правильно. Зачем же зуб рвать? И я говорю – не надо. Будем лечить.
Он закрыл карточку, прихлопнул ее и заулыбался мелким бесом:
- Но на сегодня прием окончен. Записывайтесь и приходите в следующий раз.
«Черта-с-два я к тебе запишусь, - решил про себя Селищев. – К любому другому, только не к тебе».
За порогом поликлиники Селищев почувствовал, как поднимается у него настроение. И ведь было отчего! Во-первых, зуб остался при нем, во-вторых, благодаря чудесной докторше-хирургу тот совершенно перестал болеть. В общем, проблема разрешилась. Хоть и не до конца, хоть и ценой немалых усилий…
Селищев начал перебирать в памяти эпизоды минувшего дня и вдруг натолкнулся на… семейку, поджидавшую его дома. Как же он мог такое забыть?! Хорошее настроение вмиг улетучилось: макушку просквозило холодком, и на плечи осела какая-то тяжесть. Что же делать?.. А Вера? Ей-то все это зачем?
Тут же, легка на помине, она и позвонила.
- Привет! Ты скоро домой?
- Иду уже.
- Я в холодильник твой заглянула – там мышь повесилась. Купи по пути колбаски какой-нибудь, сырку…
- Ладно, - сказал Селищев, нажал отбой и подумал: «Отмечать собрались, а сходить за закуской лень. Видно, большой лодырь, этот Славик. Или просто у «святого семейства» денег нет… Скорее, и то, и другое. А где, кстати, Нюта? Поликлиника, наверно, уже закрылась».
Он оглянулся без особой надежды ее увидеть и, конечно, не увидел.
«Папа», - не зло усмехнулся Селищев, вспомнив ее поцелуй.
Первый встретившийся Селищеву гастроном оказался этаким островком прошлого. В нем по старинке возвышались витрины с продуктами, за прилавками стояли продавцы, на расписном потолке цвели узоры, а на стенах рельефно выступали округлыми буквами названия отделов – кондитерский, молочный, бакалея… Да, это была чья-то удачная задумка – открыть в исторической части города именно такой гастроном. А, может, никто ничего не придумывал, и магазин этот существовал всегда? Есть же на Покровке булочная, которая располагается в доме №1 с незапамятных времен (раньше помещение занимала строительная фирма, о чем свидетельствует кафельная плитка, вмурованная в стену рядом с входом: «Декоративно – Строительная Контора. Артуръ Перксъ. Москва. 1912 годъ», но кто же об этом может помнить?)
И все-таки, если гастроном существовал здесь всегда, почему Селищев обнаружил его лишь сейчас? Странно… И тем более непонятно, отчего ему кажется, будто он уже в нем бывал? Правда, это ощущение, как паутинка, щекочущая лицо, все время ускользало, и Селищев то и дело останавливался, настороженно поглядывая по сторонам, словно можно было увидеть, откуда оно берется… Оказалось, что можно.
Купив бутылку коньяка, сыра, хлеба, фруктов, Селищев подходил к мясному отделу, когда нос его уловил запах языковой колбасы. Вот откуда прилетало к нему его «дежа вю»!
От изумления он замер: все было, как в его сне! И очередь, и продавщица, которая очень походила на его соседку Зою Никифоровну… Несколько секунд Селищев колебался, вставать ему за колбасой или нет. И хотя сон, если он в руку, не сулил ничего хорошего, слишком уж манило его войти в предлагаемые кем-то и неспроста обстоятельства.
Примкнув к очереди, Селищев понял, что дважды ступить в одну и ту же реку можно: как и прежде, он тревожился, продавщица сновала между холодильником и прилавком, очередь росла. В ней он заприметил и мордатого гражданина, и сухонькую старушку, у которых ему не суждено будет вызвать теплых чувств. Когда подошла его очередь, он увидел, что продавщица не просто похожа на его соседку, но она и есть Зоя Никифоровна!
- Ну что, сосед, сколько взвешивать? – громко и весело спросила она, тоже узнав Селищева.
Прилавок, однако, был пуст. «Знаем, чего она так радуется», - отметил про себя Селищев, но решил ответа не менять:
- Килограмм.
Он знал, что сейчас Никифоровна исчезнет, но совершенно не был готов к ее возвращению… с двумя батонами колбасы в руках. Ход событий явно менялся, и рой возникших от этого мыслей сковал Селищеву мозг.
Тем временем Никифоровна резанула здоровенным ножом по батону, бросила отвалившийся кусок на весы и провозгласила:
- Кило двести! Брать будете?
«С весом она ошиблась, - начал растормаживаться Селищев. – К чему бы это? Если сказать, что много…»
- От куска я ничего отрезать не буду! – опередила она заключение его еще вялого мозга и грозно надвинулась:
- Долго думать будем?!
- Мужик! – услышал Селищев позади себя. – Бери или отваливай!
И еще донеслось до него, как шелест:
- Сами не знают, чего хочут…
- Беру! – решительно ответил Селищев.
- Триста