уходим! Быстро уходим, Карлос!
«Аудиофайл Санта-31.
Сон.
У меня давно не было сновидений, доктор. Последние две недели сон мой был спокоен. Ничто не тревожило меня, не волновало.
Каждый вечер я проваливался в яму сна, и выбирался из неё каждое утро – ни разбитым и уставшим, ни отдохнувшим и полным сил.
Без слабости и силы, в отстранении от самого себя.
Две недели длилось равнодушие ночи.
Сон был пуст и лишён смысла. Но отсутствие смысла означало спокойствие духа, и потому бессмысленность сна отчасти меня радовала. Душа моя слаба до крайности и малейшие переживания разорвут её на куски.
Но всё же… Иногда хотелось увидеть хоть что-то. Кусочек неба, блеснувший свет. Картинку, хотя бы мельком.
Иногда я думал: «Неужели внутри меня больше ничего не осталось? Нет больше воспоминаний о прежней моей жизни, и фотоальбомы моей памяти пусты, и разум разучился рисовать цветными мелками».
Что ж… Наверное, я мог бы жить и так.
Но сила нашлась во мне, и прошлой ночью я увидел свет. Свет во сне.
Поначалу он был слабым, будто пробивающимся сквозь плотную, густую пелену серого тумана.
Я шёл на этот свет, и завеса рассеивалась, становилась всё прозрачней и прозрачней.
И свет становился сильнее и ярче. Он приобретал цвет. Тревожный и тяжкий.
Мелкие осколки камней захрустели под моими ногами, и поднимаемая порывами холодного ветра белая пыль заклубилась в воздухе.
Мне было трудно дышать, доктор. Клянусь, я до сих пор чувствую солоновато-горький вкус перетёртого в пыль камня!
Я шёл по каменистой, мёртвой долине, освещённой красно-багровыми лучами невидимого мне солнца. Именно так: невидимого!
На небе не было туч. Небо было будто затянуто алой, подсвеченной с разных сторон тканью. Иногда казалось, будто на небе я вижу складки этой ткани, но…
Солнца я не видел. Был лишь тревожный этот, тяжёлый, давящий на глаза свет.
Не помню, сколько времени брёл я по этой долине. Не знаю, куда я шёл и зачем.
Во сне всё всегда так странно, непонятно, непредсказуемо и непостижимо. У снов своя логика, понятная лишь в рамках сна, и доступная лишь мире, созданном сном.
Не знаю, путешествует ли во сне наша душа, и если путешествует, то куда именно… Не знаю! Быть может, мир сна иллюзорен и существует лишь под сводами нашего черепа.
Не знаю, где этот мир и существует ли он после того, как мы уходим из него. Но все его причины и следствия, понятные и постижимые во сне, уходят после пробуждения.
Вы понимаете меня, доктор? Понимаете, конечно! Вы сами говорили об этом…
Быть может, я просто повторяю ваши слова? У меня хорошая память, доктор! Вы сами… Да, сами говорили!
Вы знаете, куда я шёл? И зачем? Объясните мне!
(перерыв в записи – 3 минуты 42 секунды)
Продолжение.
…Увидел холм посредине равнины. С вершины холма исходил яркий, так контрастно выделяющийся на общем мрачном и тусклом фоне яркий, оранжево-белый свет.
Да, у меня была цель. Теперь я шёл на этот свет, я поднимался вверх по довольно крутому склону, хватаясь за выступавшие из плотного, слежавшегося песка острые края камней.
Ладони в мои были в порезах, но отчего кровь не текла из глубоких ран и я не чувствовал боли. Совсем, совсем не чувствовал боли!
Я остановился и с удивлением смотрел на ладони. Края разрезанной кожи далеко расходились, а между ними чёрными полосами виднелась сухая и завяленная, совершенно лишённая влаги плоть.
Моя плоть.
Я давно подозревал, что сделан из мертвечины, но не думал… В задумчивости я откусил свой палец, мизинец на левой руке, прожевал его и обнаружил, что он очень вкусен.
Я всегда любил вяленое мясо. Вот только соли было в нём много!
Подкрепившись, продолжил подъём. И на вершине холма обнаружил странный предмет, выглядевший как огромный, метров до трёх в высоту и метра два в ширину, металлический шкаф, густо усеянный разноцветными переливающимися лампочками. Самая же большая лампа, испускавшая привлекший моё внимание бело-оранжевый цвет, закреплена была на самом верху, яркой световой короной венчая загадочное это многоцветное сооружение.
Два человека с белых комбинезонах стояли возле этого прибора. Да, конечно, это был какой-то прибор, устройство…
Инженерное любопытство, доктор! Куда деться от него…
Эти люди не смотрели на меня. Они совершенно не обращали на меня внимания. Поначалу они вообще никак не отреагировали на моё появление.
С озабоченным видом они крутили какие-то ручки на корпусе прибора и дёргали рычаги.
Возможно, в ответ на их действия, а, возможно, и подчиняясь какому-то иному влиянию или заложенной в приборе программе, лампы на панели загорались и гасли, мигали, ярко вспыхивали или пригасали до едва заметного света.
Время от времени где-то внутри, в глубине огромного этого шкафа что-то начинало гудеть и тяжело ворочаться, так что прибор начинал заметно раскачиваться и подрагивать.
Но продолжалось это недолго. Секунды. Затихало…
Наконец я не выдержал и обратился к операторам. Я спросил: «Что это?»
Не знаю. почему я не поздоровался с ними. Быть может, во сне мы были уже знакомы? Они же нисколько не удивились моему появлению… Похоже, будто ждали меня.
Доктор, могли они меня ждать?
Они ответили мне: «Машина…»
Да, ветер усилился. И исходящий с неба свет стал ярче.
Они сказали: «Машина Жизни. Хочешь стать живым?»
Я ответил: «Хочу!»
Тогда они сказали мне: «Танцуй!»
И дёрнули какой-то рычаг.
Машина заиграла. Я не видел на корпусе динамиков, но звук исходил явно от неё.
Мелодия была громкая, аритмичная, грохочущая. Будто невпопад, безо всякого счёта, били кувалдой по стальному листу, и звук этот смешивался с боем барабанов, отчаянным визгом расстроенной скрипки и сиплым пением заглушенной сурдиной трубы.
Я начал танцевать, приседать и подпрыгивать. А несуразная мелодия эта звучала всё быстрее и быстрее, и лампы вспыхивали всё ярче.
Люди в комбинезонах присоединились ко мне, и мы вместе стали танцевать, прыгать вокруг машины.
А Машина Жизни тряслась, будто в лихорадке. Металлический корпус её звенел и кренился из стороны в сторону. А потом жёлтые молнии стали бить от Машины в разные стороны.
Горло пересохло, я задыхался. У меня уже не было сил! Я не мог больше танцевать… Но не мог и остановиться!
Проклятая Машина играла и светила лампами, она вела меня, она не выпускала меня из танца, она дёргала меня за руки и за ноги.
Я прыгал, наклонялся, приседал. Мычал и выл, пытаясь петь.
«Ты живой!» кричали операторы. «Живой!»
Не знаю, как я добрался до края холма. Ноги мои подкосились, и я покатился вниз. Голова моя ударялась о камни, но по-прежнему я не чувствовал боли.
И подумал: «Врёте!»
Машина не помогала. Я слышал музыку, и она становилась всё тише и тише.
А потом я потерял сознание.
Меня рано разбудили. Понимаю, у нас много дел. Но эта Машина…
Мне кажется, доктор, я мог бы её настроить. Я уловил закономерность! Лампочки в третьем ряду загорались при повороте датчика на правой панели, при этом…
Конец записи».
- Здесь останови!
Водитель остановился метров за пять до въёзда во двор. С этого места виден был угол дома и окна явочной квартиры.
В окнах виден был ослабленный вертикальными створками жалюзи, но всё же ясно различимый на общем тёмной фоне дома свет.
«На месте» отметил Никеев.
Он вынул трубку. И минуты две не решался набрать номер.
- Проверить квадрат? – предложил водитель.
- Зачем? – безжизненным, равнодушным голосом спросил Никеев.
- Ну…
Водитель пожал плечами.
- Ситуация потенциально… хреновая. Квартира под наблюдением.
Никеев покачал головой.
- И без нас есть кому об этом позаботиться. Мы своё дело делаем. Оставайся в машине…
«На месте они, все на месте. Я точно это знаю! Они мне верят. Они уверены в своей неуязвимости. Они уверены в нашей защите. И, похоже, забыли удачливые ребята, как быстро наша контора избавляется от лишних людей. Как быстро она умеет обрубать хвосты. А ведь я – часть такого хвоста. Потому плохо мне? Потому? Не жалость, не привязанность. Нет у меня, и не может быть привязанности к этим подонкам. Но… Теперь чувствую, кожей, мясом, нервами, всем, что есть – чувствую, что связан я с этими… С этими трупами! И что бы ни говорили, как бы ни улыбались, какие бы слова ни говорили и как бы ни пытались успокоить – не будет покоя! Не будет веры словам! Слова отзвучали – и нет их. А ниточка – вот она! Есть! И будет всегда… Сколько это ещё протянется… А она будет!»
Никеев включил мобильный.
- Проконтролируй эфир, - приказал он водителю.
Водитель достал с заднего сиденья прибор, похожий на ноутбук. Раскрыл его, провёл настройку. Выждал секунд десять и посмотрел на экран.
- Перехват не фиксируется. Канал под контролем.
«А что толку от этого контроля?» с нарастающим раздражением подумал Никеев. «Если квартиру пасут, так там и «жучков» могли наставить, и через окна прослушать… И мало ли… Как же звонить не хочется! Но я ведь сам надрессировал этих головорезов только на мой голос и мои команды реагировать. Сам был с ними на связи. Дурак! Вот влип… Идиот!»
Он провёл пальцем по гладким кнопкам мобильного.
- Чайник закипел.
Вальтер дождался щелчка и после этого снял пластиковый чайник с держателя. В высокую кружку, где чёрные, крупные чаинки насыпаны были горкой едва ли не до четверти высоты, лил он кипяток медленно, будто отмеряя каждый грамм.
Он так и не отучился от старой, армейской ещё привычки заваривать чай в кружке. Непременно большой и высокой. Чтобы побольше вместила она до чифирной смоляной черноты и горчайшей крепости заваренного чая.
И ещё…
Вальтер достал из внутреннего кармана плоскую фляжку и плеснул в настой коньяка.
- Не положено, - пробурчал Бек. – Приказ ждём, от старшего. Считай, на задании…
- Ты мне ещё инструкцию какую-нибудь почитай! – отозвался Вальтер. – С каких это пор таким правильным стал?
Бек не ответил ему. Он молчал, отвернувшись.
- Смурной ты какой-то. И разговаривать не хочешь…
Вальтер отхлебнул смешанный с коньяком чай. Посмотрел на часы.
- Опаздывает товарищ полковник. Извиняюсь, задерживается.
Бек подошёл к окну. Слегка отодвинув полоску плотной ткани, посмотрел во двор. Убрал руку. И замер в задумчивости.
Вальтеру стало не по себе. Он знал о невероятной, фантастической интуиции Бека, его зверином чутье и умении предвидеть опасность. Знал и чувствовал, что это самое хищное чутьё, волчий нюх чуял где-то рядом скрытый капкан.
Потому и сжимается пружиной Бек. Потому от выжидания готовится перейти к броску. Только вот… Откуда опасность исходит? На кого бросаться? И куда бежать?
- Отошёл бы ты от окна, - попросил Вальтер.
Не приказал, не потребовал – попросил. И голос его прозвучал как-то неуверенно.
Бек послушно отошёл и снова сел на стул, что стоял посередине кухни.
- Чувствуешь что-то?
Бек кивнул.
- И чувствую, и вижу.
Вальтер двумя глотками ополовинил кружку. И замер, ожидая, пока огненный комок прокатится по пищеводу.
Потом на коротком выдохе произнёс:
- Что?
- Фургон во дворе, - тихо произнёс Бек. – В дальнем углу, в стороне от парковки. За тополями прячется. У меня хорошая память, Вальтер. Хорошая?
Вальтер кивнул.
- Не хуже моей!
- Именно, - продолжил Бек. – Две вещи беспокоят. Я последний
