перекресток (роман-фарс)

перекрёстке землю обрабатывали.
- Да, неужели? – изумился Олег.
- Да, да. Я сам этого не ожидал. Но раз так решил суд, значит, сомнений быть не может.
- Ну, дела, - выдохнул Комков, - значит, ты теперь бизнесмен?
- Выходит, что так. Во всяком случае, как всякий порядочный бизнесмен, имею свою фирму, счёт в банке, бухгалтера, адвоката и плачу налоги.
- Круто, - только и смог вымолвить Комков, - слушай, Бычара. Извини. Саня, возьми меня на работу.
- Ты же вроде у Лёвки Линькова трудился.
- У него было сокращение, вот меня и сократили, как пришедшего в фирму недавно. Ну, так, что Сань?
- А что ты умеешь?
- Всё, - выпалил Комков. Он посмотрел на перекресток и с воодушевлением продолжил:
- Я всё могу. Могу за рабочими следить, могу с документами бегать, могу отвечать за технику безопасности, могу разные бумажки писать. Наконец, соглашусь даже быть твоим личным шофером, причем на своей машине буду тебя возить.
  Быков принял осанистый вид:
- Как тебя Олежек скукожило, совсем, что ли без бабок сидишь?
- Таксую, - мотнул головой Олег.
- Ладно, я что-нибудь придумаю. А ты пока иди в конторку, - Быков показал на строительный вагончик, - там сидит бухгалтерша, она же и за кадры отвечает. Напиши заявление на моё имя о приеме на работу. Только не пиши кем. Это я сам решу.
- А платить, сколько будешь? – спросил Олег.
- Не волнуйся, с голоду не умрёшь, - снисходительно усмехнулся Быков, - только у меня придётся поработать. Это тебе не у Лёвки штаны просиживать.
- Я согласен, я работы не боюсь, - уверенно, глядя широко раскрытыми глазами на будущего работодателя, выпалил Комков. При этом удивился про себя, откуда Бычара знает, просиживал он штаны в «Новой Экономике» или трудился в поте лица? Наверное, Быков хотел, чтобы до Олега дошло, что «Светофор» - это более серьёзная организация, чем фирма Льва Евгеньевича, и работа здесь синекурой не является.
  Через два дня Олег Комков был принят на работу в ООО «Светофор» заместителем директора по общим вопросам. Пытаясь выяснить у директора круг своих должностных обязанностей, Олег услышал:
- Что скажу, то и будешь делать. Общие вопросы – это вообще все вопросы, которые могут возникнуть.
  В первый рабочий день, который пришелся на пятницу, никакие общие вопросы не возникли, и Комков изнывал от безделья. Строительство перекрестка шло своим чередом и его вмешательства не требовало.


  ГЛАВА 28


     Лев Евгеньевич проводил в своем кабинете совещание. Он страстно рассказывал о новых планах, о возможных перспективах, об огромных заработках, которые ждут сотрудников фирмы, если, конечно, они приложат все усилия для реализации этих планов. Сотрудники молча слушали, никто даже не записывал. Эти совещания никогда ни к чему не приводили. Никому конкретно ничего не поручалось и, стало быть, ничего не делалось, и не проверялось, как сделано. Все знали, что главный доход идет от продажи оргстекла, разливного ацетона и  соды. Все остальное было только в мечтах их начальника, и никогда не реализовывалось.
   В конце своей речи Лев Евгеньевич произнес:
- Кроме того, всем вам известно, какая накладка произошла у нас с последней покупкой соды. Мы считаем, что в этом виноват в большей степени Перельман Вениамин Аронович, которому мы поручили встретиться с продавцом и выяснить его полномочия, но он этого не сделал. Мы считаем, что половина принесенных нам убытков, которые точно подсчитает Елена Рэмовна, он обязан внести в кассу фирмы. Все, все свободны.
   Венька, аж, поперхнулся. Он встал и тихо сказал:
- Ничего я за твою дурь платить не собираюсь. Сейчас принесу заявление на расчет.
  Венька выбежал из кабинета, за ним ушел Грибов, а затем все остальные.
- Давно пора было его выгнать, он нас обворовал, - сказала оставшаяся в кабинете Елена Рэмовна.
  Линьков ничего не сказал в ответ. На душе у него было скверно. Он и сам пожалел, что так зацепил Перельмана. Лев Евгеньевич понимал, что Венька для его конторы – это всё. Не Грибов, не Комков, а именно Венька. Венька умел всё, всех знал, был неуступчивым продавцом, приносил много доходов. Прогнать его, значит обречь себя на исполнение обязанностей Перельмана, распрощаться со счастливой возможностью работать только до обеда. Но таков уж был Лев Евгеньевич, признать самого себя виновным в неудаче было выше его сил. И главное, что никаких убытков он с Веньки не взыщет, разве что удержит из выходного пособия, что тоже было сомнительно.
Вслед за Перельманом рассчитался и Грибов. И остался Лев Евгеньевич без менеджеров мужского пола, но с бухгалтерией, отделом кадров в лице тестя, и женой экономистом. Любому нормальному предпринимателю было очевидно, куда в скором времени приведут такие перемены фирму Льва Евгеньевича.
Лев Евгеньевич в начале девяностых, то есть когда разбогател, поверил в свою исключительность. Ему казалось, что  он такой талантливый и умный, раз смог заработать много денег. Он даже вывел свою теорию становления любого бизнеса. По этой теории для раскрутки сначала нужны связи, потом деньги, а потом опять связи. И хоть проверить эту теорию на практике было сложно, но Линьков свято верил в ее правоту. Сейчас он себя считал находящимся на третьей стадии, то есть когда деньги уже не играют никакой роли в развитии его бизнеса, а важны только связи. И пусть эти связи будут даже сомнительными, как с Филоном, но они работают и приносят доход. Так Линьков считал ровно до последнего случая с содой. И сейчас, перебирая в уме всех знакомых и приятелей, он с ужасом обнаружил, что все они скорее нужны ему, чем наоборот. Никак эти дружбы и приятельские отношения на развитие бизнеса не повлияют. Причем те люди, которые ранее сильно способствовали его бизнесу, отдалились от него настолько далеко, что к ним уже и не обратишься. А из-за чего отдалились? Да всё очень просто, кинул их когда-то Лев Евгеньевич. Кому-то не доплатил, с кем-то не поделился, чью-то роль в деле посчитал вообще не заслуживающей внимания. Сознавая это в глубине души, Лев Евгеньевич надеялся, что его таланты за долгие годы работы пол дня, никуда не пропали и какое-то озарение в виде нового дела с большими доходами к нему придет. Придет неожиданно! Он даже представлял себе, как это произойдет. Однажды, во время обеда в столовой фирмы, он не донесет очередную ложку супа до рта и прокричит:
- Все сюда! Я придумал.
 Все сотрудники кинутся к его столу, и он расскажет свою идею. Все ее сразу оценят, будут сокрушаться, как это им самим в голову не пришло, а кто-то прошепчет:
- Гений.
 И не будет слаще музыки для ранимой души Льва Евгеньевича. И всё наладится, а Венька с Грибовым ещё будут проситься обратно, но он их не примет.
    Всё это было хорошо. Но время шло, а никаких идей на голову Льва Евгеньевича не сваливалось кроме одной. Лев Евгеньевич был человеком образованным и, конечно, читал о приключениях солдата Ивана Чонкина. Даже при этом смеялся над незадачливым «учёным», который воспел продукт естественных человеческих отправлений и использовал его не только как удобрение, но даже и гнал из него самогон. И вот теперь Лев Евгеньевич фактически пришел к тому же самому. Правда, вместо человеческих отходов, он решил использовать куриные. Одним словом, решил Лев Евгеньевич разливать в бутылки и продавать новое жидкое удобрение, которое при добавлении в почву производило на растения такое впечатление, что росли они даже на асфальте. Назвав разбавленное водой куриное «дерьмо» гумусом, Линьков принялся за дело. Источник сырья был рядом, благо птицефабрика была построена за городом еще до рождения самого Льва Евгеньевича. Руководство фабрики было радо даже приплатить фирме Линькова, лишь бы он избавил ее от накопившегося за долгие годы куриного помета. Разливать гумус в бутылки, было решено на производственной базе. Правда, бомжи, разливавшие до этого ацетон, вдохнувши гумуса, наотрез отказались от такой затеи. Но Лев Евгеньевич обещал им прибавку к жалованию, и они, принюхавшись, согласились. Правда, остальные работники базы подали заявление об уходе. Кто-то ушел, кого-то удалось уговорить, но через месяц первые красивые бутылки с новым замечательным удобрением увидели свет. Лев Евгеньевич наполнил свой портфель несколькими бутылками и в машину положил целый ящик. Он раздавал гумус везде, куда  ни приезжал: на заводах, на канатной фабрике, просто знакомым и друзьям.
   Честно сказать, неизвестно, может быть, гумус и обладал теми великолепными свойствами, которые ему приписывал Лев Евгеньевич, но граждане упорно не покупали его. Не помогла даже устроенная Львом Евгеньевичем презентация гумуса. Местные журналисты наперебой задавали предпринимателю вопросы о чудесных свойствах гумуса, предрекали ему большое будущее. Но кроме проплаченых журналистов на презентацию никто не пришел, и раздавать приготовленные бутылки было не кому. Лев Евгеньевич приуныл. К тому же склады фирмы были под завязку забиты бутылками гумуса, а сырье все прибывало и прибывало. Наконец, Лев Евгеньевич велел прекратить розлив. Однако большая куча завезенного «дармового» сырья продолжала источать редкие по колориту запахи, на которые слетались мухи. Не оставляли кучу без внимания и разного рода бродячие кошки и собаки, но потолкавшись возле ее некоторое время, и не обнаружив ничего съестного, разбредались по своим делам. Зато мышам и крысам куча нравилась, и они перебрались к ней поближе на постоянное место жительства. Одним словом, этой своей затеей Лев Евгеньевич нарушил издавна сложившееся в здешних местах экологическое равновесие.

ГЛАВА 29
 
  Рабочий день на перекрестке закончился. Рабочие ушли по домам, бухгалтерия ещё после обеда куда-то разбежалась, даже новый заместитель Сани по общим вопросам Олег Комков и тот не стал дожидаться, когда сам директор уйдёт с работы. На перекрестке оставалась только охрана. И это было слишком громко сказано. Охранять ещё особо было нечего и роль охраны исполнял сторож, нетрезвый и  не вооруженный.  Саня один стоял около строительного вагончика, где размещался его кабинет и мечтал о будущих доходах. Здание офиса возводилось быстрыми темпами, уже был готов первый этаж. Саня прикидывал, какую мебель надо купить, чтобы его кабинет выглядел на уровне. Он вспомнил, что у его начальника на прежнем месте работы вся мебель была обтянута черной кожей. Выглядело это солидно и строго. Саня тоже решил обставить свой кабинет подобным образом.
   - Эй, мужик! – услышал Саня за спиной. Он обернулся. На перекрестке стоял черный  джип. Саня сразу его вспомнил, так как именно этот джип он пропустил через перекресток в тот самый первый день великих перемен в его жизни. Сам голос из джипа был властный и то же время пренебрежительный. Саня, было, привычно хотел выхватить свисток, взмахнуть своей всемогущей палочкой и заставить наглеца ответить за подобное обращение. Но он вдруг вспомнил, что ни свистка, ни полосатой палки у него больше нет. Саня растерялся.
- Ты что? Глухой что ли? – донеслось из джипа, - подойди сюда, олух.
  Санины ноги сами понесли его к автомобилю. Из окна джипа высунулась та самая рожа, которая тогда в первый день услужливо обращалась к нему с просьбой от самого Филона. Рожа Саню не помнила и