в другую квартиру? Не включая освещение, я обошёл несколько комнат и заметил в них следы недавней жизнедеятельности: раскрытые книги, развернутые карты, разбросанные по столу письменные принадлежности, красный мундир на вешалке, откупоренная бутыль вина и грязный бокал.
И карточка! Судя по всему, Наполеон до сих пор не сообразил, какую ценность для него она представляет, вот и бросил её на самое видное место – журнальный столик. Интересно было посмотреть, чем именно занимался здесь великий полководец, но на это не было времени. Я успел только обрадоваться тому обстоятельству, что отпала необходимость обшаривать всю комнату в поисках карточки. Схватив её со столика, я придирчиво повертел карточку в руках, убеждаясь, что это именно то, что было мне нужно. Никакой ошибки не было: это была она!
Спрятав находку в карман, я покинул апартаменты, не забыв оставить входную дверь приоткрытой, и приготовился к заключительной части плана. И самой трудной.
Люди будущего отрицали любое насилие, искоренив подобное зло на корню тысячи лет назад. Только узкий круг лиц знал, что такое «оружие», «бомба» или «война». Подобная информация вовсе не была засекречена от обывателей, просто они об этом и знать не желали. В этом будущем можно было ходить по улицам, не опасаясь нарваться на неприятности, а стражей правопорядка я называл «полицейскими» лишь по привычке – в мире, где нет преступников, и ловить некого. Но Научный Центр был режимным объектом и не мог оставаться совсем уж без охраны. Входы и выходы здесь не сторожили громилы с автоматами, высоких стен с колючей проволокой тоже не наблюдалось, тем не менее, прилегающие к Центру территории патрулировались, посторонних оттуда вежливо выпроваживали, а покинуть здание можно было только через специальные выходы. Причём вёлся строгий учёт всех вошедших и вышедших. Можно было, конечно, проигнорировать выходы и вылезти в окно, но дело значительно осложнялось тем, что во всём научном комплексе открывались только окна, выходящие на внутренний двор. Все остальные были сделаны из слишком прочного стекла. Во время подготовки к побегу я пытался разбить его, но ни одно из подручных средств не смогло оставить на стекле даже царапины. Углубляться в подземные уровни здания и искать там пути для бегства я и вовсе посчитал равносильным самоубийству.
Но ничего из этого делать и не требовалось: на моей стороне была неожиданность и знания, накопленные в XXI веке, которые у современных людей, на моё счастье, начисто отсутствовали. Я мог позволить себе действовать прямолинейно и не прогадать.
Подло бить разрядом знакомого привратника на выходе из Центра было жалко, но свобода мне дороже. Бедняга так ничего и не понял. На его лице за несколько мгновений до электрического разряда отразилось только удивление и недоумение, когда я вскинул руку и нацелил на него непонятный прибор. Я знал, что сейчас надо поскорее бежать, но не смог устоять перед нахлынувшим вдруг страхом и проверил, жив ли привратник.
Оказавшись на свободе, я пробежал около мили, петляя между редкими строениями и деревьями до тех пор, пока не добрался до уличного таксофона. Запершись в тесной кабинке, освёщенной мягким светом, льющимся откуда-то сверху, я набрал короткий номер и вызвал такси. Хорошо, что мне не пришлось называть адрес, иначе вышла бы длительная заминка. Вместо этого я догадался просто попросить оператора – компьютерную программу, а не живого человека – выслать такси по адресу таксофона. Подобострастный голос роботизированного оператора секунду помедлил, определяя моё местонахождение, после чего велел ожидать авиамобиль.
Настал очень напряжённый момент, которого я опасался больше всего при составлении плана побега. Момент, когда моя судьба перестала от меня зависеть, а оказалась всецело подчинена фортуне. Но иного выбора у меня просто не было. Пришлось положиться на удачу и верить, что такси прилетит прежде, чем мой побег обнаружат.
Когда Кейван или Джейсевен вызывали в Научный Центр авиамобили, те прилетали удивительно быстро, но сейчас что-то явно пошло не так. Или мне так только казалось из-за нервного перенапряжения? Внешне, впрочем, оно едва ли было заметно. Были бы у меня сигареты, я бы непременно закурил, чтобы занять руки и отвлечься от беспокойных мыслей. Но не успел я пожалеть, что к этому тысячелетию люди избавились от вредной привычки, как меня отвлёк приглушённый шум – ко мне приближался авиамобиль. Я с опаской выглянул из таксофона, опасаясь увидеть полицейский катер или аваимобиль из Научного Центра, но это прилетело моё такси.
На нём я первым делом отправился на другой конец города, после чего, сменив еще с полдюжины такси, покружил над Килмар-Коттлом, позволив себе маленькую слабость насладиться видом ночного города с высоты птичьего полёта. Зрелище того стоило, но всем радостям жизни когда-нибудь приходит конец. Вот и мне пришлось, в конце концов, вновь ступить на твёрдую землю, в очередной раз расплатившись за полёт карточкой Наполеона. Но оставлять за собой слишком много следов не хотелось, потому первым делом я разыскал древний банкомат и обналичил несколько тысяч земных долларов – ровно столько, сколько я смог распихать по карманам комбинезона. Впрочем, расплачиваться бумажными деньгами я мог лишь в самых захудалых магазинах, но для того, чтобы обзавестись новой одеждой и всем необходимым, этого оказалось вполне достаточно.
Потом я несколько минут вертел в руках карточку Наполеона Бонапарта и напряжённо размышлял. На ней оставалась приличная сумма, и эти деньги мне ещё могли пригодиться. Однако банковский счёт скоро наверняка заморозят, а сама карточка только выдаст меня работникам Института. Наконец, я принял решение, аккуратно положил предмет своих длительных раздумий на асфальт и на средней мощности шарахнул по нему из электрошокера. Карточка потемнела, её поверхность покрылась мелкими пузырями. Скорее всего, моё нетактичное обращение с чужой собственностью вывело карточку из строя, но я не был в этом до конца уверен, и потому решил перестраховаться. Я в последний раз за ночь вызвал такси, приказал лететь в Гонконг, оставил карточку Наполеона на сиденье и захлопнул дверь снаружи. Проводив авиамобиль взглядом, я вздохнул полной грудью и направился в магазин одежды.
К тому моменту, как улицы многомиллионного мегаполиса заполнились людьми и роботами, а в небесах начали проноситься стремительные авиамобили, я обошёл десяток ночных магазинов и сменил гардероб. В синем комбинезоне и лёгких ботинках на плоской подошве я больше походил на разнорабочего, и меня этот факт первое время раздражал. В дешёвых магазинах продавались только комбинезоны ярких окрасок, они предназначались для строителей, ассенизаторов и людей прочих профессий, чьи функции ещё не были автоматизированы и возложены на роботов. Коренные жители Земли черновой работой не занимались тысячи лет, и разнорабочими становились исключительно иммигранты из других солнечных систем. Такие комбинезоны продавались за наличные деньги, так как у большинства приезжих ещё не было своих карточек, поэтому я не привлёк к себе ничьего подозрения. Изначально я, разумеется, планировал купить другую одежду, однако в скором времени выяснилось, что белые, серые, коричневые или чёрные комбинезоны, считавшиеся деловыми, можно было приобрести только в специализированных магазинах. И я был уверен, что привлеку к своей персоне чрезмерное внимание не столько тем обстоятельством, что выложу перед кассиром мятые банкноты, сколько тем фактом, что войду в магазин в облике, не соответствующем статусу заведения.
Но уже спустя час я понял, что лучшей маскировки и не придумаешь – на меня никто не обращал никакого внимания. Вероятно, считали выше своего достоинства смотреть на плебея своими патрицианскими глазами. И меня это обстоятельство определенно устраивало.
Однако общее положение моих дел оказалось не таким уж радостным. Я решительно не знал, куда мне податься в первую очередь. О пище и ночлеге я пока не переживал, но не обречён ли я до конца своих дней скитаться по улицам и спать в парках?
Три дня я провёл в статусе бездомного. Это было тем обидней, что в этом времени бездомных практически не было. Не знаю, как обстояли дела на других планетах, обжитых людьми, но на Земле – самой старой планете, колыбели человечества, откуда и было положено начало великой Космической Экспансии, в результате которой разумная жизнь была перенесена на сотни, если не тысячи других планет – так вот, на Земле людей, не имеющих крыши над головой, не было. Я был один, но только потому, что не имел права на жильё. Я отдавал себе отчёт в том, что стоило мне подать заявку в соответствующий орган, как мою личность тут же идентифицируют, а меня вернут Институту. Ну а разозлённые моим побегом профессора во главе с Бледной Поганкой предпримут решительные действия и…
Дальше думать не хотелось. Ровно как мне не хотелось возвращаться в своё настоящее время. Здесь было лучше, гораздо лучше, даже несмотря на мои временные трудности. Но я был готов потерпеть, прежде чем найти свою нишу в мире и занять её.
Но пока я не видел перед собой никаких перспектив. Я менял карточки, по-прежнему стараясь пользоваться одной не больше суток. Некоторое время вообще обходился без них, но для того, чтобы снять жильё или устроиться на работу, мне нужна была моя собственная карточка. Я даже не мог снять себе комнату в гостинице, хотя при подготовке своего плана ошибочно полагал, что это не должно вызвать осложнений. Я уже выбрал через терминал гостиницы подходящий номер, в меру уютный и скромный, но вдруг оказалось, что расплатиться за него можно только посредством ладони, как это могли делать исключительно граждане Земли. Оплата картой могла производиться только при наличии дополнительных документов и свидетельств, которых у меня, разумеется, и быть не могло. И я при всём старании так и не сумел найти хотя бы какое-нибудь, пускай даже сомнительное заведение, где я мог бы зарегистрироваться анонимно и оплачивать проживание наличными деньгами. Похоже, что подобных ночлежек на земле тоже давно не существовало. По крайней мере, Кейван и Джейсевен во время ознакомительных экскурсий по Килмар-Коттлу в унисон убеждали меня, что мегаполис ничем не отличается от всех остальных городов планеты.
Но я не унывал. Страх и ощущение погони быстро исчезли. Я вдруг понял, что сумел остаться необнаруженным уже неделю, а значит, дальше будет только проще. При этом я не видел вокруг себя ни служителей закона, ни работников или ищеек Института. Единственным форс-мажором за весь период моего вынужденного бродяжничества было неожиданное пробуждение среди ночи, когда меня растолкал смотритель Западного Сквера – одного из тех парков, в которых я устраивался на ночлег. Пожилой мужчина никак не мог понять, с чего это вдруг взрослому парню могло вздуматься спать ночью на лавочке, и он решил, что у меня случился какой-нибудь припадок, и мне требуется срочная медицинская помощь. Он даже успел связаться по спутниковой связи с городской службой спасения, прежде чем я осознал, чем мне
