СКАЗАНИЕ О ЗВЁЗДНОМ МАЛЬЧИКЕ

Хатти…
Печальная получилась песня. Но люди полюбили её…
Больше всего версия о призраках устраивала Анкара. Теперь он мог всем, с чистой совестью, утверждать и клясться, что золото и драгоценные камни, привезённые Одиссеем, так же оказались призрачными и растаяли вместе с лучами восходящего солнца…

***
…в подземельях Тайницкой башни троянской цитадели стояла вечная темнота и смрад. Трупный смрад не давал дышать. Даже воины и палачи, что проводили дознания, кутали лица в полотенца, что бы хоть как-то перебить смердящий гной, но долго не выдерживали.
В этих тьме и смраде, многие из уличённых в шпионаже, в воровстве, в убийствах и разбое, находили последнее пристанище остаткам своих дней. Как правило, схваченный на месте преступления, больше никогда не видел света. Редко кому удавалось вырваться из темниц троянского царя. Если такое происходило, то несчастный был уже либо совсем стар, либо совсем искалечен, или лишившимся рассудка.
Трупы отсюда не выносили, а оставляли гнить там, где узник доживал свои последние часы. В клети к умершим бросали живых. Это была самая страшная пытка: пытка смертью. Её, как правило, не выдерживал никто… Бывало, из милости, совершенно обезумевшего узника… убивали. Душили. Или тайно казнили, по приказу царя.
В жаркую пору стены темницы накалялись, становились горячими, и смрад начинал чадить ещё сильнее. Тогда, в этой печи сходили с ума и умирали не только узники, но и сами палачи…
Каменным мешком называли троянцы это место… По тем, кто попадал в каменный мешок, плакали как по усопшим… Оттуда не было возврата…
Приам не любил этого места, созданного его дедами. Редко он спускался в темницу под Тайницкой башней. Когда-то, в молодости, едва сев на Золотом Троне, он приказал освободить всех узников этой тюрьмы. Но шли годы. Приам старел. И со временем, и его появление в этом аду могло означать только смертные приговоры, которые служили одновременно и избавлением…

В это утро его поднял Геркле.

Приам чинно подвёлся с ложа и молча, взглядом показал, что бы Геркле говорил.
- Пойман вражеский соглядатай, - произнёс Геркле полушёпотом, словно опасаясь, что бы их разговора никто не подслушал.

- Доведено ли, что это соглядатай? - спросил Приам.
- Доведено, - ответил Геркле, - она взята, когда пускала голубя с городской пристани, в сторону моря.
- Она? - удивился Приам, - ты хочешь сказать, что соглядатаем врагов была женщина?
- Женщина…
- Голубь убит?
- Убит.

Приам встал и подпоясал тунику.

- Где сейчас эта несчастная?
- Там где и положено. В Тайницкой башне. Мы ждём тебя.

Геркле сунул Приаму маленький кусочек пергамента.

Приам развернул его. Читал долго. Ещё больше думал, глядя в окно.

- Значит Агамемнон не находит успокоения, - сказал Приам, - воистину, только наша смерть примирит наши народы.
- Идём, отец, - произнёс Геркле, - я хотел бы развязать ей язык, но она упорно молчит, не желая говорить даже на дыбе…

Нехотя Приам направился за Геркле…

В Тайницкой башне, кроме обречённых на вечные муки узников, жавшихся к клетям и молчаливо просящих о чём-то, был ещё палач и два воина. Воины освещали факелами маленькую комнатку, а палач, что есть силы, хлестал обнажённое тело девушки, которое было подвешено за локти к дыбе, закреплённой между двух стен…
Девушка уже не кричала. Глядя на окровавленные рубцы по всему её телу, можно было понять, почему она не могла издать даже стона. Она учащённо дышала. Прямо под ней, на полу, растеклась лужа крови. Кровь капала с её ног не переставая. А палач хлестал и хлестал.

Когда вошёл Приам, девушка издала тихий крик увидев царя…

- Стой палач, - произнёс Приам, - погоди, остановись.

Он окинул взглядом девушку, взял её за подбородок и заглянул в испуганные чёрные глаза. Смотрел долго, о чём-то думал и тяжело дышал. Потом усмехнулся.

- А я то думал!.. Да, ты похожа на Идико, дочь ушедшего в скит жреца Хрисы. Да так похожа, что и родной отец не отличил бы сразу… Рассчитывали на доверчивость наших людей данайцы. Что ж, не прогадал Одиссей. Верно его идея была? Вначале её приняли за живую Идико. Поверили, что данайцы вернули дочку Актамасада, моего друга, из уважения к его старости. Потом, вся Хриса твердила о призраке погибшей…

Приам отошёл и долго рассматривал девушку.

- Где там! - произнёс он, - данайцы бесчестны! Но это достойно Одиссея! Он правда не учёл одного. У Хрисеиды были голубые глаза, подобные небесному своду в ясную погоду…

Приам присел на лавку у стены.

- Что с ней делать? - спросил Геркле у отца.
Приам промолчал опустив взгляд. Потом глянул на сына.
- Негоже такой красоте умирать в каменном мешке под Тайницкой башней, среди гниющих трупов убийц и насильников.
- Молчит? - спросил он у палача.
- Молчит, мой повелитель, - ответил палач.
- Ладно, - сказал Приам, - пусть молчит. Она прекрасна как божество. Ещё совсем ребёнок.

В глазах у девушки загорелся огонёк надежды.

- Осудим её по нашим обычаям, - сказал, подумав, Приам.
- Геркле! - подозвал он сына.
- Я, отец.
- Допросите её, как можно суровее, что она знает и чего ведает, о планах данайцев. А утром покараешь её на площади города. Велю ей публично вырвать ноздри, отрезать одно ухо и ослепить на один глаз. Что бы ничего не смогла сообщить нашему врагу, урежьте ей язык и отрубите правую руку. И пускай идёт к своим. Пускай это, будет наука всем соглядатаям в нашем городе.

Приам встал, развернулся и направился к выходу.

- Οχι! Ωχιι!92 - раздался вслед ему дикий крик девушки, и палач заткнул ей рот её же туникой…
- Заговорила, - усмехнулся палач…

***
Рано утром на площади собирался народ. Он всегда собирался, едва видел, как выкатывают на середину площади плаху. Плаха эта напоминала огромную телегу без бортов, с двумя толстыми столбами, между которых растягивался за руки преступник, приговорённый к смерти или публичному бичеванию. На сей раз, к всеобщей радости, среди столбов была растянута совсем юная девица…
Сальные реплики из толпы унижали больше, чем само такое беззащитное состояние. Те, кто находился ближе, могли видеть на глазах у приговорённой девушки слёзы… Смельчаки лезли на плаху. Стражники отгоняли их, но некоторым всё же удавалось прорваться и дотронуться до самых запретных мест красавицы. Этих сбрасывали обратно под общий смех, гнали пинками и плетьми, но тут же появлялись новые.

Таг услыхал на площади шум, увидел скопище народа и заметил, что дедушка куда-то собирается вместе с папой. Нагнал он их уже у колесницы.

- А вы куда? Я тоже хочу! Что там? - как бы спрашивая сразу два вопроса и тут же отвечая на ещё не произнесённый встречный, заголосил мальчик.
- Зачем тебе? - спросил Приам.
- Я хочу, и всё! - ответил ему Таг.
- Ты ещё мал на такие вещи смотреть.
- Ну и что?
- Ладно! Прыгай на колесницу, только быстрее, - приказал Геркле Тагу и Таг, с улыбкой на лице залез к отцу.
- Но там будут казнить преступника! - не одобрил решение сына Приам, - а Таг ещё ребёнок.
- Разве он никогда не будет царём? - глянул на отца Геркле, - пусть знает всю правду царях…

Ответ отца был железным.

- Вот-вот! - обрадовался мальчик и протиснулся вперёд колесницы…
Толпа расступилась, пропуская Приама, разгоняемая едущей впереди дворцовой стражей.
Колесница остановилась прямо возле плахи и Таг, наконец, увидел, кого собираются казнить.

Голое женское тело он видел впервые, поэтому с интересом начал его рассматривать и даже ласково улыбнулся. Но девушка, почему-то, не улыбалась, а только смотрела в глаза мальчику. Лишь когда глашатай объявил царскую волю, она слегка усмехнулась и даже закрыла глаза…
Таг увидел, как к ней подошёл палач, схватил красавицу за волосы и со всей силы, взмахом ножа отрубил ей ухо. По щеке, по плечу полилась алая кровь… У мальчика затряслись прожилки, и он прижался к дедушкиной руке, не отводя глаз от девушки. Девушка тоже продолжала смотреть на Тага. Он понял, что ей больно и страшно. Но она не издала ни звука. А толпа шумела, кричала, чему-то радовалась…
Палач встал перед девушкой и заслонил её собой. Он поднял огромные клещи… Так понял, что сейчас случится нечто ужасное… До мальчика донёсся слабый крик, затем стон и рёв толпы разрезал истерический вопль… Палач отошёл… То, что увидел мальчик, было действительно ужасно. От прежней красавицы не осталось и следа. На плахе валялась, истекая кровью, одноглазая, однорукая девушка с окровавленным лицом. Из её рта хлестала кровь… Кровь лилась рекой из обрубка руки… Она подняла лицо и взглянув на Тага последний раз, упала…
Палач глянул на царя. Приам кивнул. Тогда палач схватил девушку, и швырнул в толпу…
Толпа закричала, схватила несчастную и подбрасывая окровавленное тело поглотила в себя…

Мальчик, при виде всего этого отвернулся, закрыл лицо ладошками и со всей силы, дрожа, прижался к Приаму.

- Дедушка, забери меня отсюда. Я не хочу этого видеть…
- Возвращаемся, - крикнул Приам страже поняв внука и развернул колесницу…

Весь день мальчик ходил мрачный. Очень мрачный. Он не хотел ни играть, ни кушать. Залез на дерево, на яблоню, и сидел там до вечера в кампании Азнив. Но и ей ничего не рассказывал. Только слушал.
- Ты сегодня совсем не хочешь играть, - обижалась Азнив.
- Угу…
- Но почему?
- Ага…
- Что, ага?
- Э-эх…
- Что случилось? А, Таг?
- Ничего не случилось… - равнодушно отвечал мальчик.

Тогда Азнив пыталась его развеселить. Не получалось. Таг просто смотрел на неё и как-то грустно улыбался.

- Я только что заметила, что у тебя, на самом деле печальные глаза, - сказала Азнив.
- И вовсе они не печальные, - отвернулся Таг, - на самом деле я не люблю грустить.
- Тогда, что случилось?

Таг подумал.

- А ты совсем не похожа на неё… Она была такая же красивая, как и ты, но совсем другая… И Елена на неё не похожа… Она была словно пленённая царевна… но совсем другая…
- Кто? - не поняла Азнив.
Таг помолчал, грустно смотря на Азнив.
- Когда мы с тобой вырастем, поженимся и станем царём и царицей… то я… я никогда, никого не буду казнить… - прошептал Таг и опустив глаза, тихонько заплакал…




Глава 4

ВТОРЖЕНИЕ

…из манускрипта…
«Никто не предполагал, что долгожданный мир окажется таким коротким. Данайцы оказались ещё более коварными и подступными, нежели представлялось это правителям нашей страны. Никогда ещё не воевали народы при помощи хитрости и подкупа соседей. Никогда ещё не наполнялась страна Хатти соглядатаями и шпионами, которые открыто проповедовали на площадях и у храмов, запугивая народ смертью, мором и разными карами небесными. И никогда ещё иноземец не будоражил умы народов живущих в стране нашей по окраинам её, призывая их к бунту и неповиновению священной власти потомков Лабарны.
Данайцы легко захватили Лидию и высадились на острове Крит, разрушив многие цитадели царя критского Миноса, истребив и поработив население острова. Та же участь преследовала Санторин и Делос, Халкидон и Священный Афон93. Они достигли Кипра и вырезав всё мужское население сели своими колониями по всему острову. В стране пунов их встретили наши стрелы и копья. Но данайцы подкупили народ ибру94, сыграв на их тщеславии, и не сами, а орды вождей Моше и Ешуа бен Нуна95 прошлись огнём и мечём по земле Ханаан. И следа не осталось от народов хориев,