оказался ближайший помощник Хмельницкого генеральный писарь Иван Выговский.
Я не верю в сколь ни будь высокую долю достоверности сведений о том, что Выговский, ещё при жизни Богдана Хмельницкого открыто, стал заявлять претензии на булаву гетмана, за что тот, распорядился распластать Выговского на земле вниз лицом и приковать его в таком положении цепями. Так, тот пролежал, якобы, целые сутки моля о пощаде и прощении. Мало вероятного, что такой факт имел место в нашей истории. Ведь в таком случае, вряд ли после смерти старого гетмана его избрали бы опекуном Юрия. Да и не такой это был человек, чтобы так дёшево, попросту говоря, проколоться. Ему, как известно, удавалось выходить сухим из воды в ситуациях и покруче чем «делёж шкуры не убитого медведя». Но, тем не менее, проверочку на вшивость своим полковникам и старшине, перед тем как отправиться в мир иной, старый гетман всё же устроил. Желая узнать мнение своих приближённых о том, кого они видят наследником его славных дел, он собрал их и, по сведениям казацких летописей, предложил выдвинуть, ещё при его жизни кандидата на гетманскую булаву. Предварительно, правда, дав понять, что хотел бы видеть таковым своего сына, единственным недостатком которого, по его мнению, являлась молодость и неопытность. Но намёк, очевидно, был так прозрачен, что не смеющая перечить своему гетману старшина, как пишет Г. Грабянка, в один голос стала кричать, что мол «никого кроме твоего сына Юрка, мы не желаем иметь гетманом…». Старый Хмель для порядка, как это водится у казаков при избрании нового гетмана, немного поломался, делая вид, что он против, но старшина и полковники «Хмельницкого неустанно о том просили», и тот вынужден был согласиться. Но, надо полагать, не только из-за одного уважения и, отдавая дань славному гетману, старшина ещё при его жизни, фактически, избрала себе нового гетмана в лице Юрка. Вне всякого сомнения, уже тогда многие полковники и старшина отчётливо осознавали, чем могут кончиться выборы нового гетмана. Вспомните, хотя бы высказывание П. Тетери на счёт рады по поводу избрания нового гетмана. Все знали, что после смерти Богдана претендентов на его булаву найдётся не мало, и что это может привести к большому кровопролитию. И тогда, никакая «властная рука» не остановит развал той, действительно «крихкой споруды», которую, сам того не желая, с перепугу, соорудил их гетман. Но, всё же крови и братоубийственной войны избежать не удалось. Не удалось потому, что «…український патрiот… щiро вiдданий справi побудови і змiцнення Української держави», так характеризует нашего следующего борца за незалежнiсть Ивана Выговского Олэна Апанович, «задумал – как писал королевский посол Казимир Беневский – одними тиранскими способами заставить казаков покоряться, иначе бы (он) не мог удержаться». Да и как тут удержишься, ежели все знают, что гетманство Выговским, фактически украдено. По сведениям «Самовидца», Грабянки, Величко и прочих современников, после смерти Б. Хмельницкого над молодым гетманом было назначено опекунство. Предполагалось, что опекуны: генеральный обозный Тимофей Носач, генеральный судья Григорий Лесницкий и генеральный писарь Иван Выговский будут консультировать и помогать управлять «Войском» молодому Хмельницкому. При этом последний выхлопотал себе, на первый взгляд, сущий пустяк, доселе не ведомый титул « на той час гетман войска запорожского», то есть что-то вроде временно исполняющий обязанности гетмана. Воспользовавшись им, он отправил молодого Хмельниченко на учёбу, присвоил себе булаву и клейноды, а за одно и деньги Богдана Хмельницкого, и «уже послђ клейнотовъ ему (Юрию) прямому гетману не отдавалъ… началъ къ себђ полское войско и драгунђю затягать… и против государя злоумышлять». Что интересно, историк XVIII столетия А. Ригельман сообщает, что уже на похоронах Б. Хмельницкого он изложил свой план отложения Малороссии от России, прибывшему на похороны польскому послу Беневскому. Правда, казаки тогда выгнали поляка из Чигирина, но Выговский всё же успел поделиться с последним своими планами. Казалось-бы, что надо было этому «патриоту», который о народе Украины, думал меньше всего и «тиранскими способами» решил подчинить его своей воле, зато для себя от московского правительства получил практически всё что желал. Так Крипякевич И. П. писал: - «Уже С. Зарудный и П. Тетеря, которые в марте 1654г. вели переговоры с Москвой, получили царские грамоты на маетности «со крестьянами и со всеми угодьями» для себя и для гетмана. За ними и остальная старшина, и шляхта отправилась к царю. Немало владений получило семейство Выговских».
Интересно, а с какого это перепугу паны шляхта и старшина попёрлись за три-девять земель, в Москву, за царскими пожалованиями, если «Україна вже булла незалежною державою…населення… визнавало – как утверждает Апанович – тiльки владу гетьмана», а «Переяславської угоди взагалi в природi не iснувало». А если этот договор и существовал то, как обычный «мiлiтарний союз», и такие союзы, как считает ещё один знаток истории Украины В. Лыпынский, Б. Хмельницкий не раз заключал, как с крымским ханом, так и с Турцией. Ну и выпрашивали бы у Хмельницкого, которого Лыпынский приравнивает к царю, себе маетки и грунты. Но вот незадача, сам Хмельницкий, если вы обратили внимание, в том же марте, того же 1654 года, просит у царя подтвердить его «привилеї», и пожаловать его, кроме Суботова ещё сёлами: Медведевка, Жаботин, Каменка и Новосельце, а так же, пожаловать на гетманскую булаву Чигиринское староствво. И, кроме того, совершенно секретно, на словах, посланцы гетмана передали царю ещё одну его просьбу: - «Чтоб государь пожаловал его, велел ему («Як Царевi рiвному»?) и детям его дать в вотчину город Гадяч, что наперёд того бывало за Концепольским». Понятное дело, лишний город в «царстве» состоящем из половины десятка сёл не помешает. Вот только интересно, - отчего такая секретность? Оказывается, тенденция приобретения старшиной обширных владений вызвала широкий протест со стороны рядового казачества. В связи с этим Выговский жаловался царскому правительству: - «Хоть царское величество его, писаря и отца его, и братьев и пожаловал, только они тем ни чем не владеют, опасаясь от Войска Запорожского». Тетеря, который тоже не позабыл о себе и выхлопотал у царя грамоту на город Смелы, просил чтобы «царское величество в войско ни про что, про то, чем кто от царского величества пожалован объявляти не велел…, а только де войско про то сведает, что он, писарь с товарищи упросил себе у царского величества такие великие маетности, и их де всех тот час побьют». Царь, вроде бы, ни в чём не отказывал своим новым подданным, и их «государственные» тайны «Войску» не разглашал. Так чего же тогда не хватало «выговским», «тетерям» и прочим «патриотам»? Им, оказывается, как пишет Апанович, не по душе были «тi принципи на яких тримався московський лад». Более того: - «Такi поняття були чужими для свiтогляду українцiв, сформованного у вiдповiдностi до захiдноєвропейських констiтуцiйних норм». Опа на! Вона оно оказывается как! А чего же это тогда мы, такая «горда і вольнолюбива нацiя», так настойчиво, начиная с гетмана Сагайдачного, и кончая Хмельницким, просились под московского царя? И каким это образом и где, уже в средине XVII столетия, «українцi» успели нахвататься этих самых «захiдноєвропейських констiтуцiйни норм»? Уж не в полыхающей ли кострами инквизиции империи Габсбургов, под пятой которых в XVII столетии стонала почти половина Западной Европы? Или может в одной из самых процветающих в те годы стран Западной Европы, - королевской Франции, где функции жандарма и верного пса монархии взял на себя знаменитый кардинал Решелье? Он яростно боролся со всеми противниками королевского абсолютизма, кем бы они не являлись – светскими феодалами, членами королевской семьи или представителями папской курии. В своём «Политическом завещании» он писал: - «Моей первой целью было величие короля, моей второй целью – могущество государства». Как видим, конституцией и демократией в Западной Европе еще и не пахло, а если и пахло то, может быть только под самым носом, и на кухне у тех, кто делал первые робкие шаги в этом направлении (Швейцария, Голландия). Разве только что, вот, ещё Польша? Так это и не Западная Европа. А «констiтуцiйнi норми» в ней были такие же, как в курятнике, то есть – кто выше сидел, тот гадил на ниже сидящего. Эта демократия и конституционная норма, в конце концов, и развалила такую мощную страну средневековья, как Речь Посполитая. Именно такая демократия со слов профессора В. Б. Антоновича, «слишком сильно манила их (русскую шляхту и знать)… она им обещала почти полную независимость от «господарской» власти, участия во всех правах приобретенных польской шляхтой, дававших волю самому буйному своеволию и произволу, и, наконец, бесконтрольное, ничем не ограниченное владение крестьянами». О том же писал и современник тех событий русский шляхтич, дворянин Данила Братковский, казнённый поляками в 1702 году. Он не понаслышке знал о той хвалёной польской демократии, и вот его слова: «Равенство шляхетское – только фраза, покрывающая олигархические замашки богатых панов. «Вольности шляхетския» состоят в том, что шляхтич может чинить зло и не подчиняться даже требованиям разума. Крестьяне порабощены окончательно…». Именно таких «констiтуцiйних норм» очевидно и не хватало Выговскому, бывшему ротмистру «кварцяного вiйська». Норм, которые позволяли бы, не скрываясь от «Войска», владеть всеми полученными от царя владениями, в которых он мог бы, мало празднуя все законы и порядки, бесконтрольно владеть своими подданными, в то время как Москва, по мнению украинских шоу-историков, «лицемiрно ставала у позу захисника iнтересiв народних мас». Да к тому же, хитромудрый писарь решил к тем «маєтностям» и «привилеям» которые он получил от русского царя, выудить за своё предательство у короля себе и своему роду пожизненно ещё «Великое Гетманство» и «Киевское воеводство». Истекая кровью в войне против Швеции и России, польская «Корона» вынуждена была согласиться на притязания Выговского. Но не получив гарантий на свои требования Выговский, не смотря на то, что уже с первых дней после смерти Хмельницкого, решает вернуть Украину под Польшу, терять то, что получил от царя, не хочет. Потому то, почти, до самого «Гадячского договора» (16 сентября 1658 г.) старается казаться вполне лояльным подданным московского царя, при этом, активно налаживает отношения с правительством Польши, выдавая ей, все секреты и планы московского правительства, кстати, как и секреты Польши, Москве, получая вознаграждение, как от тех, так и от других. Такую работу Выговского на двух хозяев неоспоримо подтверждают документы как московских, так и варшавских архивов. Установлен так же факт получения Выговским жаловальных грамот и от русского царя, и от польского короля. Как говорится, ласковое дитятя двух маток сосёт. О том же, что одну из «маток» это «дитятя» собирается, вскоре, очень больно укусить, первыми узнали запорожские и донские казаки, которые в конце 1657 года организовали несколько
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Но такой текст осилить нелегко. Как говаривал Солженицын, неподымный.
Вот бы выжимку страниц на 10.