принималось к рассмотрению, казалось мне натянутым, однако крепко угнездилось в сознании. Если бы не эти терзания, я бы наслаждалась каждой минутой, каждой секундой чудесного дня. Видно, такой уж у меня несчастный характер, что я не могу хоть на время выбросить из головы засевшие туда беспокойные мысли.
- Жаль уезжать? - растолковал моё настроение Николай.
- Конечно, жаль, - согласилась я. - Хорошо было.
Мне не хотелось, чтобы он понял, как мучительна для меня мысль, что мы с ним расстаёмся после почти месячного знакомства, а он даже из вежливости не сказал, что сожалеет об этом.
- Мы здесь жили лучше, чем в санатории, - пояснила я. - Там надо строго придерживаться распорядка дня, а здесь мы были предоставлены самим себе и сами распоряжались своим временем.
- Вам можно продлить удовольствие, - утешил он меня. - До сентября вы всё ещё предоставлены самим себе.
Я не стала ему говорить, что оставшееся до школы время я намереваюсь посвятить своей писательской деятельности. Как минимум, пять часов в день я буду сочинять, иначе я не сумею закончить ни один из начатых романов.
Когда мы дошли до нашей улицы и пришло время прощаться, Петрович бросил на меня заговорщический взгляд. Я еле заметно кивнула.
- До свидания, Петрович, - сказала я. - Мы знаем вас только по отчеству. А какое у вас имя?
- Владимир, - ответил он. - Владимир Петрович, но вы зовите меня или по отчеству, или просто по имени.
- До свидания, Владимир, - проговорила я. - До свидания, Петрович.
Это прозвучало так забавно, что все засмеялись.
- До свидания, - прошелестела Аня с изнемогающим видом. - Мне будет недоставать наших встреч.
Повар приободрился.
- Может, ещё увидимся, - намекнул он, но его поняли только мы с Николаем.
- До свидания, Николай, - попрощалась я с нашим постоянным спутником. - Я так привыкла, что по утрам вы нас с Аней куда-нибудь возите или водите… Наверное, теперь придётся, как советуют врачи, совершать утренние прогулки. Спасибо вам за всё.
- Да, без вас наша жизнь была бы бедна впечатлениями, - согласилась Аня, на минуту отбросив томность, но сейчас же вновь углубившись в непонятный образ.
Николай улыбнулся. Зная только о части произошедших событий, он и то не сумел бы сказать, что наша жизнь могла быть бедна впечатлениями.
- Спасибо на добром слове, - ответил он. - Только очень уж печально вы это говорите. Разве в Москве мало парков или музеев, куда можно сходить?
Хорошо было ему это говорить, а побыл бы он на моём месте почти римского патриция. Да я и в магазин себя вытаскиваю с превеликим трудом и то, если это остро необходимо. Моя мама иногда доходит до слёз, прежде чем убедит меня, что мне нужна новая обувь или другое пальто. Когда я была совсем молоденькой девушкой, она даже пускалась на разные уловки, чтобы вытащить меня куда-нибудь. Помню, однажды она вернулась с работы и стала рассказывать, как зашла в универмаг посмотреть мне что-нибудь из одежды, а там в отделе игрушек продаются две хорошенькие обезьянки. И она так красочно описала этих очаровательных созданий, что я сейчас же загорелась желанием туда бежать. Мы купили для меня очень хорошее и дорогое по тем временам зимнее пальто с огромным песцовым воротником, ещё какие-то вещи, и лишь после этого мама созналась, что применила военную хитрость и обезьянки существуют лишь в нашем воображении. Однако не рассказывать же энергичному Николаю о собственных недостатках.
- Конечно. Аня, а что если нам походить по музеям?
Петрович свирепо на меня посмотрел.
- Увидим, - дипломатично откликнулась моя подруга, тоже предпочитающая вести малоподвижный образ жизни.
На этом мы с нашими спутниками расстались.
- Как же тяжело прощаться! - воскликнула Аня, когда мы отошли от конца улицы. - Как было хорошо!
Я решила не растравлять свою душевную рану и поспешила перевести разговор на другую тему.
- Аня, я не поняла, какую роль ты играла? - призналась я.
- Как это, какую?! - возмутилась она. - Кручинину. Ты же сама советовала мне сыграть именно её. Я о ней вовремя вспомнила и… изобразила. Я окончательно поняла этот образ.
- Да, очень похоже, - согласилась я. - Теперь и я вижу, что с нами была не ты, а именно Кручинина.
Аня самодовольно улыбнулась, а я подвела итог её гордости словами поговорки, одновременно употребив название одной из пьес островского: «На всякого мудреца довольно простоты». Я вновь удивилась, что эта умная, во многих отношениях благоразумная женщина имела наивную слабость: уверенность в своём сценическом таланте.
Однако долго размышлять о причудах моей подруги я не стала - мысли вновь перенеслись на изменившуюся внешность Марины и её нежелание обсуждать этот вопрос. Как всегда бывает, чем больше я об этом думала, тем подозрительнее казалось поведение хозяйки дома. Возможно, если бы та сцена повторилась, я бы удивилась, до чего разукрасила и изменила её моя фантазия и как всё скромно было на самом деле.
- Да, она стала совершенно другой, - выразила я вслух свои сомнения.
Аня встрепенулась.
- То есть, ты считаешь, что я её сыграла по-другому? Не так, как в первый раз? Конечно, так и должно быть, ведь у меня было время осознать этот образ, вжиться в него, пропустить через сердце.
Мне было жаль прерывать её восторги.
- Разумеется, - согласилась я.
Про себя я решила внимательно приглядеться к Марине. Возможно, я отыщу в её лице что-то от прежней девочки.
Катя уже вернулась с прогулки, как всегда весёлая и довольная. Вот кто этот месяц наслаждался жизнью, не тревожась подозрениями и не обременяя себя работой сыщика. Марина, очевидно, успела выслушать её восторженные рассказы, потому что лицо её хранило след благожелательного интереса.
- А как погуляли вы? - спросила она, решив, как видно, быть любезной до конца.
Пока Аня рассказывала, я поглядывала на хозяйку, припоминая фотографии, которые рассматривала перед отъездом из Москвы. Нос у неё стал совсем другим, овал лица, форма губ тоже изменились. Даже зубы стали неестественно ровными.
- Но на этом наше знакомство заканчивается, - подытожила Аня свой рассказ. - Ни Николай, ни, тем более, Петрович не предложили встретиться в Москве. Кстати, Петровича, оказывается, зовут Владимиром. А я так привыкла к «Петровичу», что мне дико слышать это имя.
Марина бросила на меня быстрый взгляд, и мне стало так неловко, что я попыталась поправить положение, как-нибудь объяснив свой интерес.
- Смотрю я на тебя и думаю, - начала я и нарочно замолчала.
Марина с напряжённой улыбкой ждала продолжения. Ей было не по себе. Аня тоже была насторожена, подозревая, что именно я имею в виду, но не зная, в какой форме я это выскажу.
- О чём, интересно, ты можешь думать? - не выдержала Катя.
- Если учесть, что мозг у меня не меньше, чем положено, то я могу думать о многих вещах, - ответила я. - Утверждают, что человек задействует лишь десять процентов возможностей своего мозга. Я не воображаю о себе слишком много, но пять процентов, по-моему, у меня работают.
Я видела, что Марине нестерпимо слушать эту болтовню. После моего вступления она явно готовилась услышать от меня что-то неприятное.
- Так о чём же ты думаешь своими пятью процентами мозга, когда глядишь на Марину? - спросила Катя.
- О том, что неплохо было бы мне вновь начать рисовать. Это увлекательное занятие, хотя и утомительное. Помню, что я очень уставала, когда писала картины. Я бы с удовольствием нарисовала твой портрет, Марина, но не предлагаю этого сейчас, потому что после многолетнего перерыва у меня выйдет лишь карикатура.
- Не надо меня рисовать, - отказалась Марина. - Не хочу ни карикатуры, ни портрета.
- Почему ты не хочешь портрета? - спросила Аня. - Карикатуру я получить тоже не хочу, но от хорошего портрета не отказалась бы.
- А я отказалась бы от самого хорошего портрета, - ответила Марина. - Вот несколько лет назад - дело другое. А сейчас я уже не та.
Вот это было верно.
- Я уже не гожусь для портретов, - поспешила она объяснить. - Лицо не то, что в молодости. Приукрашенный портрет нет смысла заказывать, а реалистический… Мне иногда на себя не хочется глядеть даже в зеркало, не то что иметь всё время перед глазами своё изображение.
- Писателей, учёных и прочих деятелей рисуют не только в молодости, но и в старости, - возразила я и сейчас же поняла, что чуть не допустила бестактность. - А больше всего портретов с них пишут в зрелые годы. Мы скоро достигнем именно таких лет.
- К тому времени ты и приобретёшь навык в рисовании, - закончила Марина. - Тогда и предложи писать с меня портрет, если не передумаешь.
- Договорились, - согласилась я.
По моему мнению, я удачно вышла из неловкого положения, сведя свой интерес к лицу Марины желанием её нарисовать.
- Интересно, когда ты собираешься рисовать? - не поняла Аня. - После работы? Но ты ведь ещё пишешь книги.
- Поэтому я ничего и не успеваю, - ответила я. - Просто надо быть организованнее. Вот сейчас мы сидим и впустую болтаем. Самое любимое занятие русских. А немцы в это время вязали бы. И вечер прошёл бы приятно, и кофточка была бы готова.
- Невязучая я, - призналась Аня. - Никогда не умела вязать.
- А ты пробовала? - поинтересовалась Катя.
- Я и пробовать не хочу. Знаю, что это дело не меня. А ты умеешь вязать?
- Умею, - сказала Катя.
Я подумала, что наша Катя - идеальная хозяйка. Она умеет и любит делать все домашние дела.
- А шить умеешь? - спросила я.
- И шить умею.
- А я пробовала и то, и другое, - проговорила Марина. - Я и курсы какие-то посещала, но всё быстро забылось. Сейчас я бы не смогла даже набрать петли. А ты, Мила?
- На прошлой работе сотрудницы вдохновили меня на вязание. Притом женщина, которая показала, как это делается, правильно мне сказала, что не надо вязать всяческие образцы. Попробовать на одном образце лицевую и изнаночную вязки, а потом сразу перейти к какой-нибудь не особо важной вещи, иначе вязание быстро надоест. А так, видя результат работы, который можно надевать и носить, захочется продолжить. Я начала с носков, потом связала берет и шарф, несколько свитеров. Хорошо получилось.
- И сейчас вяжешь? - заинтересовалась Катя.
- Нет. После этого я долго не вязала, а потом опять вернулась к носкам, варежкам, перчаткам и беретам с шарфами, потому что надоело перекладывать клубки шерсти с места на место, а эти вещи всегда нужны. Связала их великую уйму, и на этом дело заглохло. Сейчас мы заговорили о вязании, и я подумала, что неплохо было бы вернуть себе прежние навыки.
- Тебе всё хочется, - отмахнулась Аня. - И рисовать ты хочешь, и вязать, и… ещё, наверное, что-то хочешь вспомнить.
- Хочу, - согласилась я. - Почему-то только с возрастом начинаешь жалеть об упущенных возможностях. В школе учиться не хотелось, уроки делала с большим неудовольствием, казалось, что мы изучаем ненужные для жизни предметы, а сейчас понимаешь, что надо было и на уроках слушать внимательно, и домашние задания выполнять со всем старанием, и сохранить в памяти всё, чему нас учили.
Марина кивнула, соглашаясь.
- Я тоже об этом часто думаю.
- А я ни о чём таком не думаю, - возразила Аня. - Отработаю день, прихожу домой, включаю телевизор и отдыхаю. И не надо мне никаких ваших наук или вязания.
- Нет, я люблю что-нибудь сделать по дому, - вмешалась Катя. - Шью и вяжу я не часто и лишь по необходимости, но делаю это с удовольствием. Правда, после работы я тоже
С уважением, Андрей.