Горы и сновиденья, или короткая история любви

параллельного потока взял, да и назвал её Офелией. Наташа отнеслась  к выпаду равнодушно, заметив только, что Шекспировская героиня не выжила бы и часа в современном безумном мире, чем и спасла себя. Сокурсники поржали и разошлись. Прозвище не прилепилось. И Наташа продолжала стоически переносить вымораживающие душу и тело тиски ненавистного дружеского формата, в который ей самой жизнью предлагалось затащить свою, не имевшую размера любовь. Она тихо страдала, временами истово ненавидя этого недостойного и толстокожего избранника, но находила некоторое, совсем слабое утешение в том, что Сергей вообще никогда не волочился ни за какой юбкой. Нет. Он поступал по-другому. Он позволял волочиться за собой.   И, будучи физически здоровым и крепким парнем, временами снисходил до страждущих его женщин. Наташа об этом знала, но, как ни странно, не придавала никакого значения убийственному для других, но не таких, как она, факту. Просто она видела Сергея совершенно иным, тем, кем он был на самом деле. А был он натурой увлекающейся, увлекающейся страстно, но в сфере его увлечений, к её немалому сожалению, присутствовали, по очереди, сначала - джаз и институтский ансамбль, потом – прыжки с парашютом, а следом – наука. Последнее увлечение со временем переросло в болезненную страсть, и уже на финише аспирантуры Сергей мог на неделю-другую вообще куда-то исчезнуть, то есть, по его выражению, залечь на дно. На самом деле, он просто запирался в своей квартире, растворяясь в немыслимом количестве книг и исписывая убористым почерком толстые общие тетради, разного формата блокноты, выдранные откуда-то второпях листы бумаги, чистые поля научных журналов и даже обрывки газет. Как он при этом умудрялся ориентироваться в собственных разрозненных заметках, оставалось тайной за семью печатями, но он, действительно, ориентировался, и ориентировался прекрасно и знал, какая из записей за какой следует. Но чего стоило разобраться во всём этом Наташе! А ей, с некоторых пор, предстояла именно эта хлопотливая, но тешащая её самолюбие  обязанность.

    В первый раз это случилось, когда Сергей вдруг перестал подавать признаки жизни в течение  последних нескольких дней. Телефон не отвечал. Сам загадочным образом исчезнувший аспирант тоже никому не звонил. Друзья, в итоге,  забеспокоились, и Марат, на пятый день Серёгиного исчезновения, вечером, поплёлся к чудаковатому приятелю домой. Долго тарабанил в обшитую коричневым дерматином дверь, поскольку квартирного звонка по периметру двери не наблюдалось, и в десятый раз перечитывал косо приклеенную у дверного глазка, с неровными краями записку. «Прошу не беспокоить. Меня нет дома!» «Ага, как же», - Размышлял Марат, - «Меня нет дома, но всё же, прошу не беспокоить! Умно! Анекдот ходячий…». Без толку простояв у порога не менее пятнадцати минут, Марат нацарапал снизу Серёгиной записки: «Где тебя носит, Резерфорд хренов?». Потом, для очистки совести, грохнув ещё пару раз кулаком по двери, развернулся и двинул к выходу.
- Нет его дома, - Недовольно пробурчал он в ответ на ночной и взволнованный Наташин телефонный звонок,
- Я чуть дверь не выломал, мёртвый бы, и тот поднялся. Соседи переполошились все.
- Марат, а вдруг с ним что-то случилось? – В голосе Наташи нарастала тревога,
- Господи, что же делать?..
- Да погоди, не суетись. Записка у него интересная на дверях. Дома он, уверен. Небось,
над диссертацией своей страдает..
- А телефон, почему не отвечает?
- Вырубил.
- Что-то тут не так, Маратик. Я сама к нему съезжу.
- Когда?
- Сейчас!
- Ты в уме? Двенадцатый час ночи! Другой конец города!
- А я на такси.
- Ну, что за блажь! Если уж невмоготу, утром поезжай, спозаранку.
- А до утра по квартире метаться? Всё, Маратик, пока!
- Тьфу, ты, чёрт! Я теперь тоже не засну. Ну что мне, к тебе ехать?
- Зачем?
- Я категорически против того, чтобы симпатичная и беззащитная девушка, тем более, мой давний товарищ, разъезжала в одиночестве по ночному городу. В поисках приключений… На одно место…
- Маратик, всё, пока! Ты несёшь чепуху. Вспомни, сколько мне лет? Но за симпатичную девушку, всё равно, спасибо!
    Едва она положила трубку и сделала шаг в сторону прихожей, как вдруг пронзительно громко и резко зазвонил её телефон. Наташа даже вздрогнула от неожиданности. Полагая, что это Марат вновь будет настаивать на своём приезде, она досадливо потянулась к аппарату и сразу же прокричала:
- Я же сказала, что поеду сама!
- Куда это ты поедешь? – Слегка хрипловатый, словно спросонья, удивлённый голос Сергея, обескуражил, коленки обволокло холодной слабостью.
- Серёж… Мамочки… Боже мой! Ты откуда? Что случилось? Что с тобой?
- Чего со мной? Чего случилось? Из дома звоню, откуда ж ещё?
- Где ты пропадал? Что происходит?
- Да нигде я не пропадал! А происходит вот что. Тут, понимаешь, тема стала раскручиваться. Я понаписал столько!.. Наташка, кажется, я сам не разберусь. Поможешь?
- Господи! Да помогу, конечно. А что, прям сейчас?
- А что?
- Полночь на дворе…
- Да ты что…
- Ага… А число сегодня, сказать какое?
- То есть…
- Серёж, тебя не было пять дней! На звонки не отвечаешь, двери на запоре! – Наташе хотелось расплакаться, но на душе стало удивительно легко и спокойно.
- Марат к тебе приходил сегодня, говорит, чуть дверь не разнёс… - Голос её дрожал.
- То-то я думал, кого там нелёгкая принесла…
- Так ты слышал?
- Ну да! Но меня, понимаешь, как раз в этот момент словно прорвало, я отвлечься боялся… Уже на финише был. И бумага, как назло, кончилась!
- Господи, Серёжка, ну почему ты такой? А? Слава Богу, ты жив-здоров… - Подбородок Наташи начал непроизвольно сокращаться, по щёкам побежали частые слёзы.
- Да что со мной сделается-то? Скажешь тоже! А телефон… Я шнур ногой, видать, зацепил, тебе вот только когда стал звонить, заметил. Ёлки-палки! Пять дней, говоришь? Гм… То-то я думаю, чего так желудок сводит. Хоть галоши жуй с голодухи.
- Так ты что, и не ел ничего все эти дни?!
- Наташ, честно, не помню. Хлеб был. Точно помню. Полбатона.
- Всё, сиди и не двигайся! Я скоро буду!
- Так ночь же!
- Не маленькая!
- Наташ, у тебя бумага есть? Писчая?
- Поняла. Привезу…

    Стоящий на пороге Сергей являл собой карикатурно-драматическую картину. Взъерошенные на голове давно немытые волосы вполне гармонировали с недельной, с редкой проседью,  щетиной. Запавшие щёки побежали мелкими и частыми морщинами от озарившей лицо радостной и счастливой улыбки. Глаза жили отдельно ото всего и горели холодным и лихорадочным пламенем. Старые, с пузырями на коленях, пижамные штаны едва удерживались на угловатых бёдрах, и заправленная в штаны явно несвежая рубашка липла к неестественно впалому животу. Взгляд Наташи, приоткрывшей рот от изумления,  словно она видела незнакомого ей человека, медленно спускался сверху вниз. Образ сияющего счастьем и растерянно переминающегося перед ней Сергея заканчивался надетыми на ноги разного цвета носками, причём левый носок был дыряв и надет наизнанку. Из здоровенной дырки наполовину торчал большой палец, с давно не стриженым и нечистым ногтём.
- Серёженька, ты похож на узника концлагеря! – Наташе сделалось страшно по-настоящему.
- Господи, да тебя же не узнать совсем! – Нет, надо было взять себя в руки.
- Ну что, так и будем стоять? –  Наташа держала в руках полную сумку с продуктами, она прихватила из дома пьяняще растекающиеся сейчас, в пустом и холодном подъезде,  дивным ароматом котлеты, в небольшой кастрюльке ещё не успела остыть жареная соломкой картошка, в отдельном пакете лежало несколько чебуреков и завёрнутая в кипельно белое полотенце  буханка белого хлеба. А ещё - половина холодной отваренной курицы, почти целая палка докторской колбасы и увесистый кусок сыра. Несколько яблок, банка шпротов, бутылка кефира и, на всякий случай, пачка индийского чая. Венчалось всё это великолепие двумя пирамидами пол-литровых пакетов с молоком. Наташа в лихорадочной спешке смела из дома всё, что первым попало ей под руку.
- Наташка-а-а! – Только и протянул потерявшийся и заблудившийся во времени служитель науки,
- Я сейчас слюной захлебнусь! Погоди! А бумага?  - Сергей тревожно огляделся,
- Ты взяла бумагу?
- Серёж, - Сказала Наташа, продираясь на кухню сквозь завалы книг и каких-то, раскиданных повсюду  в беспорядке вещей,
- Вот ты мне скажи, сколько тебе нужно проходить голодным, чтобы ты напрочь забыл о бумаге, о своих теориях, о своей науке и стал думать только о еде?
- Не знаю. Но я в стадии, можно сказать, эксперимента.
- Господи, да как же ты здесь живёшь-то? Это что, это -  кухня?
- Это - кухня.
- Нет, Серёж, это – Мамаево побоище!

    Наташа много раз бывала на квартире Сергея, ещё со школьной скамьи, когда они, чуть ли не всем классом отмечали очередной Серёгин день рождения, и позже, когда вместе  с ним готовились к поступлению в институт, а его мама потчевала их горячими, собственного приготовления, фирменными пирожками и крепким бульоном, приговаривая при этом, что мозг, в такие ответственные жизненные моменты, надо усиленно питать, а организм тщательно блюсти и всячески поддерживать. Поэтому, Наташа свободно ориентировалась в квартире Сергея, но сейчас, спустя несколько лет, прошедших после её последнего посещения, не узнавала её, поскольку во времена, когда Сергей жил вместе с родителями, в доме всегда царили образцовая чистота и неукоснительный порядок, а кухня всегда была самым уютным и приятным для времяпрепровождения местом. Но сейчас…. Сейчас раковина доверху была забита грязной посудой. Всякой, и тоже немытой кухонной утварью оказался заваленным небольшой кухонный столик. Кастрюли на газовой плите  шаткими пирамидами стояли прямо друг на друге. На холодильнике, помимо чайника и  потемневших от времени, в коричневых разводах,  стаканов, покоилось несколько толстенных книг. Впрочем, книги были сложены и свалены повсюду. С краю стола, под столом, на стульях, на подоконнике, одна даже примостилась между раковиной и газовой плитой. И во множестве – исписанные листы бумаги. В книгах, под книгами, целая пачка листов наполовину выглядывала из прикрытого кухонного ящика, ещё одна стопка торцом примостилась на подоконнике, прижатая с боков заварочным чайником и пустым цветочным горшком. От такого грандиозного беспорядка у Наташи даже дух захватило.
- Так… Светило научное… Ты пока иди руки мыть, а я тут попробую создать свободное пространство на столе. На так называемом столе…
- Ага. Наташ, только записи мои не трогай, - Пробираясь в ванную бодро отвечал Сергей,
- А то потом не разберёмся…
- Не буду. – Наташа озадаченно оглядывалась вокруг, прикидывая, с чего лучше начать,
- Тут, Серёженька, - Громко, чтобы ему было слышно, продолжала она,
- Трудиться надо не покладая рук! В две смены! И не факт, что одного дня хватит. Это просто ужас какой-то! Нет, ты, бесспорно, талантлив! – Говоря всё это, она уверенными движениями принялась к расчистке кухонного пятачка подающего надежды будущего учёного.
- Создать такой хаос и жить в таком хаосе способна только неординарная личность! – Стол понемногу освобождался. Сергей вышел из ванной и сейчас стоял, заворожено глядя на Наташу.
- Серёж, я сейчас вспыхну синим пламенем! Не смотри так… - Она, наконец, стала