СЦЕНЫ БЕССЦЕННЫЕ. Игорь Бойко.

                                                     Быстро уходит.

ОЧКАСТЫЙ. Да-да. Рыжий  это образ мышления.
ГОЛОС. Давайте ходить по кругу. Всё-таки  движение.
ВСЕ. Будем ходить по кругу.
                                                            Все  идут.

СТАРИК С БЕЛОЙ ШАПКОЙ ВОЛОС. Когда река течёт по кругу, она не встречается с морем.
НЕВИДИМЫЙ ХОР (поёт). Это плохо, когда не встречается        с морем река.
ГОЛОСА. Когда идём, тревога наша говорит: «Куда спешить? Зачем идёте?» Когда стоим, тревога умолкает.

Небо темнеет. Все укладываются спать прямо на брусчатку. Тихим шагом про-ходит Бледный Призрак. Переворачивает некоторых спящих          и с надеждой всматривается  в их лица.

ПРИЗРАК. Нет, не то.

Прилетела большая чёрная птица. Села на ветку, склонила голову набок,
смотрит, пытается понять, что нужно Бледному Призраку.

ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Кого ищешь, не нашёл?
ПРИЗРАК.  Ох, не нашёл. Нет здесь таких.
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. И не ищи. Те, кто тебе нужен, люди с глазами, горящими надеждой и отвагой, давно покинули этот мир.
ПРИЗРАК. Все?
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Все до единого.
ПРИЗРАК. Что же мне делать?
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Смирись.
ПРИЗРАК.  Не хочу.
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Пойми же  сейчас совсем другое время. Напрасно извер-гаются вулканы. Никто не приходит испытать божественный трепет при виде огненной лавы. Напрасно громоздятся льды. Больше никто не стремится к по-люсу. Некому читать великие книги, хранящие мудрость поколений: они на всех наводят скуку.
ПРИЗРАК.  Да-да. Некому мечтать в тени античных храмов            и плакать, слушая «Лакримозу».
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Их больше нет. Больших людей больше нет.
ПРИЗРАК.  Они не придут. Мы не услышим их лёгких шагов.
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Мысли людей больше не взлетят выше пирамид. Они на-всегда останутся сидеть на земле, как птенцы страусов.
ПРИЗРАК (показывает на спящих). А эти? Что с ними будет?
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Ровным счётом ничего. Они будут всю жизнь идти и при этом всегда оставаться на месте.
ПРИЗРАК.  Их можно пожалеть.
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Не нужно их жалеть. Они собой довольны.
ПРИЗРАК.  Никак не верится, что все они довольны.
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Разве ты слышал крики протеста?
ПРИЗРАК. Я теперь вообще плохо слышу.
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Разве ты видел искажённые лица  и сжатые в гневе кулаки?
ПРИЗРАК. Я теперь совсем плохо вижу.
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Знаешь, почему их так много, почему они идут большой толпой?
ПРИЗРАК. Почему?
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Потому что они напуганы. Только в толпе, полностью рас-творив в ней свою личность, они чувствуют себя      в безопасности. И даже в толпе им страшно. Они так привыкли бояться, что уже перестали замечать не-приличную трусость свою. Да что я говорю! Трусость давно уже перестала быть неприличной и объявила себя добродетелью.
ПРИЗРАК. Да, действительно, бояться не стыдно, когда все вокруг бледны от страха.
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Ты слышал, о чём они говорят?
ПРИЗРАК. Конечно, слышал. Одни говорят, что попало. Другие говорят, что угодно. А на уме у всех одно. Все хотят одного. Сказать, чего?
ЧЁРНАЯ ПТИЦА. Да знаю, знаю.


























NOLI  TANGERE  MЕO  CIRCOS
(«Не тронь моих кругов!»)

Кипр. Берег моря. Сострадательный местный житель с натугой тянет за ногу из воды бесчувственное тело c интеллигентным выражением лица.

Киприот. Утоп бедняга. Схороню его.

Копает яму.

Архимед (открывает один глаз). Твоей заботой тронут я, спасибо. Но всё ж прошу не слишком суетиться. Не предавай мой прах земле поспешно, поскольку он пока ещё не прах. Поверь, я жив,      и потому твой заступ пусть отдохнёт от скорбного труда.  
Киприот. А мне казалось: ты уже того.
Архимед (открывает второй глаз). Нет, ты ошибся: вовсе не того. Сегодня я ещё на этом свете. Остановись, отбрось свой инструмент. Не нужен он. Меня смущает и вид его, и назначенье тоже.
Киприот. Уговорил. Тогда тебя прошу я со мною скромный ужин разделить.
Архимед. Я вижу, друг, что ты  сама любезность. И помощь мне твоя была полезной: когда тащил меня ты из воды, я ощущал, как изменялся вес мой. И тут же в голову мою явилась мысль интересная. Я не расстанусь с ней.
Киприот (великодушно). Прекрасно. Эту разума находку оставь себе.
Архимед. Спасибо. Оставляю.

Пока несостоявшийся утопленник приводит в порядок свою одежду          и по-спешно делает какие-то записи, Киприот с любопытством рассматривает его.

Киприот. С тобой нигде мы раньше не встречались. Нездешний ты,      я вижу. Чужестранец?
Архимед. Ты угадал. В цветущих Сиракузах родился я и прожил жизнь свою. А здесь я только гость на срок недолгий.
Киприот. Чем остров наш понравился тебе? Что привело тебя на этот берег?
Архимед. Хотел увидеть, как из белой пены, ступая робко дивными ногами, прекрасная выходит Афродита.
Киприот. Но это сказка!
Архимед. Нет, не сказка это. Не древний миф, не дерзкая мечта, не смутных грёз неясное виденье, не измышленье слабого ума.
Киприот. А что?
Архимед. Восторженной души моей желанье.
Киприот. Своей душе всегда покорно служишь?
Архимед. Всегда служу. В том счастье нахожу.
Киприот. Я вижу, ты  другой. Мы непохожи. Глядим с тобой мы на одно и то же, а видим разное. И нет согласья в чувствах.
Архимед. Так и должно быть. Щедрая природа не любит повторяться  и творит нас всех по-разному, чтоб не было ей скучно.
Киприот (самым мягким голоском). Когда ведёшь ты речь такую, мне остаётся только уступить. Так чёлн не смеет спорить с кораблём, травинка с ветром и верблюд со львом.
Архимед (не принимает жертву). Не нужно жалких слов, не укрощай гордыню. Пусть мысль твоя, не ведая границ, летит на крыльях радостной свободы.
Киприот (качает головой). Свобода  редкий дар, и покорять вершины не ка-ждому дано. Не может мир существовать, в котором живут одни Сократы и Платоны. Всё это невозможно и смешно.
Архимед. Сдаюсь. Ты прав. Давай смеяться вместе.
Киприот. Брось, не шути. Смеяться ты не станешь. И мне, признаюсь, в том веселья нет, что мир убог, тосклив, бессилен.
Архимед. Сильнее станешь ты, в себя поверив.
Киприот. Хотел бы.
Архимед.  Если хочешь  верь.
Киприот. Ты слишком добр. А я обыкновенен.
Архимед.  «Смиренье паче гордости!»  слыхал?
Киприот. И всё же безопасней смирным быть.
Архимед. Опасность для одних  сигнал укрыться, а для других  сигнал воо-ружиться.
Киприот. Мне кажется  умней средь первых быть.
Архимед. Намного мне милей безумцы.
Киприот. Тогда мне жаль тебя.
Архимед. Что ж, остаётся пожалеть друг друга.
Киприот. Признаюсь, я завидую тебе. Романтик ты. И вижу: ты  поэт.
Архимед. Мне не дано найти тех слов чеканных, единственных, простых, не-заменимых, способных чудо сотворить. Нет, не поэт я.
Киприот. Кто же?
Архимед. Инженер.
Киприот. А я-то думал: в людях разбираться талант имею.
Архимед. Сам ведь видишь  нет.
Киприот. Я говорил, что не достоин с тобою спорить.
Архимед. Если так, не спорь.
Киприот. Не буду, нет. И в том тебе клянусь я прошлым, настоящим   и гря-дущим.  
 
                                                  Архимед чешет затылок.

Архимед. Очень странная клятва. Её мой ум не принимает. Не верит ей. Как можно отдавать в залог, чем не владеешь? Ведь прошлое, ты знаешь, неизменно и в равных долях всем принадлежит.
Киприот. Я был бы рад с тобою согласиться, признать ошибку, если бы не ис-торики, угождающие царям. Там, где нет правды, там нет         и ошибки.
Архимед. Но и настоящим тоже овладеть не дано никому. Только успеешь ух-ватить его за хвост, как голова уже проскользнула в прошлое      и откровенно строит тебе оттуда рожи.
Киприот. Да, у настоящего жизнь короче, чем нос у обезьяны. Даже минутный разговор о настоящем становится ненужно длинным.
Архимед. Будущее. Это всего лишь условный знак. Не более того. Оно всего лишь гипотеза, которую нельзя заранее проверить опытом. Ты поклялся буду-щим? Ты поклялся ничем.
Киприот. Ты слишком строг. Но не уверен, что так уж справедлив. Не будет ли большим промахом решительно отказывать смелому уму        в попытке про-никнуть за горизонт уже случившегося? Да, признаю, обычному человеку бу-дущее не открывается. Но мощный разум вполне способен выйти за узкие рамки, которые заурядное мышление никогда не решится раздвинуть.
Архимед. Нет, не на всё способен разум. Существуют неодолимые пределы, которые ставит время.
Киприот. То, что ты сейчас сказал, это тоже гипотеза. А что если она окажется неверной?
Архимед. Вот куда ты повернул! Твои слова рождены совсем не обычным умом. Уж не хочешь ли намекнуть, что ты из тех, кому открыты свершенья будущих времён?
Киприот (снисходительно). Тут нет намёка. Так оно и есть.
Архимед. Проказник, вижу я, что простаком ты только притворялся. Морочил голову смиреньем показным. Дураки любят прикидываться умными, и извле-кают из того немалую пользу. К этому все привыкли. А вот если умный строит из себя глупца, значит, он нацелился на что-то серьёзное. Но, может быть, в наду-манном смешении ума и глупости и кроется особый смысл нашего бытия? Тогда это слишком злая шутка богов.
Киприот. Что поделаешь, несовершенны не только люди.
Архимед. Признаться в том могли бы только боги.
Киприот. И в этом я с тобой не буду спорить.
Архимед (присматривается). Хотел бы знать, с кем разговор веду.
Киприот. Попробуй догадаться, если сможешь.
Архимед. Боюсь, не хватит мне соображенья.
Киприот. Тогда пусть хватит юмора тебе.
Архимед. Спасибо. Так и будет. Обещаю, что первым посмеюсь    я над собой.
Киприот. Пусть этот смех тебя возвысит над другими.
Архимед. А что ещё мне пожелаешь ты?
Киприот. Когда круги начертишь на песке, не возражай тому, кто их нарушит.
Архимед. Не соглашусь с тобой, и тронуть не позволю.













ЦЕНТР  МИРА

Пустыня. Песок, песок, горячий песок. Одинокий Путешественник останавли-вается около вершины бархана, втыкает свой посох в песок            и осматривается. Подъезжают бедуины. С любопытством уставились на Путешественника.

БЕДУИНЫ (указывают на торчащий посох). А это что?
ПУТЕШЕСТВЕННИК. Это? (Задумался. Неожиданно для себя). Здесь центр Мира.
БЕДУИНЫ. Как, всего мира?
ПУТЕШЕСТВЕННИК. А что вас удивляет? У нашего мира есть центр. Вот здесь он. Или вы хотели найти его в другом месте?
БЕДУИНЫ. Центр Мира! Центр целого Мира! Поразительно! Нужно расска-зать об этом всем-всем.

Хлещут коней и скачут прочь. Очень красивое зрелище.

ПУТЕШЕСТВЕННИК (чешет затылок). Хотел бы знать, зачем я наплёл всю эту чушь. Наверное, просто поддался какой-то безумной мечте. Каждому хо-чется показать такие знания и умение, что не даны другим. А зачем? Ради ми-нутной славы и недолгого почёта? Нет, не только. Есть и другое. Что? Я пока ещё не догадываюсь. Точнее, даже не хочу думать об этом. Может быть,            я просто глуп? Нет-нет, это было бы уж слишком. Так или иначе, сегодня я стал творцом центра Мира. Собственной властью              и собственным воображе-нием я нечаянно породил нечто ранее неслыханное, заведомо неверное и со-вершенно бесполезное. И так получилось, что моя игривая фантазия сумела поразить чистые души этих неразвитых детей пустыни. Забавно: мир мне ни капельки не подвластен, но уж центром его я могу распоряжаться, как пожелаю. Вот возьму и поставлю знак немного левее. (Переносит посох на новое место). Так будет лучше смотреться. (Расхаживает вокруг центра Мира и улыбается). Трудно представить себе, что-нибудь более значительное и более нелепое. Ну, посмотрим, что