тому же, в той обители есть свои особые прелести, и тебе наверняка понравится. Так уж повелось, что истинным небесным угодникам и нам, нечистой силе, тоже все эти Декарты, Коши и Перельманы уж точно ни к чему.
Тень. Убедили. Иду.
Появляется Мефистофель. Одет вполне прилично. От него пахнет не столько серой, сколько пивом и дезодорантом. Долго с грустью смотрит на удаляю-щуюся фигуру математика.
Мефистофель. И этот тоже не к нам?
Чёртики. Жаль, конечно, но не к нам.
Мефистофель. У меня есть большое желание пойти к Создателю и уговорить его полностью отменить потустороннюю жизнь со всеми её наградами и нака-заниями. Потому что вечно отделять агнцев от козлищ, а тех и других от без-ликой массы долгое, хлопотное и совсем неблагодарное занятие.
Чёртики. Допустим отменит. А с нами, чертями, что тогда будет?
Мефистофель. А вас можно превратить в алмазную россыпь звёзд на окраине Вселенной. Красиво будет!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Действие происходит почти сразу после первого. Ночь.
Поэт и Девушка смотрят на небо.
Девушка. Ты только посмотри какие звёзды! Ещё вчера не небе меньше было чудесных и сияющих светил.
Поэт. Любуюсь я прекрасны в небе звёзды. Но с красотой твоей им не срав-ниться.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Между вторым и третьим действиями проходит много лет. Сколько именно, известно только учёным. Тот, кому интересно, пусть сам у них и спросит. Входят два чиновника из Управления национальными ценностями: Толсто-брюхий и Косой. Несмотря на очевидные недостатки внешности оба выглядят благополучными, хорошо откормленными и много довольными своим прибыльным и необременительным трудом.
Толстобрюхий (смотрит карту). Где-то поблизости был вход в преиспод-нюю.
Косой. Да. По-видимому, прямо в этом месте. О, смотрите, вот и надпись на воротах сохранилась: «Всяк сюда входящий, оставь надежду навсегда».
Толстобрюхий. Тогда точно здесь. Только ворота совсем заржавели. Наверное, следует их наново покрасить.
Косой. А зачем?
Толстобрюхий. Ну, хотя бы для порядка.
Входит Мефистофель. За минувшие годы он не то что постарел,
но как-то отяжелел и утратил былую пластику движений.
Чиновники. Послушайте, вы здешний?
Мефистофель. Да был я здесь значительным лицом. Теперь – никто.
Чиновники. Нам нужно в мир иной зайти по делу.
Мефистофель. Потусторонний мир давным-давно исчез. Напрасная затея искать и рай и ад. Их больше нет. Но если вас направило начальство…
Чиновники. Да, нас сюда направило начальство.
Мефистофель. С чего бы это? Есть тому резон?
Чиновники. Сегодня Главный встал не с той ноги.
Мефистофель. Бывает. Видно, сон дурной приснился.
Чиновники. И нас послал он, горемычных, к чёрту. Точнее, к доброй бабушке его. И вот пытаемся теперь сыскать старушку.
Мефистофель. Но нет здесь милой бабушки давно. Когда её сознанье ослабело и разум помутился безнадёжно, политикой бедняжка увлеклась. Завидных там высот она достигла и важных государственных постов. К ней просто так уже не подступиться.
Чиновники. Не повезло нам. Что же дальше будет?
Мефистофель. Попробуйте начальников своих послать туда же: к чёртовой бабуле.
Косой. Мне нравится. Прекрасная идея.
Толстобрюхий (замахал руками). Ах, что ты…что ты…что ты! Такое разве можно говорить?
Мефистофель (благосклонно кивает головой). И можно говорить, и делать тоже нужно.
Чиновники. Но что ж тогда, ответь, произойдёт?
Мефистофель. Попробуйте-ка сами догадаться.
Толстобрюхий чиновник пытается догадаться, но у него ничего
не получается. Косой чиновник широко раскрывает глаза.
Кажется, сообразил.
Косой (радостно). Неужели?
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
По времени это действие следует за вторым и предшествует третьему. Такой необычный порядок действий способен вызвать бурный протест у многих ныне здравствующих сочинителей пьес (о драматургах минувших времён и говорить нечего). Но не нужно обращать внимание на брюзжание коллег, потому что причиной его будет самая примитивная зависть.
За столом, плохо освещённым допотопной настольной лампой, сидит Ис-торик и что-то читает. Но его не видно, потому что стол завален книгами и папками выше головы. Да и не нужно нам смотреть на Историка. Достаточно слышать его голос.
Голос Историка. «Умерло время Гомера и Гюго, Бетховена и Шостаковича, Леонардо и Шагала. По земле шагает новый век: могучий, молодой, малогра-мотный, чуждый сомнений, сильный отсутствием оков, прекрасный своей про-стотой и неразборчивостью. Приветствую тебя, новое время, а сам ухожу назад туда, где три вербы склонились над водой». Интересно кто это написал?
Мефистофель (он только что тихо вошёл). И мне интересно.
Голос Историка. Когда люди узнали, что рая и ада больше нет и не будет, они оторопели и долго не знали, радоваться тому или печалиться. Наконец, одни выбрали одно, другие другое. Грешники ликовали больше всех, потому что перестали бояться грозной кары за свои непростительные шалости. Доброде-тельная публика, наоборот, растерялась и впала в самое чёрное уныние, огор-чившись совершеннейшей тщетой своих прежних похвальных усилий дотошно следовать тягостным правилам праведной жизни.
Мефистофель. Я тут подслушал твоё ворчанье, и мне становится грустно. Бо-юсь, что мы с Создателем не всё предусмотрели, решительно ломая старый, несовершенный, но всё же достаточно надёжный порядок. Мы неосмотрительно думали, что опекаемое нами человечество достигло такого уровня развития, что сможет самостоятельно решить основные проблемы морали без таких наивных инструментов, как вечнозелёные райские кущи и адские котлы с кипящей смо-лой. И что же вышло? Жалкие людишки сразу же, не различая добра и зла, вы-брали предметом своего откровенного поклонения всё того же золотого тельца, которого всегда тайно обожали, хотя царствующее лицемерие в течение многих лет предписывало считать его неприличным идолом.
Голос Историка. Действительно, плохо получилось. Совсем плохо.
Мефистофель. Плохо? Гораздо хуже! Даже у меня, лукавого повелителя самых тёмных сил, нынешнее общее восторженное служение Мамоне вызывает тош-ноту и отвращение.
Голос Историка. Согласен. Такое даже чёрту противно,
Мефистофель (поёт). Люди гибнут за металл. Люди гибнут за металл.
Голос Историка. Как быть теперь?
Мефистофель. Теперь никак.
ДЖИННЫ
Ночь без луны и звёзд. Тёмными глазами смотрят окна домов, где спят усталые люди. Светятся окна у тех, чей утомлённый разум ещё не нашёл покоя. Неви-димые в темноте пролетают Джинны. Тот, кто умеет слушать, тот слышит взмахи их крыльев. Тот, кто умеет думать, мысль свою шлёт им вдогонку.
Джинны. Вон там ещё окошко засветилось.
Кому не спится в этот поздний час?
Спросить его?
Он скажет: сам не знаю.
Что беспокоит боль, тоска, раздумье,
Потери прошлые, бесцветность бытия?
Он объяснить не сможет. Не дано
Ему проникнуть в смысл существованья,
И слов не хватит для повествованья.
Сражённый сном, отяжелившим веки,
Уткнулся носом в манускрипт монах.
Уснул студент над формулой, хранящей
Всё прошлое, всё будущее мира.
Им хорошо. Другие тщетно
Желанное отдохновенье ищут
И мечутся на ложе беспокойно.
Кому ответит сон, кому протянет руку,
Кого с обидным смехом оттолкнёт?
Капризен он, и нет ему закона.
Едва главы коснувшись венценосной,
Не подарив ей радость забытья,
Он покидает мраморные стены,
Украшенные позолотой своды
И держит путь к лечебнице убогой:
Спешит безумцам дать отдохновенье
От мыслей не имеющих значенья.
Кинжал изменник точит и не спит.
Ведь полночь лучший час для злодеянья.
И тот, кому удар назначен,
Кому спасенья и пощады нет,
Не встретит больше утренний рассвет.
Настигнет месть бесчестного убийцу:
Ему подушка станет твёрже камня,
А одеяло грузом пирамид.
Напрасно будет звать желанный сон.
Его прогонит карканье ворон.
Монах (открывает глаза и медленно читает). «Над нами властвует всесильная Судьба. Она всегда отворачивается от нас, поэтому её лица никто не видел. У порога святилища Судьбы нас встречают Надежда и Случай. Первая скромна, услужлива, бледна, и невыразительный голос её плохо слышен. Бронзоволицый Случай вызывающе играет выпуклыми мускулам и полностью уверен в себе. У него короткая колючая бородка и жёсткий взгляд, не замечающий никого.
Мы поклоняемся другим силам, но всё равно приносим свои желанья и ожидания к этому истоптанному порогу. Мы идём сюда со своими мечтами о подвиге, о счастье и любви. Зачем мы приходим сюда, если отдали свою веру другому покровителю незримому, страдающему и плохо понятному нам? Или не всё отдали? Так кого мы обманываем?
Тот, у кого не было счастья в прошлом, хочет найти его в будущем. А спросил ли он себя хоть раз а достоин ли я счастья?»
Студент (просыпается). Между прошлым и будущим почти нет разницы. Дос-таточно изменить один знак в уравнении, и они поменяются местами.
Монах. Искусство ваше тайна для меня. Но я готов в него поверить, хотя не знаю, как проверить.
Студент. Не нужно проверять, когда расчёт логичен.
Монах. Но вывод слишком необычен.
Джинны. Оставим их.
Летим, летим, летим!
Что там вдали?
Там ничего. Пустыня.
Всё пусто?
Всё!
Тогда понятно:
Здесь жил народ, достигший совершенства.
Он был к бесценным знаньям приобщён.
Правителей имел мудрейших в мире.
И каждый всё имел, что пожелал:
Хотел – трудился, не хотел дремал
И наслаждался ленью беспечальной.
Вот результат науки идеальной.
Летим, летим!
Теперь что видим?
Море.
Нет много больше! Океан!
Такие волны только здесь бывают,
Такие бури только здесь гремят.
Велик душой умелый капитан,
Когда стремит свой парус в океан.
Вот низкий берег вышел из тумана.
Что здесь найдём? Откроем новый мир?
Дворец из камня грубого построен.
Узор на стенах непонятен нам.
Что видим мы?
Процессию жрецов.
Все в золоте.
Зачем его так много?
А вот несчастных пленников влекут,
Связав верёвкой руки и лодыжки.
Так молоды они и простодушны.
Печать порока не лежит на них.
Какому богу жертву принесут?
И примет ли тот бог такую жертву?
А если примет, значит, бог преступник!
Тогда нельзя моленья слать ему
И прославлять ужасной бездны тьму.
Жрец (возводит к небу руки, в руке сверкает ритуальный нож). Великий бог дождя, услышь наш голос. Без влаги гибнет в поле колос. Пошли нам быстрый ветер с океана, а с ним и тучи полные воды. Так гонит волк степной овец трус-ливых. И ты, зовём, всю власть свою яви.
Джинны. Скорей, скорей! Скорей! Не нужно крови! Пусть на сухую землю дождь прольётся. Пусть поле оживёт и колос распрямится.
Бог дождя. А это кто ещё?
Джинны. Мы, джинны.
Бог дождя. Слыхал, слыхал. Так что вам нужно?
Джинны. Просим мы дождя.
Бог дождя. Да будет так.
Громко стучат первые капли. Сначала редко, потом всё чаще.
Потом стена дождя.
Занавес.
КОГДА КОНЧАЕТСЯ ВРЕМЯ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
На берегу доисторической реки сидят два неандертальца,
Молодой и Старик.
Молодой. Учитель, когда я был совсем маленьким, мне казалось, что я многое понимаю.
Старик. Может, так оно и было?
Молодой. Это было славное время. Но то было одно лишь
