ЕВДОКИМ И ЕВДОКИЯ

пенсию, он не желал с ней расставаться и одевал каждый воскресный день, чем постоянно смешил мать своей, на её взгляд, ненужной привязанностью, форменные брюки, почему-то сидели на нём мешком, как бы были не его. Это был он и не он, всё в его облике было неестественно. Светлане видеть его было страшно, непонятно и желанно. Одни глаза излучали нежность, успокаивали, притупляя чувство неприязни, вызванное его неестественной внешностью. Голубые, словно васильки, сумевшие за долгую жизнь сохранить свою детскую простоту, назло времени не желая стариться, они были полной противоположностью суровому характеру и предметом постоянной гордости Марии, которая часто говорила: «Вышла замуж за глаза, не могу без них, в бездонных голубых колодцах закрутили и на дно утащили меня».
Неожиданно Евдоким сделал шаг в её сторону и, качнувшись всем телом, остановился. Светлане бросилось в глаза, что он стоит перед ней босый с вывернутыми от ревматизма пальцами, испугавшись, она вжалась в кресло.
«Не бойся, доча» — услышала она его укоризненный голос. - «Я пришёл последний раз посмотреть на тебя, мою любимую, не бойся. Поцелуй за меня всех. Простите! Прощай, Светик!»
Светлана с ужасом вскочила со своего места, у неё перехватило дыхание, железный обруч сдавил грудь, откуда—то снизу больно кольнуло сердце, она, присев, ойкнула от боли, тут же невидимая сила подбросила её и понесла к выходу из вокзала. Люди, изумлённые её страшным видом, в замешательстве расступались перед ней, обеспокоенно оглядываясь вслед. Она, ничего не видя перед собой, спотыкаясь, бежала по людскому коридору. Выбежав на привокзальную площадь, бросилась к стоянке такси. Очередь не шелохнулась, когда она рванула на себя дверцу первой попавшейся на глаза машины и, упав всем телом на сиденье, давясь слезами, выдохнула: «Сынок, родимый, Некрасова 15, умоляю, быстрей, быстрей».
Водитель, молодой парнишка, как только хлопнула дверь, открыл уже было рот, чтобы сделать Светлане жёсткое замечание о недопустимости без очереди врываться в машину, да ещё вдобавок дверью хлопать. Но её потрясённый вид, исступленный голос человека, молящего о помощи, подействовал на него как приказ, который не обсуждается, включился импульс человеческой солидарности, когда люди, рискуя жизнью, не задумываясь бросаются в огонь, в воду, в пропасть, только чтобы спасти другого человека. Он сообразить толком ничего не успел, как со второй скорости с места рванул машину, не слыша крики размахивающего руками диспетчера, проскочив, не сбавляя скорости, на красный свет светофора, он пришёл в себя и, поразившись собственной бесшабашности, сам себе удивляясь, покачав головой, спросил Светлану: «Бабуся, скажи хоть, за что права отберут?»
Светлана, не замечая ручьём льющихся слёз, уткнувшись головой в лобовое стекло, не слышала, что спрашивал водитель, она не переставая, еле слышно, посиневшими губами твердила: «Быстрей, быстрей, быстрей...» «Куда уж быстрей,» - сам себе ответил парнишка, второй раз проскакивая на красный свет, не останавливаясь на команду постового милиционера - «Всё ГАИ на ноги поднял. Да уж теперь всё равно» - продолжил он, резко вывернув баранку,. чтобы избежать столкновения со встречной машиной - «Была, не была, только бы кого-нибудь не сбить».
Машина на полной скорости промчалась по мосту, не сбавляя скорости, сделала крутой поворот, что Светлану аж прижало к дверце, выехала на Некрасова, разгоняя из-под колёс лужи после прошедшего дождя и мелкую живность, до сих пор имеющую постоянную прописку в этом частнособственническом районе города, как реактивная, летела по Некрасова почти в самый конец улицы. Вдалеке показался дом Евдокима, с каждой секундой он приближался, вырастая на глазах. Водитель резко затормозил у самой калитки.
«Приехали бабуся» - с облегчением проговорил он, отпуская баранку и тыльной стороной ладони вытирая мокрый от пота лоб. Светлана не ответила ему, выскочила из машины, бросившись к знакомой калитке.
Второй раз за день скрипнула калитка. Светлана пулей вбежала на крыльцо и, учащённо дыша, остановилась около двери. Переведя дыхание, отгоняя от себя подступающий страх, вошла в дом. Быстро осмотрела комнаты, второпях не обратив внимания, что в большой комнате на стене не было портрета матери, задумавшись, замерла посреди горницы. Отца нигде не было. «Папа! Где ты, отзовись!?» - умоляюще позвала она. Ответом ей была гнетущая тишина. Светлана прислушивалась, было слышно, как в соседней комнате ходят настенные часы. Тик-так, тик-так..., сокращая секунды нашей жизни, отпущенные природой, продолжительность которой не всегда зависит от человека, напоминая о скоротечности всего существующего. Да назойливо жужжат мухи, стараясь сквозь закрытое окно пробиться к солнцу.
«Где же он может быть?» - подумала она и, медленно ступая, вышла из дома. По двору во главе своего гарема разгуливал соседский петух, рассчитывая при отсутствии хозяев полакомиться чем-нибудь на дармовщинку. Водитель, облокотившись грудью на калитку, вопросительно смотрел на Светлану. Тишина и спокойствие царили вокруг, без малейшего намёка на присутствие где-то поблизости живой человеческой души.
«Где же он может быть?» - опять подумала Светлана — «может, поросёнка решил покормить. Пойду посмотрю» — мысленно решила она и решительным шагом направилась в сторону сарая. У неё из головы вылетело, что после смерти матери отец не держал ни поросёнка, ни кур, ни уток. Ничего. Подойдя к сараю, Светлана толкнула рукой тяжёлую дверь, приоткрыв чёрный зев неосвещённого помещения. На неё дохнуло плесенью, сыростью и холодом брошенного места, со свету её глаза не видели ничего, кроме кромешной тьмы. Она не верила сама себе, поэтому, просунув в темноту голову, боязливо позвала: «Папа! Папа! Не молчи. Это я, Света». Сгусток зловещей тишины не отвечал, гипнотизировал и притягивал к себе. Вытянув вперёд руки, она сделала шаг в чёрную пустоту, затаив дыхание, прислушалась и сделала ещё шаг, её руки наткнулись на качавшуюся преграду. «Что это!?» - испуганно вскрикнула она, отдёрнув руки, и тут же, с облегчением вздохнув, вспомнила. Отец всегда вешал в сарае копчёные окорока, подальше от крыс. Снова вытянув вперёд руки, она дотронулась до окорока. Вместо жирного, копчёного сала, её руки почувствовали что-то холодное, с выпирающими шишками, помимо воли принимая в сознании очертания человеческих ног. Не желая верить свершившемуся, она судорожно схватила их руками. Нечеловеческий крик, вырвавшись, застрял у ней в горле, отшатнувшись, Светлана захрипела и, раскинув руки, упала на спину, ударившись головой о порог сарая. Потеряла сознание. Провалившись в пропасть, находясь на грани жизни и смерти, она летела в чёрное безмолвие в погоню за отцом. Не зная о том, что за её жизнь боролось много людей. И только благодаря их опыту она не упала на дно пропасти, её час ещё не пробил. Очнувшись от смертного сна, Светлана открыла глаза, увидела вокруг себя стерильную чистоту, сидящих на стульях рядом с кроватью, одетых в белые халаты, сына Серёжку с невесткой и догадавшись, что находится в больнице, сразу же в мельчайших подробностях вспомнила, какие события предшествовали этому. Сергей, увидев, что она открыла глаза, не сказав ни слова, вскочил с места, опрокинув стул, стремглав бросился за врачом. Заплаканная невестка всё порывалась поправить на койке одеяло, нервничая от незнания, как себя вести в таких случаях.
Светлана, всё вспомнив, не заплакала и даже не застонала, в ней всё сгорело от пережитого удара и слёз уже не было. Она лежала молча, вытянувшись на больничной койке, с сухими глазами, бинты на голове были незаметны, слившись в одно целое с сахарно—белыми волосами, заменившими серебряный узел. Только сейчас, вернувшись с того света, всем своим естеством, как ей показалось, она поняла через смерть, до чего была сильна любовь отца, решившегося в возрасте, когда все цепляются за жизнь, сознательно взять и покончить с ней, хлопнув дверью. Не пожелавший, осознав своё одиночество, и дня жить без женщины, прошедшей с ним через всю жизнь.
А он же в бога верил - промелькнула мысль. И тут же ужаснулась от осенившей ее мысли. Поняла, как, собственно, просто, взять и оборвать нить, разрушить самое дорогое, что есть у человека, самому уйти, а других заставить страдать. Неожиданно ей пришло в голову - а поступил бы он так же, если бы был моложе возрастом? Она пыталась найти однозначный ответ, а вместо ответа почему- то опять, как и тогда, когда убеждала отца уехать с ней, всплыла в памяти смерть свекрови, которая до сих пор осталась для неё загадкой со многими неизвестными.
Услышав, как зашевелилась Лена, стараясь поднять упавший стул, Светлана сказала: «Лен, не нагибайся, пусть себе лежит, ты же девочка беременная. А я от вас внучку хочу, красивую и здоровую. Людка одних солдатов рожает,» - сказала и слабо улыбнулась, одними губами, разговаривать ей было тяжело, каждое слово отдавалось в голове тупыми толчками. Лена послушала её, выпрямилась и положила руки на свой большой живот. Светлана смотрела на неё и думала: «Серёжке с женой повезло, девка неплохая. А как долго жениться не мог».
- Лен, а Лен - позвала она невестку.
- Что, мама? - отозвалась Лена подавшись, к ней всем телом.
- Живот у тебя больно уж большой. Как думаешь, может, двойня у тебя будет? - желание говорить помогало ей, несмотря на головную боль, превозмочь своё беспомощное состояние.
- Да нет, Светлана Евдокимовна, - смущённо ответила Елена. - Врачи говорят, что так часто бывает, живот большой, а ребёночек один, да ещё и маленький.
- Не слушай ты их, они сами ничего не знают. Я тебе вот, что... - договорить Светлана не успела, с шумом открылась дверь, и в палату вбежали, впереди взволнованный Сергей в распахнутом халате, за ним следом лечащий врач и медсестра. Сергей бросился к Светлане, но врач, поймав его за полу халата, молча отстранил, поднял лежащий на полу стул, сел на него и, взяв Светлану за руку, стал проверять пульс, сверяя удары этого сердечного сторожа с земным отсчётом времени, по его лицу было не узнать, какие он сделал выводы о состоянии больной, но голос, которым он заговорил со Светланой, звучал успокаивающе: «Ну, голубушка, теперь жить будешь, кризис миновал, сон, сон и ещё раз сон, полный покой». Светлана приоткрыла рот, собираясь задать ему вопрос, но врач опередил её: « Молчи, милая, молчи. Наговориться ещё успеешь,» - говоря это, он предупреждающе поглаживал её по руке - «сейчас сестра сделает тебе укол, и никаких разговоров. Запрещаю даже рот раскрывать». Пока врач продолжал говорить с ней, сестра подошла с другой стороны койки, и Светлана не почувствовала, как она с профессиональной ловкостью ввела ей успокоительное лекарство. Лекарство оказалось быстродействующим, не успела сестра полностью опорожнить шприц, как у неё перед глазами образовалось пелена тумана. Стали исчезать, растворяясь в тумане, врач, Елена, Серёжка, её закачало, словно на волнах поднимая и бросая вниз, желудок сжали спазмы, глаза сами собой закрылись, так ничего и не сказав, она поплыла в королевство грёз.
- Ну вот, хорошо, что пришла в себя, пусть теперь спит, - облегчённо проговорил врач и встал со стула. -