Отрывок из повести (без названия)

                                                                                         Глава 1. Встреча.
Я не знаю с чего начать, наверное с того момента, что положил начало всему, с момента падения первого дома. Это началось двадцать пять лет назад, меня еще не было на свете. Моя мать, графиня княжества Брентли, уже шестой год стояла по левую руку от моего отца. У меня уже было два брата и пятилетняя сестра. Я родилась за городом, душной летней ночью. Мать почти не кричала, а я наоборот. Тщетно няньки старались унять поток моего плача, все было бессмысленно, и пусто. Даже объятия родной матери не смогли меня успокоить, до тех пор, пока не пошел дождь. Темное ночное небо в мгновение ока расползлось мириадами электрических струек, зловеще зарычали тучи и зарыдали в надежде на утешение. Перепуганные кони забились в своих стойлах, слуги поспешили закрыть ставни, а я успокоено заснула. Тогда никто не предал этому никакого внимания. Поутру дождь закончился, и жизнь вернулась в свое прежнее русло.
Я росла довольно покладистым и спокойным ребенком. К трем годам научилась складывать простые числа, а в пять изучила алфавит. Меня считали одаренной  и радостно представляли мое славное тихое будущее рядом с благородным мужчиной, большего достатка, чем мы тогда имели. Увы, этим мечтаниям было не суждено сбыться. Давние препирательства двух соседних государств, привели к войне. Мы в спешке покинули дом, перебравшись в свое загородное имение, недалеко от границы с соседним, дружественным государством. Но и здесь вышла ошибка, недавние союзники, превратились во врагов. Начались гонения, мы переезжали с места на место. Поскольку отец не только состоял при дворе, но и вел весьма успешную политическую компанию, его нигде не оставляли в покое. В конце концов, чтобы прекратить погоню за его семьей, он был вынужден  оставить нас и, развернувшись, пойти навстречу недоброжелателям. Я хорошо помню этот момент, несмотря на то, что была совсем ребенком, он прощался с нами, не выказывая особой боли. По очереди подзывая к себе, он смело смотрел в наши глаза и молча целовал в лоб, затем он шептал наставления матери, держа ее в своих объятьях. Он был сдержан, но я видела, как наполнились слезами его глаза, когда он обернулся в последний раз, выезжая за ворота.
Больше я никогда его не видела. Через неделю за нами пришли. Противники сдержали слово. Пообещав, что с уходом отца, в нашей жизни наступит покой, они уничтожили всю мою семью. Иногда, сидя в тишине, я слышу крик моей матери. Меня защищали братья. Одному было девять, второму десять лет, они взяли в руки столовые ножи, фамильного серебра и бросились на пришедших за нами мужчин. Оба погибли на месте, приняв смерть в бою. Тогда они стали для меня героями, чем-то вечным и бесспорным, чем-то, что не подвергается обсуждению. Я не знаю, почему я осталась жива и до сих пор не понимаю, как такое возможно. Гонимая страхом я проскользнула сквозь оградный лаз и скрылась в лабиринте кустарника, посаженного нашим садовником. Меня искали, я знаю точно, и их поиски были вознаграждены. Уже потом, я увидела дочь кухарки во дворике, у фонтана. Из-за «военного» положения все дети играли вместе и носили общую одежду. Мы были с ней практически одного возраста. Она играла в куклы, одетая в мое прогулочное платье и дико вскрикнула, получив пулю в грудь.    
Я не помню точно, сколько я бродила в лесу, точнее шла вперед. Смотря перед собой в пустоту, я переставляла ватные от усталости ноги, не замечая окружающего маня мрака наступившей ночи. Затем было утро, я продолжала движение, пока не провалилась в бездну обморока. Очнулась я уже на ее руках. Вокруг была очередная ночь, она сидела у костра, подогнув «по-турецки» ноги и держа меня в своих объятьях. Тепло от пламени разносилось по шерстяному пледу, в который я была завернута, красивая, еле слышная колыбель убаюкивала меня как никогда в жизни. Я никогда не забуду эту песню, хоть и не знаю перевода слов, но призадумавшись, я четко вспоминаю мотив и ее мягкий голос, приносящий мне спокойствие в самых безумных ситуациях. Окунувшись в тепло и защиту пения, я вновь погрузилась в сон.
Тогда я еще не знала, чем буду обязана этой женщине, тогда это все еще не было важно. Но еще тогда я поняла, что хочу быть такой же, как она. Сильной, смелой и доброй. Я была рядом с ней всего несколько часов, но чувствовала, насколько она сильна духом, я не знала ничего о ней, но понимала, что могу спокойно доверить ей свою жизнь, отдать ей свою душу. В тот момент, засыпая на ее руках, я поняла, что потеряв в одночасье всю семью, я обрела нечто больше, чем просто мать, я обрела друга, наставника и учителя.
Затем было утро. Мы собрались и пошли обратно, к тому месту, где я чуть не умерла. Я не говорила ни слова, она сохраняла молчание. До сих пор для меня остается загадкой, как она нашла дорогу к усадьбе? Как поняла, к чьей семье я отношусь? Мы шли, а лес все не кончался. Начало темнеть, мы остановились на лагерь, но с первыми лучами солнца продолжили путь. В середине дня на горизонте засверкали оконные зайчики опустевшей усадьбы.
Я ни когда не думала и даже не представляла, что когда-либо увижу свой дом пустым. Совершенно пустым, вымершим. Это было страшно. Казалось, что время остановилось здесь. Момент, который я помню, исчерпал себя и остался недвижим навеки. Вокруг все было холодно и отрешенно, некогда веселый лужок во дворе, пестревший радугами разноцветных стеклышек и брызгами фонтана окропил свою лужайку брызгами невинной крови, а дом – одно из моих любимых мест, стал пристанищем страха.
Она взяла мою руку и потащила за собой в лес. Я упиралась, не желая смотреть на смерть, но отчего-то надеясь остаться там. Она не слушала моих криков, не обращала внимания на всхлипы и попытки вырваться. Она просто тащила меня в лес. Наконец, когда я прекратила рыдать и просто брела следом, подчинившись неминуемому превосходству, она остановилась. Усадив мена подвернувшийся как нельзя кстати пень, достала из-за пазухи нож и протянула мне.
- Держи, - только и произнесла она, внимательно посмотрев мне в глаза. Затем развернулась и пошла в сторону моей усадьбы.
Я не знаю отчего, но я осталась сидеть там, где она велела. В руках был большой, для семилетней девочки нож, острый и опасный, но не причинивший мне никаких повреждений. Вскоре над верхушками деревьев заалело огненное марево, ветер потянул запах гари и навсегда оставшийся во мне вкус  горящего человека. Я  закрыла глаза и закусила губу, стараясь сдержать крик душевной, ни с чем несравнимой боли. Нож в моей руке сам собой оголился лезвием, я тупо уставилась  на сверкающую сталь и что есть мочи резанула себе руку, затем еще и еще раз. Отчего-то мне стало легче. Я поняла, что физическое тело всегда сильнее душевного, что причиняя себе боль, я могу избавиться хотя бы на мгновение от душевных терзаний.
Она вернулась не скоро. Раны уже перестали кровоточить, тепло от текущей крови испарилось.  Я не услышала как она подошла, не почувствовала ее прикосновения, я молча смотрела на свои холодные руки, на изрезанную кожу, на навсегда запачканную одежду. Она не обратила внимания на раны, не достала аптечки,  она просто взяла в ладони мое лицо, заглянула мне в глаза и сказала: «Пойдем». Отчего-то мне стало тепло. То ли от ее зеленых глаз, то ли от теплой кожи, то ли от чувства абсолютной защищенности. Не знаю. Но это тепло осталось со мной на всю жизнь….