арестом российских нелегалов. Тогда Дуглас действовал по распоряжению своих начальников. Либо попыткой самого Дугласа получить от российских разведчиков или передать им некую информацию, интересную и важную для него самого. И тогда он действовал от своего имени. Большинство сотрудников резидентуры склонялись к первому варианту. Так как второй случался крайне редко и только тогда, когда ищущий контакты сотрудник ФБР попадал в критическую для себя ситуацию. Например, влезал в долги или нуждался в дорогостоящей медицинской помощи. Дуглас, по мнению экспертов, в настоящий момент вряд ли ока-зался в такой ситуации. Так как, во-первых, он был еще очень молод, а долги и проблемы со здоровьем, как известно, появляются в зрелом возрасте. И, во-вторых, он работал в ФБР сравнительно недавно, и за ним вряд ли числились какие-либо серьезные должностные преступления, страх за которые мог повлечь нарушение им принятой присяги. После тщательного анализа полученного от Дугласа письма руководство резидентуры решило, что его желание встретиться с сотрудниками российской разведки является хитро спланированной провокацией с непонятными пока целями. Поэтому, согласившись направить на встречу с ним своего человека, руководство выбрало для этого Черкашина, учитывая, что он уже известен ФБР, как сотрудник российских спецслужб и его арест, поэтому, не повлечет за собой каких-либо серьезных последствий.
Все это Андрей прочел в переданных ему в консульстве материалах. В них так же содержались варианты его действий на случай возникновения во время встречи тех или иных неожиданностей. Как то, попытка его ареста ФБР или передачи ему компрометирующих Россию документов. Как сотрудник ООН, Андрей имел статус неприкосновенности, но в создавшейся ситуации можно было ожидать любого развития событий. Место проведения встречи контролировалось несколькими сотрудниками резидентуры, которые вооружившись биноклями и радиосканерами, засели на верхних этажах близлежащих зданий. Они должны были обеспечить его безопасность в случае попытки ареста или нападения. Если бы ФБР арестовало Черкашина, то сотрудники, имеющие дипломатический статус должны были установить его местонахождение и вступить в переговоры с представителями государственного департамента о его освобождении.
Все это было известно Андрею и, готовясь к встрече с Дугласом, он боялся лишь одного. Как бы своими действиями не скомпрометировать его, если он вопреки мнению руководства резидентуры будет действовать по своей инициативе. Если Андрей приведет за собой «хвост», то поставит Дугласа в критическое положение. Именно поэтому Андрей выехал на встречу за два часа до назначенного срока и тщательно продумал, как оторваться от слежки, применив для этого неиспользуемый ранее прием. Он знал, что сотрудники наружного наблюдения ФБР всегда тщательно анализируют свои провалы и ошибки и стараются в дальнейшем их не повторять. Поэтому, заметив неделю назад, что улица, по которой он обычно ездил с работы домой, начала ремонтироваться, он решил приберечь этот вариант на крайний случай. Его уловка удалась, и он был уверен, что в настоящий момент наблюдение за ним не ведется. Теперь необходимо было получить информацию от страхующих его сотрудников резидентуры. Пользоваться телефоном для связи было нельзя, так как ФБР могло прослушивать частоты, на которых они работают, в этом районе. Поэтому была разработана система контрольных сигналов, предупреждавших об опасности. Решив, что ему пора ехать на место встречи Андрей, расплатился и, не допив кофе, погнал свой «шевроле» к набережной залива Аппер.
НЬЮ-ЙОРК. БРУКЛИНСКИЙ ЦЕНТРАЛ...
Надежда пришла в сознание только на третьи сутки. Открыв глаза, она увидела над собой белый потолок и поняла, что несмотря ни на что жизнь продолжается. Рядом с ней на стуле сидел бледный и поникший Александр Гонгадзе и держал ее за руку. Она попыталась улыбнуться ему, но из-за стягивающих голову бинтов, улыбка вышла жалкой и неправдоподобной. Увидев, что Надежда открыла глаза, Гонгадзе с радостной улыбкой наклонился над изголовьем ее кровати.
– Наконец-то… – в его голосе зазвучали нежность и грусть. – Наконец ты очнулась. Врачи уверяли меня, что с тобой все в порядке, но я им не верил.
Гонгадзе поправил под головой Надежды подушку.
– Я попросил перевести тебя из блока строгого режима в какой-нибудь другой блок. Подальше от этого сумасшедшего Грина. – сказал он и затем, приглушив голос, добавил. – Мне сказали, что этот вопрос может решить только директор централа.
– Тебе никогда не удастся с ним договориться. – посетовала Надежда. – Старший надзиратель сказал, что поблажек мне не будет.
Гонгадзе нахмурил брови.
– Посмотрим… имея деньги, особенно большие, можно договориться о чем угодно. Так что лежи и поправляйся.
НОРВЕЖСКОЕ МОРЕ...
Шли седьмые сутки похода… «Барс» медленно двигался на стометровой глубине, изредка всплывая к поверхности моря, чтобы принять очередную радиограмму или уточнить по спутниковой навигационной системе свои координаты. Глубина, на которой находилась лодка, была наиболее пригодной для скрытного плавания, так как акустические волны, которые она издавала, попадали в своеобразный звуковой канал, образуемый теплым течением Гольфстрима, и из него обратно уже не выходили. Обнаружить лодку можно было, только оказавшись практически рядом с ней, а такое событие в бескрайних водах Атлантики имело очень малую вероятность. В двух кабельтовых от «Барса» плыла расцвеченная огнями иллюминации «Испания», и акустики подводной лодки, вынуждены были делать перерывы, чтобы их уши отдохнули от постоянного писка и щелчков в эфире.
Расчет Павлова оказался верным. Подводная лодка шла точно по графику, и задержать ее могли лишь непредвиденные обстоятельства. Слева по курсу остались скалистые берега Исландии, вдоль которой проходил рубеж гидроакустических станций «Цезарь» и теперь наибольшую опасность для лодки представляли корабли и самолеты, курсирующие на возможных путях движения субмарин. Приходилось опасаться так же многоцелевых подводных лодок блока НАТО, специально предназначенных для поиска российских подводных ракетоносцев. Однако глубина погружения и скорость, с которой двигался «Барс», позволяли встреч с ними легко избежать, и Кузнецов почти не сомневался, что сможет прийти в нужный район Атлантики к заданному сроку.
Он в задумчивости сидел в командирском кресле на главном посту лодки, изредка бросая взгляд на лежащую перед ним карту, на которой был обозначен проложенный штурманом курс. Красная извилистая линия почти упиралась в побережье США, и Кузнецов снова задавал себе вопрос: – «Кого же он примет там на борт?..»
Место встречи находилось в пяти милях от берега. Это расстояние можно было преодолеть, и вплавь и на надувном плотике, лишь бы море не штормило. Но в этой зоне постоянно курсируют катера береговой охраны США, и направлять туда подводную лодку было крайне рискованно. Если она будет обнаружена, возможен международный скандал, а этого сейчас стараются избегать. Видимо возникла критическая ситуация, потребовавшая экстренных, неординарных мер. «Ну что ж, наверху виднее, как и что делать...» – наконец решил Кузнецов и, взглянув на, висящие на стене, часы, приказал увеличить скорость лодки.
НЬЮ-ЙОРК. ТРИНИТИ...
Подъехав к указанному в письме доку, Андрей остановил машину и, выйдя из нее, осмотрелся по сторонам. До встречи с Дугласом еще оставалось десять минут, и он решил, что успеет проверить окружающие док строения. По пути сюда он получил два сигнала, означавшие, что все в порядке, но излишняя осторожность в такой ситуации не помешает.
Осматривая стоящие вокруг дока сараи, Андрей заметил группу рабочих разгружающих вагон с углем. Два негра и один белый, бодро махая лопатами, кидали уголь на ленту транспортера, который уносил его куда-то внутрь дока. Остановившись рядом, Андрей понаблюдал за их работой, но взглянув на часы, заторопился дальше.
– Эй, приятель, не найдется закурить? – услышал он вдруг за своей спиной.
Оглянувшись, Андрей увидел, как белый, отбросив в сторону лопату, направился к нему. До него было метров десять, и Андрей хорошо его рассмотрел. Это был молодой плечистый парень лет тридцати в заляпанной грязью фуфайке и потертых джинсах. Его лицо такое же грязное, как и фуфайка ничего не выражало, а слипшиеся от пота черные волосы были небрежно откинуты назад.
Подойдя к Андрею, парень окинул его долгим изучаю-щим взглядом и, даже не посмотрев на протянутую Андреем пачку «Мальборо», спросил.
– Вы кого-то ищете?
Андрей неопределенно пожал плечами.
– Возможно, ищу…
Парень усмехнулся.
– Тогда я, наверное, смогу вам помочь...
Заметив на лице Андрея недоумение, он вытащил из кармана джинсов значок с изображением Микки мауса и прицепил его на фуфайку. Значок был оговоренным в письме условным сигналом и Андрей понял, что перед ним стоит Майкл Дуглас.
С минуту Дуглас и Андрей стояли молча. Затем Андрей, прервав молчание, спросил.
– Вы прислали нам письмо и просили о встрече?.. – он пристально взглянул на Дугласа.
Тот, продолжая молчать, смотрел куда-то мимо Андрея.
Андрей продолжил.
– И вот я здесь… – сделав ударение на последнем слове, сказал он.
Опять наступило молчание.
Когда оно затянулось, и Андрей как бы невзначай бросил взгляд на часы, Дуглас вдруг тихо и медленно произнес.
– Прошу понять меня правильно. То, что я пригласил вас на встречу, не означает, что я хочу предать свою страну, а означает лишь то…
Он на полуслове умолк.
Не отвечая, Андрей в знак согласия кивнул.
– А означает лишь то, что я не во всем согласен с действиями моего руководства… – снова заговорил Дуглас. – …и хотел бы помочь одному человеку… который мне не безразличен. – немного поколебавшись, закончил он фразу.
– А как зовут этого человека? – спросил Андрей.
Дуглас некоторое время не отвечал, и по его лицу было видно, что в нем борются два сильных противоположных чувства, но затем, видимо приняв окончательное решение, он сказал.
– Надежда Смирнова…
Теперь настала очередь Андрея надолго замолчать.
«Что это… провокация?.. – напряженно думал он, пытаясь по лицу Дугласа понять его мысли. – Этот парень участвовал в ее задержании. Я видел его там, в Нью-Мексике. И в ФБР он, судя по всему, не на последних ролях. Почему он захотел нам помочь? Что толкнуло его на это?.. Непонятно. Возможно, в резидентуре правы. Это провокация. Серьезных улик против Смирновой у ФБР нет. Втянув меня в переговоры, они надеются их получить...»
Андрей ладонью вытер со лба вдруг выступившие капли пота.
«Тогда может быть прервать переговоры? – подумал он. – Зачем рисковать. Может и так все обойдется. У Надежды хороший адвокат. Он ее вытащит из тюрьмы. Хотя… – вдруг мелькнула у него мысль. – Возможно, этот парень знает такое, чего не знаем ни мы, ни адвокат. И тогда переговоры необходимы. Пусть скажет, что он хочет от нас. А я пока не буду раскрывать того, что Смирнова наш человек. По-моему, это верное решение…» – мысленно согласился сам с собой Андрей и его лицо просветлело.
– Скажу откровенно, Смирнова
