Ход белой королевы... Побег из преисподней

вернулась на родину. Не застал он на своем месте и Сильвию Каро. Из шутливых ответов ее коллег на вопрос: где она? Он понял, что у девушки возникли какие-то непредвиденные семейные обстоятельства, и она срочно вылетела домой в Боготу.
Услышав это, Андрей облегченно вздохнул и поспешил нанести визит Хельге Кристенсен. К удовольствию Андрея, она как всегда трудилась за компьютером в углу зала и, увидев перед собой живого и здорового Черкашина, страшно обрадовалась. Она заставила его подробно рассказать обо всем, что произошло в горах Нью-Мексики. И всякий раз, когда Андрей рассказывал о погоне или о перестрелке, бледнела и брала его за руку. Рассказать правду Андрей конечно не мог. Поэтому он поведал Хельге о том, как вдвоем с приятелем вызволял из рук бандитов их общую знакомую. Рассказ Андрея изобиловал сценами, которые он почерпнул из прочитанных им боевиков, и поэтому вскоре вокруг них собрались все сотрудники департамента, восторженно выражающие свое одобрение действиями Андрея. Когда рассказ достиг своей кульминации и крики и смех стали слишком громкими, в это об-суждение вмешался руководитель департамента  индус Шарат Капур. Остановив рассказ Андрея недовольным взглядом, он попросил всех присутствующих разойтись по рабочим местам, а Андрея пригласил в свой кабинет.
Усевшись за стол, Капур указал Андрею кресло напротив и, надев очки, что он делал только в самых важных и ответственных случаях, сказал.
– Уважаемый коллега, я понимаю переполняющие вас чувства, но вынужден напомнить, что согласно регламенту нашей организации, обсуждать вопросы, напрямую не связанные с вашими должностными обязанностями, вы можете только в нерабочее время.
Капур со своими сотрудниками всегда общался подчеркнуто сухо и официально и слыл в аппарате ООН самым закостенелым бюрократом и блюстителем внутреннего распорядка. Возразить Андрею было нечего. Поэтому, он с виноватым видом опустил голову и потупил взгляд.
– В дополнение к этому, – продолжил Капур. – меня попросили сообщить вам следующее… К руководству аппарата ООН обратились представители Государственного департамента США с требованием незамедлительного вашего увольнения. Так как они имеют неопровержимые доказательства того, что вы занимаетесь деятельностью несовместимой со статусом сотрудника ООН.
Капур сделал паузу и из-под очков строго взглянул на Андрея. Тот, понимая, что этого разговора не избежать, и дни его работы в Америке сочтены, продолжал хранить молчание.
– Руководство аппарата ООН обратилось к представителю России в ООН господину Чуркину с просьбой произвести ротацию вас на другого сотрудника. В настоящий момент достигнута договоренность, что эта процедура произойдет в течение месяца. Поэтому готовьтесь сдавать дела. Вам все понятно?..
Кивнув в знак согласия, Андрей встал и в грустном настроении покинул кабинет Капура.


НЬЮ-ЙОРК. БРУКЛИНСКИЙ ЦЕНТРАЛ...
Комната имела странный вид. Серые покрытые известковым налетом стены были забрызганы пятнами масляной краски. Потолок, до которого можно было дотронуться рукой, темнел мокрыми зеленоватыми разводами, а крошечная электрическая лампочка, едва освещавшая небогатое убранство комнаты, бросала в ее углы причудливо изогнутые тени. Сквозь зарешеченное окно, внутрь комнаты проникали редкие лучи солнечного света и, падая на стены, рисовали на них разноцветную мозаику. Воздух в комнате, казалось, застыл на месте, и, плавающие у потолка беловатые клубы табачного дыма, создавали в нем непроницаемую мутную пелену. На полу комнаты в беспорядке валялись пустые банки из-под пива, обрывки пакетов для попкорна и смятые фантики от жвачки.
Шагнув через порог, Надежда в нерешительности остановилась рядом с дверью. Когда ее глаза привыкли к темноте, она с трудом различила в дальнем углу комнаты сидящего за столом человека. Его лицо скрывалось в облаках табачного дыма, и Надежде показалось, что она встретилась с героем известного романа Майн Рида. Человек что-то быстро писал в лежащем перед ним  журнале. Его громадные волосатые руки изредка подрагивали. Темно-синий мундир плотно облегал гигантское неповоротливое тело, а воротник рубашки, казалось, вот-вот лопнет, обтягивая красную покрытую складами жира шею.
«Ну и тип…» – подумала про него Надежда и, чуть расслабив болящую после допросов на вилле Ромащуков ногу, опустила глаза к полу и погрузилась в раздумья.

Сегодня из штаб-квартиры ФБР ее доставили в эту тюрьму, в которой, по словам, сопровождавших Надежду полицейских, ей придется коротать время вплоть до начала судебного разбирательства. Сколько это продлится… неделю, месяц, год… никто из них не знал. По словам одного из полицейских в здешних камерах содержатся заключенные совершившие преступление много лет назад и до сих пор ожидающие заседания суда. Надежда припомнила слова своих конвоиров, назвавших место, куда ее привезли, «Бруклинским адом». В тот момент она не ощутила тревоги, но переступив порог тюремных ворот и увидев вокруг потемневшие от времени стены  казематов стала понимать  их зловещий  смысл.
После ее ареста в горах Нью-Мексико прошло две недели. Все это время ее продержали в штаб-квартире ФБР в Вашингтоне и только однажды на машине отвезли в Нью-Йорк для проведения очной ставки с сотрудниками банка «Восток-Кредит». На допросах она упорно все отрицала. Прямых улик против нее не было и, как сказал ее адвокат Роберт Люсиано, на суде ее дело, скорее всего, развалится или срок, который она получит, будет очень небольшим. Она постоянно встречалась с Александром Гонгадзе и была в курсе того, какие шаги предпринимает посольство для ее освобождения. Федорова она видела только один раз, но со слов Люсиано знала, что на следствии он всю вину взял на себя, и категорически отрицает ее участие в шпионаже в пользу России. Видимо в ФБР поняли, что Надежда «крепкий орешек» и получить от нее информацию обычным путем не удастся. Несколько дней ее продержали в камере, не тревожа допросами. А затем известили, что согласно решению суда она переводится до проведения судебного заседания в одну из нью-йоркских тюрем.

Прошло минут пять пока человек, сидящий за столом, не закончил писать. Отложив журнал в сторону, он рукой разогнал перед собой дым и маленькими прищуренными глазками уставился на Надежду. Теперь его лицо было хорошо видно, и Надежда мысленно сравнила его с лоснящимся от масла блином, которые она так любила, есть на весеннюю Пасху. Щеки незнакомца светились двумя багровыми пятнами, нос был похож на неочищенную картошку, а глаза утопали в толстых складках посиневших век.
Человек в мундире долго изучающее разглядывал Надежду и, наконец, разлепив такие же жирные, как и все остальное лицо губы, произнес.
– Добро пожаловать в Бруклинский централ, мэм!
Выждав несколько секунд и не услышав ответа Надежды, он продолжил.
– Меня зовут Казимир Хайда… Я старший надзиратель блока строгого режима, куда вас по распоряжению на-чальника тюрьмы господина Отто фон Либенштайна поместили. Теперь я ваш бог и судья и от меня зависит, в каких условиях вы будете здесь, находиться, и вообще выйдете ли когда-нибудь отсюда.
Губы надзиратели скривились в презрительную улыбку, а глаза до этого ничего не выражавшие, превратились в два маленьких буравчика, вонзившиеся в лицо Надежды. Заметив, что оно побледнело, Хайда довольно хмыкнул и, откинувшись на спинку стула, вытащил из кармана брюк сигару.
– Не возражаете, если я закурю? – отламывая у сигары кончик, спросил он.
Надежда с безразличием пожала плечами.
– Пожалуйста… мне нравится табачный дым. – стараясь сохранять спокойствие, ответила она.
– Вот и хорошо!.. – выдохнув перед собой большое беловатое облачко дыма, ответил Хайда.
В комнате надолго повисло молчание. Хайда с нескрываемым удовольствием курил, все, более погружаясь в клубы дыма, а Надежда  с тревогой ждала, что он скажет дальше.
Наконец, бросив окурок в пепельницу, Хайда придвинулся к столу и, сцепив руки перед собой, сказал.
– С тюремным распорядком вас ознакомит дежурный надзиратель, но от себя могу добавить следующее… – он окинул Надежду тяжелым задумчивым взглядом. –  Насколько я знаю, в ФБР вам сделали одно предложение и, как мне известно, вы его отклонили… – Хайда выдержал длинную паузу, во время которой  его лицо еще больше налилось кровью и покрылось мелкими капельками пота. – Это ваше право… – продолжил он. – Но человек под воздействием определенных обстоятельств может изменить свое решение. Подумайте еще раз. На это у вас будет время. Взвесьте все «за» и «против». И я уверен, вы согласитесь с тем, что вам предлагают.
Хайда снова откинулся на спинку стула. Затем левой рукой нажал на столе кнопку звонка.
– Сейчас вас отведут в камеру. – сказал он. – Вашей соседкой будет некая Сильвия Каро… – Хайда почему-то усмехнулся. – Я думаю, вы с ней подружитесь. Она у нас недавно, но вам будет, о чем с ней поговорить.
В дверь постучали и в комнату вошли две женщины-охранницы.
– Можете отвести ее в камеру! – распорядился Хайда.
Уже выходя в коридор, Надежда оглянулась и увидела в глазах Хайды зловещий блеск.


НЬЮ-ЙОРК. БРУКЛИНСКИЙ ЦЕНТРАЛ...
Соседка по камере Надежде не понравилась с первого взгляда. Несмотря на свою  привлекательную внешность и даже, как была вынуждена признать Надежда, красоту она вызывала какое-то странное чувство. Надежде казалось, что все в ней было фальшивым: красота, душа, слова, поступки.
Уроженка Колумбии Сильвия Карро действительно была красивой женщиной. Правильные черты лица, пухлые губы, большие зеленоватые глаза удивительно гармонировали с ее густыми черными волосами, а хорошо сложенная фигура имела в избытке все то, что положено было иметь стандартной голливудской красотке.
Карро всегда нравилась мужчинам и, не смотря на свой довольно юный возраст, уже могла похвастаться многочисленными любовными похождениями. Известная в Боготе фотомодель, она зарабатывала на жизнь не только рекламой товаров брендовых фирм, но и с удовольствием проводила ночи с мужчинами, которые могли за это щедро заплатить. Со временем она пристрастилась к наркотикам. Вначале к легким, веселящим и услаждающим сексуальные утехи. А затем основательно подсела на кокаин. Именно тогда она познакомилась с одним из главарей колумбийского наркокартеля и именно поэтому оказалась сейчас в камере строгого режима Бруклинского централа Нью-Йорка.
Все это Карро, почти сразу, рассказала Надежде, едва они успели познакомиться, и едва та расположилась на одной из двух коек, находящихся в камере. Та откровенность и наивность, с какими девушка поведала Надежде свою историю, вначале расположили ее к ней. Но затем, перебирая в памяти сказанное Карро, Надежда ощутила какую-то смутную тревогу. Зачем было столь откровенно и подробно изливать душу первому встречному человеку? Даже собрату по несчастью. Если Карро посадили за связь с наркомафией, то наверняка стараются узнать у нее по-больше о темных делишках ее боссов. Но даже самая наивная девушка должна понимать, что с ней сделают наркобароны, если заподозрят, что она разоткровенничалась с ФБР. Расплата за такой поступок