хотят! Люба, Люба,-так звали матушку о. Иоанна,-помоги, спаси! Они ведь за мной пришли!"
Все это повергало матушку Любу в шок; боялась она и того, чтобы ее батюшка руки на себя не наложил, ведь уже несколько раз такие попытки были. Естественно, что в таком состоянии о. Иоанн ни служить, ни заниматься какими-то другими делами не мог. Финансово страдали от этого и его господа: прокурор района, и начальник милиции. Ведь запои продолжались по месяцу, и возить сырье было некому.
Поэтому, когда о. Иоанн в минуту просветления как-то раз попросил, чтобы к нему привезли епархиального духовника для исповеди, они с радостью согласились помочь в этом деле. Конечно же в надежде того, что духовник снимет с батюшки этот грех,-а еще лучше докажет ему, что это вовсе не грех,- исцелит его от запоев, и жизнь их всех вновь повернется в старое русло.
С этой целью они решили заранее съездить к духовнику, и обговорить все волнующие их вопросы. В случае согласия духовника, ему полагалась кругленькая сумма денег, ну, а если тот не согласится,-тогда была уготована большая неприятность: начальник милиции готов был подбросить духовнику пакетик героина, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Но друзья опасались напрасно: все складывалось самым лучшим для них образом.
Оказалось, что архимандрит Афанасий, по прозвищу Хандры-Мандры, которого владыка Онуфрий назначил быть епархиальным духовником, был одноклассником прокурора. Но в отличии от последнего образование получил не на юрфаке университета, а в тюрьме. Сидел Аркадий, таким было мирское имя архимандрита, дважды: за мошенничество, и за изнасилование. Выйдя из тюрьмы после второй отсидки Аркадий решил, что надо что то делать: в тюрьму больше садиться было неохота, тем более, что вторым сроком его опустили, и он сидел обиженным,-ведь насильников в зоне совсем не жалуют. Весь второй срок для Аркадия превратился в ад кромешный, и он хорошо понимал, что вся его карьера в уголовном мире на этом закончена. Работать же Аркадий не умел, да и не хотел, а жить было как то надо. Вот и вспомнил он, что приезжал к ним на зону батюшка, исповедывал, причащал, рассказывал про веру православную, про монашество; про то, как не хватает сейчас монахов в многочисленных монастырях. Подумал Аркадий: "А не податься ли ему в монастырь?" Для этого выбрал он монастырь новый, только что открытый; и поменьше, в только что образованной Княженской Епархии. Поступил туда послушником, и стал заниматься своим любимым делом: сбором пожертвований для монастыря. Надо сказать, что это занятие удавалось у него очень хорошо, и на этом поприще преуспел он изрядно. Владыка Онуфрий быстро заметил его старания, и предложил возглавить монастырь. Так Аркадий стал в монашеском постриге Афанасием, и через несколько лет был возведен в сан архимандрита, а чуть позже поставлен епархиальным духовником.
глава_10
Аркадий, придя в монашество, выиграл для себя очень много: жил, как король, имел рабов, в виде трудников и послушников, а нередко и самих монахов; не был никому подотчетен, и вообще, делал что хотел.
Не испытывал он недостатка и в любовных утехах; несколько раз в неделю к нему, под видом заблудшей овцы, приезжала по заказу проститутка, причем по льготной цене.
Ведь о. Афанасий был в прекрасных отношениях с мамкой княженского борделя, который не раз ходил освящать, и считался там одним из почетных гостей. Собственно говоря, архимандрит не испытывал недостатка и в деньгах,-ведь вся казна монастыря принадлежала ему, и он брал из нее сколько хотел. Посещение монастыря его бывшим одноклассником, теперешним глуховским прокурором и начальником глуховской милиции было для него полной неожиданностью.
"Может их архиерей, или кто то из братии навел, и они хотят разобраться куда уходят средства из монастырской казны?"-подумал он,- и под левой лопаткой у него защемило. Но узнав истинную причину этого посещения у архимандрита отлегло от сердца, и он даже начал подумывать, как в этой ситуации можно заработать.
После первых бурных приветствий и эмоций, рукопожатий и лобзаний, воспоминаний о школьных годах, все трое направились отметить событие встречи к архимандриту в келью. Там то, за обильной выпивкой и закуской, прокурор и начальник милиции и поведали архимандриту то, зачем они к нему приехали.
-Ваша просьба решаема,-сказал архимандрит,-исповедать то я его исповедую, но ведь и грех то его больно тяжел: на меня все ляжет, и честно говоря, боюсь я этого,-своих то грехов полно. И отказать вам в то же время как то неудобно. Даже не знаю, как и поступить. Буду братию монастырскую просить, что бы за меня молились; но вы то ведь и сами знаете, что молитва,-труд серьезный, его оплачивать надо. Вот, если бы вы пожертвовали на монастырь..., тогда было бы совсем другое дело.
-Да полно тебе, Аркаша,-вставил прокурор,-говори сколько, и ударили по рукам.
-Ну, например, тысяч так пятьдесят,-ответил архимандрит.
Прокурор и начальник милиции переглянулись.
-А вы как думаете,-ответил о. Афанасий,-это еще и немного, для такого дела; грех то больно велик!
Да мы то как раз ничего,-ответил прокурор,-мы согласны: дело то действительно не простое.
-Ну, раз так,-сказал архимандрит,-то давайте договоримся когда вы внесете пожертвования, и на следующий день я буду у вас.
-Тут дело еще вот в чем,-вставил начальник милиции,-вот если бы вы смогли убедить нашего о. Иоанна в том, что он то никакого греха не совершал; а так, поддался по малодушию какой-то напраслине,-это было бы совсем хорошо! А то, ведь если он покается, и перестанет работать, как батюшке то жить потом? Я имею в виду: чем семью кормить? Ведь село то вымирающее, совсем убитое! А тут сами понимаете: то, чем он занимается,-дело прибыльное! Да, мы крышуем его, и он нам отдает небольшой процент заработанного. Но поймите, ведь каждый труд должен быть оплачен; нам то это тоже не просто так. Приходится и участкового прикармливать, что-бы молчал, и местных бандитов приструнивать. В общем, для нас это проблемно; но что не сделаешь ради церкви, ради помощи ближнему. Ведь, как никак, мы с прокурором тоже православные: нас с ним родители еще в детстве крестили.
Архимандрит Афанасий тут вспомнил, как Андрюша, то есть прокурор,-сынок местного парторга,-будучи в старших классах школы, готовясь к поступлению в университет, вел активную комсомольскую деятельность по выявлению религиозно настроенных школьников. Он занимался этим очень рьяно, сдавая их секретарю местной комсомольской ячейки, и тем самым коверкая и перечеркивая ихние судьбы: ведь с такими характеристиками, которые давала им школа, в то время в ВУЗы и близко не подпускали. Но об этом архимандрит сейчас не проронил ни слова.
-Да-а-а-а,-протянул он,-это вообще меняет дело. Получается, что я должен взять на себя двойной грех...не знаю, что вам и сказать...плюс и довольно таки серьезная работа с моей стороны: попробуй-ка убедить человека, тем более священника, что грех,-не есть грех, что черное,-вовсе не черное, а белое. Тут той суммы, что я вам назвал, мало будет...удвоить бы, а?
Прокурор и начальник милиции вновь переглянулись.
-Пусть будет по вашему,-сказал начальник милиции,-дороговато конечно, но что не сделаешь ради процветания нашей православной церкви, мужской обители, и благополучия нашего батюшки. Я надеюсь, что и наши имена будут записаны в монастырском помяннике, и братия будет молиться за нас грешных.
-Конечно же, непременно будем за вас молиться.-ответил о. Афанасий,- более того, я сам запишу ваши имена на вечное поминовение: такие люди, как вы, нам очень и очень нужны.
-Ну вот и ладненько,-потирая руки и улыбаясь сказал прокурор,-пятьдесят штук ты, Аркаша, получишь сейчас, а остальные после окончания работы. Причем учти, ты нам должен и гарантию дать, что подобные случаи с нашим батюшкой больше не повторятся. А если вдруг повторятся, то мы тебя вызовем, и ты уже разруливать ситуацию будешь безплатно.
-Хорошо,-архимандрит улыбнулся,-даю вам гарантию на два года, а там уже по ситуации, но доплачивать придется.
Вся компания засмеялась, и ударила по рукам. Прокурор и начальник милиции достали деньги, сложились, и отдали архимандриту.
-Ну, а теперь господа,-сказал тот,-вот вам бумага и ручка, и напишите, что вы внесли добровольные пожертвования на монастырь; а так же поставьте число и подпись. И не удивляйтесь этой простой формальности, но таков у нас в монастыре порядок. Ведь сами знаете, люди то разные, и времена сейчас какие. Иной пожертвует, а потом вдруг и передумает; придет, и начнет требовать обратно. Вот тут-то мы ему расписочку то и покажем: смотри, мол, ведь сам, добровольно жертвовал, и никто тебя, брат, не заставлял. Чего пришел то? Ведь добровольные пожертвования назад не отдаются,-порядок у нас такой,-так что иди себе с миром, и не греши!
Начальник милиции нехотя взял бумагу и ручку, и стал писать расписку. Когда она была написана, то оба друга ее подписали и отдали архимандриту. Тот взял ее и деньги, и положил к себе в сейф.
-Ну,-сказал прокурор,-когда начнем то? Ведь время,-деньги; желательно бы не растягивать.
-А прямо сейчас и начнем,-ответил о. Афанасий,-чего тянуть то? Запрягаем машину, и вперед.
Он позвал келейника, повелел ему все в келии убрать, и навести порядок. А сам одел рясу, скуфью, взял в руки архимандритский жезл, и пошел к стоящей на дворе машине.
глава_11
Когда архимандрит с попечителями подъехали к дому о. Иоанна уже вечерело. Батюшка Иоанн сидел на первом этаже своего дома в кухне, и потягивал из стакана огуречный рассол, заедая его кусочком хлеба. Он только что опохмелился, и был в более-менее нормальном состоянии. В это время в кухню вбежала матушка Люба, в засмальцованном домашнем халате, вся взволнованная.
-Ваня, Ваня, -с порога заверещала она,-Хандры-Мандры приехал; прокурор с начальником мусарни его привезли.
Сказав это, Люба подбежала к столу, схватила бутылку с водкой, рюмку, и запрятала в стоящий рядом шкафчик. Батюшка Иоанн тяжело приподнялся со стула, и посмотрел в окно. По двору, направляясь к двери дома, действительно шел епархиальный духовник, о. Афанасий, за которым следовали прокурор и начальник милиции. Увидев это о. Иоанн пошатываясь поспешил в свой кабинет, чтобы одеть подрясник, а матушка Люба тем временем уже открывала входную дверь, и встречала дорогих гостей.
-Мир дому вашему,-густым басом сказал о. Афанасий.
-С миром принимаем,-ответила матушка Люба, поклонившись духовнику, и сложивши ладони для благословения,-благословите, батюшка.
-Бог благословит,-ответил духовник,-а почему в таком грязном халате, а? Тебе что, постирать лень? Или в монастырь что ли готовишься? Так ведь рано еще; детки у тебя, и батюшка твой еще не покойник. Ты, мать, должна быть всегда при параде: прикидик на тебе должен быть новый и модный, и прическа соответственная, и благоухать от тебя должно не свинарником, а хорошими духами, и дезодорантами. Вот тогда ты будешь настоящей попадьей: на тебя и смотреть приятно будет, и уважение к священному сану ты будешь внушать.
А так ты кто? Самая настоящая замарашка! Не удивлюсь, если твой батюшка от тебя волынить начнет,-любовницу на стороне заведет...и не будет здесь никакого греха ему, ведь ты сама дала повод. Кто с
