Кто видел в море корабли... (хроника одного экипажа)

при-были заспанные заместитель командира по политической части Илин и шифровальщик Осередько.                .                                                    
- А что случилось? – виновато спросил “артиллерист”, цепляясь за по-ручень и разглаживая ладонями мятое лицо.                                .              - Приготовить аварийный сигнал.  Могилевич, как только будет готово дашь радио в эфир!                                                                                    - Товарищ командир, но ведь это же…, - Илин хотел сказать – конец вашей карьере, но запнулся.                                                                    
 - Нэ вижу другого выхода! Нужно спасать экипаж! – сказал Капанадзе. Все молчали.  Скалистый берег с бешеным прибоем медленно, но неумолимо приближался. Шарый на секунду представил  себе  возможный  удар,  когда  расстояние  между кораблем и скалой станет равным нулю, но додумать дальнейшее не смог… Подсознательно не хотелось додумывать… Через два часа в районе появилась атомная лодка. Еще через час – плавбаза и крейсер, бывшая учебная цель. Правда, реально помочь они  вряд ли могли – буксир  в  этом шторме завести невозможно. Разве что… потом собирать по морю фигуры в оранжевых жилетах. Да и то! Но на некоторое время морально стало легче. Рядом свои! Подошедшая лодка ходила кругами. Командир по УКВ доложил флагману обстановку и потери.                                        .                        - Почему не вводите реакторы? – запросили с крейсера.        .                              
- Аппараты в йодной ямэ, активная зона выработана и ввэсти их нэвозможно! – ответил Капанадзе.      .                                                    
  - Ой, как ты не прав, командир! - подумал Шарый, но промолчал. Еще тридцать минут томительного и тревожного ожидания и, наконец, механик Малых из восьмого доложил, что кабельную перемычку смонтировали и запустили второй гребной электродвигатель на винт.  Корабль начал уверенно и помалу стал отходить от коварного берега. Двое суток перехода до базы ходом в пять узлов прошли относительно спокойно.  Кроме необходимых докладов и команд, других разговоров на лодке не было. Только хмурое молчание. Старались не встречаться друг с другом глазами, будто каждый чувствовал  свою долю вины в гибели товарищей. Поднялись укачавшиеся и, кажется, больше никто не чувствовал качки. Притупилось ее проявление. Никто не спал и  не вспоминал о еде...Это - стресс!     

                                                                            Пришли
                      
                                                                                                             Напиться б, матом заорать ,                                                                                                                                                                                  Кляня проклятое “железо”, 
                                                                                                             тупость, власть,
                                                                                                              Но понимаешь – бесполезно…                                                  
                                                                     (Vityaliy 073, мичман. Сайт www.FLOT.com) 

          В базе ошвартовались к стационарному причалу, в стороне от остальных лодок дивизии. Первыми на корабль прибежали встрево-женные физики. Как это вы не могли ввести реакторы? А мы вам сей-час докажем! Вместе с ними на борт торопливо спустился заместитель флагманского механика Калисатов. Причал был оцеплен автоматчиками и сход на берег личному составу запрещен    .                            .    
- До прибытия из Москвы комиссии Особого отдела и Технического управления флота! - объяснил заместитель командира дивизии Устинов.                     Прибежал начальник штаба  Марков, вернувшийся из командировки - это же его родной экипаж. Он вызвал на причал Шарого и, от-ведя в сторону, выслушал его рассказ, как все было. Хотел знать всю ситуацию из первоисточника, которому доверял. Андрей рассказал  - и про прием корабля без ввода ГЭУ и про замечания по материальной части, и про  пожар, и как погибли  ребята, все до мелочи …ничего не утаивая. Старпом Пергамент построил экипаж,  моряки замерли  в оцепенении и сердца их щемила незнакомая  для многих  боль  утра-ты. На соседних причалах стояли матросы  дивизии. Коллеги…В машину скорой помощи, стоявшую  у  самого трапа, на носилках вынесли  доктора  Ревегу, Славу Соломина, Колю Донцова. За ними матроса Большакова. Из-под накинутой  простыни  видны желтые пятки его больших крестьянских ног.  Удивительно тихо и жутковато было в это прохладное и ясное сентябрьское утро. Как хрустальный колпак повисло над бухтой равнодушное полярное небо. И  стремительные чайки, как вечные души погибших моряков, пролетая над самой водой, сегодня не кричали.  
Чувствовали беду…

                                                                                         Снова Север

                                                                                                            А помнишь город заполярный  .                      .                                                                                                                                                      романтику больших морей…                                            .                                                                                                                                               (Н. Седой)

          В иллюминатор уже видны сопки и озера. Бескрайняя тундра. Настя поежилась –  каким неприветливым  кажется этот край! Самолет снижался для посадки. Вот уже под ним знакомое озеро. Сейчас оно кончится и начнется посадочная полоса. Интересно - встретит или не встретит? Телеграмму она все-таки дала! Андрей уже не лейтенант и может отпроситься. Ему должны пойти навстречу. Приятно, когда тебя встречают, особенно если возвращаться не очень хочется –  опять длинная полярная зима, снега, метели. Снова в четырех стенах и – ожидание, ожидание. И о чем говорить, как разрешить этот душевный разлад? Cамолет мягко приземлился на единственную взлетно - посадочную полосу военного аэродрома и вырулил к аэропортовскому бараку. Видно  небольшую группу  встречающих за  оградой, но  Андрея там, кажется, нет. Настроение упало. Как ни бодрилась  на  перелете,  как  ни  поднимала его сама себе,  а  оно  все равно вдруг резко испортилось. Осталось тревожное  ожидание…  Из Мурманска два с половиной часа на “Икарусе” и вот уже мост через реку Лицу, вертолетная площадка, пушка, огоньки жилых домов. Темно и немного прохладно. Удивляться нечему - это Север и уже сентябрь. Короткое полярное лето закончилось. Дома – никого! Легкая пыльца на полировке мебели, столах, но в общем - чисто. Проверила - бутылок нет, значит не пьянствовал. Постучала к соседке.        - Ой, ну наконец-то, - открыла дверь Анжела с вечной сигаретой во рту, - а Андрея нет уже недели две-три, - сообщила она, - заходи, Ана-стасия.  Знаешь, по-моему они  сегодня пришли, но какие-то слухи ходят. Вроде у них там что-то случилось. Только ты не волнуйся, ничего страшного и  Андрей, наверное, завтра появится, - поспешила она успокоить  Настю!                                                            .                               - Боже, как  же  все это надоело, - подумала Шарая, - неужели вот так всю жизнь? Возбуждение нарастало. Настя нервно ходила из комнаты в комнату в ожидании Андрея, но, открыв дверь, увидела Наталью. Исхудавшая и печальная, со слезами на глазах, она окончательно повергла Настю  в уныние и безысходность.                                        
  - Как ты, Наташенька, что у тебя стряслось и  почему ты в слезах? – спросила, обнимая подругу Настя, -что-то случилолсь?                                   - У меня…,- всхлипнула Наталья, -  Крапивин умер! Мотался по госпиталям, устанавливал инвалидность.  Тянули, тянули…Квартиру получил с трудом,  горсовет вмешался, но пожить в ней успел всего месяц и неделю… Она, не сдержавшись, разрыдалась и худые плечи ее повело конвульсиями  в бесполезных  попытках сдержаться, - Как же я теперь? Кому я…                                                                                                    -  Милая ты моя… Жалко Сашу, сколько ему было - 35? И что ты  собираешься делать? Уедешь? А у нас тоже  не ладно в экипаже, что-то у них случилось и мы пока не знаем…  .                                                    
- Ты не волнуйся, Настя! У них там, правда, не все в порядке. Но твой Шарый жив и здоров! Это уж я знаю точно.                                             
 –А кто же…нездоров?, - сжалась Настя .                                              
  -  Кажется, доктор! Ну, этот – Ревега…. Еще кто-то… не знаю. Но это под большим секретом!  Даже Оксана, докторова жена еще не знает. Никому ничего не говори, пока начальники сами не скажут. А то…Особисты уже пресекают всякие разговоры! - поговорили о Натальиных делах, о  дочке,                                                                       
 - Инна никак не может отойти после смерти папы -  очень она его любила, они такие  друзья, ты же знаешь, Настя! Сашка был  хорошим семьянином, я даже не ожидала от него, что  он будет    таким хорошим мужем, а Инке отцом. Он же баламут, ты знаешь... - Наталью опять затрясло,- мы только потом осознаем  их…наших ребят…когда их уже нет…,- и снова сорвалась в слезы.  Вот так, Анастасия Владимировна, - а твое-го Андрюшу  я видела перед самым его уходом в море. Они как-то быстро–только приехали и сразу…                      .          .                .          Засыпала Настя с трудом. С мыслями обо всем – о себе, о сыне, об Андрее, о Сашке Крапивине. Вообще о жизни. Беспокойный  ее сон был наполнен  видениями – мелькали чьи-то  лица, как тени, волнова-лось темное море, один за другим катились его свинцовые валы и из них всплывала черная  подводная лодка.  Это был тяжелый полусон - Настя  слышала, как беснуется  осенний ветер и, как раненая птица, бьется в оконное стекло телевизионный кабель.                             

                                                                                          Разбор

                                                                                                  Я не помню мерзавцев, в штабах оглупевших от лени,                                                                                                                                            Я не помню кричащих от страха – до рвот,                                                                .                                                                                            Но я помню парней, что не стали в беде на колени ...                                   .                                                                                                             (С. Шабовта “Песнь ветеранов”)   

            К обеду на атомоходе была уже толпа посетителей. Прибежали флагманские специалисты дивизии, за ними повыше – штабные, с флотилии. Последними спешно прибыли офицеры из штаба и Технического управления флота. Каждому, по принадлежности к боевой части или службе нужно было все рассказать, предъявить документацию для проверки и немедленного устранения выявленных замечаний.  В ожидании московской комиссии, им нужно было успеть подчистить и свои хвосты, чтобы не попасть под раздачу. Все они были