ГОДЫ ЖИЗНИ

человека в 1961 году. Для нас тогда это сообщение выглядело газетной уткой.

 3.4. Плавательная практика.

Мы учились на четвертом курсе. Давно были забыты впечатления от поездки на целину. Все больше и больше мы погружались в специальные предметы. Давно уже сопромат заменен строительной механикой корабля, продолжаем изучать теорию корабля, в том числе теорию движителей, конструкцию корпуса, технологию постройки и ремонта судов, в том числе такой специальный вопрос, как постановка судна в док. По каждому предмету идут курсовые проекты. Некоторые предметы не являются для корабела профилирующими, тем не менее мы изучаем электрооборудование судов, электрические машины. Вообще, образование по профессии кораблестроителя дает широкий кругозор по всему спектру техники.  Но вся эта наука без практики не дает полного представления о профессии. Для того, чтобы успешно строить и ремонтировать корабли нужно знать особенности их эксплуатации. Поэтому в конце 4-го курса у нас была предусмотрена плавательная практика. Так как она была ограничена всего одним месяцем, невозможно было ее проводить на больших морских судах, находящихся в плавании многие месяцы. Нам было предложено пройти практику на судах прибрежного плавания в Ленинграде. Нас распределили для проживания на разные суда. Мне, Герману Попенову и Лене Кривову достался теплоход «Антон Чехов», совершавший прогулочные рейсы в пригороды Ленинграда (Петродворец, Ломоносово, Кронштадт и др.). Ничего приятней для периода белых ночей нельзя было придумать. Особенностью нашего теплохода было то, что он был предназначен в том числе для перевозок высокопоставленных гостей Ленинградских властей. Соответственно в отличие от судов такого же проекта он имел в трюме вместо пассажирских салонов шикарно отделанные каюты для проживания знаменитостей. Соответственно мы жили в прекрасных условиях, в отличие от наших ребят, практикующихся на других судах. На судне мы числились практикантами, но стояли полные вахты у руля. Кроме того  должны были составить описание конструкции и оборудования судна, особенностей эксплуатации, как отчет о практике. Надо прямо сказать, что работы было не очень много и мы пытались совместить практику с изучением Ленинграда и его пригородов. Нам это явно неплохо удавалось. Я обошел основные музеи города (Эрмитаж, Русский, Военно-морской, Полярный). На нашем судне и самостоятельно побывали в Петродворце, Стрельне, Кронштадте, Ломоносово. Мы бродили по Невскому, вдоль набережных, наблюдали развод и соединение мостов. Ленинград стал для меня родным и знакомым городом.
Наше судно совершало рейсы не только днем, но и ночью. Совершенно удивительно выглядит город в белые ночи. Обычно прогулки сопровождались лекциями о панораме города, о проходимых островах и т.д. Так как темы экскурсий повторялись и экскурсоводы были одни и те же, то вскоре мы знали тексты всех экскурсий почти наизусть. Все это было похоже на соответствующую миниатюру А. Райкина «Туда о дружбе, обратно о любви...». Обычно мы возили организованные экскурсии или произвольные группы. Организованные группы были более опасные, так как они были определенным образом «спиты». Сразу после отдачи швартовых обычно начиналось безудержное пьянство. Самым страшным воспоминанием для меня является случай перевозки артели инвалидов. Трудно представить, что они натворили на судне. Один даже разбил головой унитаз в туалете.
Совсем другие трудности нас ожидали в связи с визитом короля Непала Махендры (Махендра Бик Бехрам шах Дева). Мы должны были его везти в Петродворец. На пару дней судно вывели из эксплуатации. Капитан созвал общее собрание и ставил каждому задачу по подготовке судна к высокому визиту. Этот инструктаж постоянно прерывался замечаниями и вопросами известного на судне острослова и нигилиста моториста Птицына. Наш же капитан был «очень правильным» и не воспринимал никаких шуток. Диалог выглядел примерно так:
 «Товарищ капитан! У меня важный вопрос по покраске судна!»
 «Что у Вас, Птицын?»
«Вы помните, когда мы возили Ливанского митрополита, тоже красили судно.»
«Ну?!»
«Тогда все попы, которые с ним были, взяли на рясы краску и я должен был оттирать ее соляркой»
«Ну!?»
«Что будет если королева запачкается, я стану ее оттирать и войду в экстаз?!»
«Птицын! Вы ....!!!!»
Но красить судно все же пришлось. Погода стояла отвратительная, шел дождь. Я красил надводный борт с плотика. Сохранилась фотография этого события. Закончив работу, я толкал плотик к берегу шестом. Не заметив на фоне серой набережной натянутый швартовный трос, я был опрокинут в воду на глазах у публики, ожидавшей посадку на другой теплоход.
Следующий день был «днем Х». С утра в кормовом салоне был накрыт шикарный банкетный стол. Команда уже предвкушала, какие остатки она получит после банкета. Вся команда была одета в парадную морскую форму. Нам, как практикантам, было велено быть в костюмах с галстуками. Приехал начальник Северо-Западного речного пароходства и самолично принял участие в раскатывании красного ковра. Над кораблем подняли штандарт короля. Ну а короля все нет и нет! Наконец около полудня прибыл какой-то непалец, наверное переводчик, и сказал, что Его Величество поедет в Петродворец на машине в связи с плохой погодой. Тут же был свернут банкетный стол и все передали в ресторан речного вокзала для реализации. Мы забрали очередную группу экскурсантов и пошли в Петродворец. Там я все же увидел короля Непала в его знаменитой золотой феске. Вместе с ним была королева необыкновенной красоты. Можно было понять тревогу Птицына. После плавательной практики я прямо из Ленинграда поехал в Киев к родителям.

  3.5. Военные лагеря

В конце лета 1958 года мы должны были пройти военные лагеря. Поэтому, погостив у родителей после плавательной практики, я снова возвращался в Таллинн. Со мной из Киева ехали Петя Вейцман и Алик Готтесман. В связи с пересадкой в Ленинграде мы там отметили День Военно-морского флота СССР, побывав на набережной Невы, где выстроились после парада корабли Балтийского флота, и выпили шампанского с мороженным в знаменитом «Лягушатнике» на Невском проспекте. На следующий день по приезду в Таллинн весь наш курс погрузили в электричку и повезли в Клоога Рант – местность недалеко от Таллина. Там располагалась знаменитая со времен войны Панфиловская дивизия. Командовал ею генерал-майор Шундалов. Мы уже два года были не моряками, а саперами. Теперь впервые нам приходилось надеть нелюбимую зеленую форму. Все три студенческие группы были превращены в три взвода. Командиром нашего был лейтенант Лорант, спокойный и уравновешенный человек. Его заместителем был один сержант родом из Луганска (фамилию не помню). Как и положено сверхсрочнику, был невероятно деятельным, придирчивым и занудливым. Лорант появлялся у нас только во время занятий по специальности. Все остальное время мы были в полном распоряжении сержанта. Особо напряженно проходили с ним занятия по строевой. В армии есть стандарт, требующий, чтобы при парадном марше делалось 120 шагов в минуту. Мы, будучи в душе «моряками», шли чуть медленнее и слегка раскачиваясь. Формально мы все делали как-будто правильно, придраться было невозможно. Но сержант где-то чувствовал подвох и заставлял нас снова и снова дефилировать на плацу. Еще одним камнем преткновения была строевая песня. Сержант попросил спеть что-нибудь и мы почти не сговариваясь, запели «Как родная меня мать провожала...» Демьяна Бедного. Услыхав слова «...без тебя большевики обойдутся...», он немедленно остановил пение и сказал, что песня запрещенная. Все наши попытки реабилитировать Демьяна оказались безрезультатными. Нашей взводной стала бессмысленная, но лихая песня на эстонском языке «Густав, Густав поддай газу! О моя белая лошадь.....».
В лагере был строгий армейский порядок. Строевая подготовка, чередовалась с занятиями по специальности. Попадали мы и в суточные наряды. Однажды я попал в такой наряд на кухню. До сих пор вспоминаю жаренную картошку на сливочном масле и бефстроганов, которые повара делали для всего наряда в отличии от общего меню, где готовили из сушенной картошки и рыба была с ярко зелеными костями. Кстати, доставая воду из колодца для кухни я утопил ведро – «табельное имущество». Пришлось мне лезть в колодец и доставать его. Этот момент запечатлен на фотографии в моем студенческом альбоме.
В лагерях мы изучали тактику, технику инженерных войск, взрывное дело, наведение понтонных и мостовых переправ, водообеспечение войск. Занятия по тактике заключались обычно в том, что наш лейтенант задавал нам азимут для движения и указывал расстояние. Когда мы преодолевали его, то оказывались как правило на поляне, где в изобилии росли черника, малина, лесная клубника. После команды «Ложись!» мы опускались на траву и час – полтора паслись на ягодниках.  В результате наша новая униформа вся покрылась фиолетовыми пятнами от черники.
Сейчас вспоминая этот месяц лагерей, я с удивлением думаю о том, как много нам дали в деле познания нашей военной профессии в прикладном плане. Мы водили трактор, БТР, плавающий транспортер, автомобиль и буксирный понтонный катер. Мы наводили паромную переправу и строили мост через реальное водное препятствие – озеро Соода. Озеро это было необычное. На его берегу при немецкой оккупации находился концентрационный лагерь, в котором были уничтожены десятки тысяч людей. Их трупы были частично сожжены, а частично утоплены в этом озере. И хотя озеро в свое время подверглось очистке, все же работа на нем всегда была сопряжена с мыслями о судьбе тех, кто там погиб.
Интересными были занятия по подрывному делу. Нас учили закладывать взрывчатку, подсоединять взрыватели к бикфордовому или детонационному шнуру и реально подрывать мостовые конструкции, деревья, пни. В начале нас изрядно напугали опасностью этой работы и при подготовке первых подрывов у нас руки дрожали от страха и неуверенности. Но человек быстро привыкает к опасности, если только она не является для него неожиданной. В последствии мы довольно спокойно занимались этим делом и обращали главное внимание на качество и красоту выполненного, а не на возможную опасность. Но опасность всегда подкарауливала нас. Однажды было у нас боевое гранатометание. Мы бросали из окопа осколочные гранаты Ф1, так называемые «лимонки». Руководил гранатометанием полковник Свинцов с нашей кафедры. В окоп вызывали по двое человек. Метал один из них, а другой присутствовал (очевидно, по соображениям экономии). Меня вызвали в паре с К.. Ему выпал жребий бросать. Он должен был вырвать чеку, отпустить предохранительную рукоятку, отсчитать до трех и бросить, чтобы граната взорвалась в момент падения, а не позже. Канель вырвал чеку, досчитал до трех и замер с гранатой в руке. В какую-то секунду полковник выхватил «лимонку» и бросил. Еще в воздухе она рванула. Еще одна секунда и мы бы втроем остались в этом окопе навсегда.
Завершались наши лагеря двухдневными полевыми учениями. Наш взвод играл роль американских саперов. Мы ночью установили мины по схемам армии США и на этом наша миссия была