костра. Ночь окутала его, стало очень тепло и радостно.
- Спокойной ночи, Кассиус! Спокойной ночи, Лаэрт!
Как несказанно он был счастлив от того, что друзья вернулись. Сон пришел к нему не сразу, и он успел еще раз удивиться своему Велесу, задумался над словами огненного оратора о том, что ветер не исчезнет, пока не исчезнет мир. Затем снова вспомнил о солнечной пещере и о том, что его там ожидает. Затем об Адаманте, и потом, когда глаза стали слипаться, и нега сна начала укачивать его своим дурманом, он подумал о Перворожденной. «Она все еще с нами, она жива… и каждый миг говорит об этом…»
Дождь, все еще поливавший землю, так и не смог намочить молодого мага и его друзей. Сила заклинания, защищавшего их, не ослабла ни на секунду. Дремлющая тьма, спящие угли костра, юноша, раскинувший во сне руки, наслаждались своими снами. Было так тихо. Но в своем сне Даймонд слышал еле уловимое потрескивание:
- Конь Великой мог говорить…
- Только с ней… - гулом отвечала ночь.
- Он ее часть, значит и он сможет!
- Наш Белый Лорд все сможет… надо только подождать!
Маги спали, каждый видел нечто, принадлежащее только его миру: Тьмы, Хаоса и яркого белого Света.
Отчий дом
- Вот мы и на месте! Никогда не думал, что придется побывать в этих краях, - Кассиус с необычной для него восторженностью оглядывал залитые солнцем холмы. Над головой раскинулось в широком объятии безоблачное, невероятно синее небо, под ногами расстилалась изумрудная трава, в ярких пятнах желтых, красных и белых цветов. Невдалеке уютно расположилась маленькая деревенька, с аккуратными скромными домиками. Во всем этом: в лазурном небосводе, сочной траве, чистых ухоженных садах чувствовалась легкая леность и отрешенность. Лучи дневного светила многогранно отражались в хрустальных водах ручья, весело звенящего между холмами и деревней. А позади возвышались горы. Могучие, покрытые редкой растительностью устремляли они свои пикообразные вершины ввысь. Каменные исполины дышали солнечным теплом, нагретые, обласканные светом. Вся природа этого места наполнялась светом и теплом.
- Поистине, солнечные горы! – провозгласил Лаэрт. Он отбросил назад свои длинные волосы, они зазмеились по траве, поглощая солнечный свет своей непроницаемой чернотой. А огненные пряди Кассиуса наоборот наполнились добрым сиянием царственной звезды.
Они стояли рядом, чуть соприкасаясь плечами, и так одинаково восхищались красотой природы.
- Вы что, смеетесь надо мной?! – раздался сзади возмущенный голос.
Даймонд спешился с коня, позволив Велесу самозабвенно щипать траву. Солнце окрасило и его волосы, и теперь они казались золотыми. На лице застыло удивление. Он оглядывал открывшиеся перед ним просторы и не знал, что ему делать: негодовать или прыгать от радости.
- Вы шутите! – все повторял он. – Это ведь…
- Это Солнечные горы, только в них может быть солнечная пещера! Велес привел тебя к ним. Как только мы сами не догадались, куда он нас ведет?!
Даймонд как-то совсем по-ребячьи воскликнул, в неведомом порыве рухнул на колени и поцеловал землю.
- Шесть лет… прошло шесть лет! – шептал он.
Велес оторвался от вкуснейшей травы, поднял голову и уставился на хозяина своими огромными глазами.
- Велес, может ты ошибся? Это не могут быть те горы?! – но конь обиженно фыркнул и снова принялся за трапезу.
- Велес не мог ошибиться! – ответил за коня Лаэрт.
- Тогда объясните, как я семнадцать лет не знал, что эти горы называются Солнечными?! Хотя все свое детство я убегал к ним от родителей!
- О чем это ты?
- Это моя родная деревня! – алмазные глаза ярко вспыхнули. – Это мой дом!
Он еще раз оглядел окружающую их красоту. Здесь все было ему знакомо, и ничего не изменилось за прошедшие годы. Те же цветы, те же холмы, река, дома… только горы вдруг стали Солнечными и обрели смысл.
Даймонд побежал. Он буквально летел к родному дому. Лица отца и матери всплыли перед его глазами. «Я ведь тогда с ними не простился, ушел, не сказав ни слова!» Эта мысль подстегнула его, он бежал, не оглядываясь на друзей, оставшихся далеко позади. Он вернулся в свое детство, на мгновение ему показалось, что не было всех этих лет, проведенных в Убежище, что он бежит сейчас домой после долгой прогулки.
Юноша перемахнул через низенькую ограду, и влетел в деревню. Бывшие на улице люди даже не поняли, что это промелькнуло перед ними. Он молнией мчался в дому на самой окраине, откуда до желанных ему гор было рукой подать.
И вот его дом. Совсем крошечный, покосившийся, будто что-то надломило его изнутри. Даймонд остро почувствовал отчаяние, витавшее вокруг, нерешительно поднял руку и постучал в дверь. Прошло несколько долгих минут, прежде чем она открылась. На пороге стоял невысокий мужчина, его загорелое лицо было покрыто сеткой глубоких морщин, а волосы на голове были седые, только кое-где виднелись блеклые каштановые прядки. Узловатые пальцы судорожно сжимали палку. «Как постарел отец!» - защемило сердце Даймонда. Он не помнил отца молодым. Они с матерью были не молоды, когда нашли его. Но все равно, этот пожилой мужчина разительно отличался от того крепкого моложавого пастуха. А ведь прошло не так уж много лет.
Пастух медленно перевел взгляд с выцветшей грязно-зеленой тунике гостя на белое лицо, резкий вздох исказил его черты, словно пронзил болью. Он увидел огромные бриллианты глаз, излучающие свет! Увидел хрустально-прозрачные пряди, упавшие на плечи!
- Даймонд! – воскликнул он, выпустив из рук палку. - Сынок!
Даймонд бросился обнимать отца. Каким невысоким он ему теперь казался, каким слабым. Душа переполнялась любовью и нежностью. Бессердечное, холодное существо: как мог он оставить своих родителей. Как мог все шесть лет почти не вспоминать о них, не переживать тех чувств, что терзали их!
Он подобрал отцовскую палку. Отец не хотел выпускать его рук, потухшие глаза, не отрываясь, глядели в такое родное, повзрослевшее лицо сына. Они вошли в дом и, не сговариваясь, прошли прямо в альков, где в детстве спал Даймонд.
- Моя кровать! – тихо произнес Даймонд. – вы не убрали ее!
- Как мы могли, сын?! – мужчина оглядывал каждую черточку точеного лица, посуровевшего и какого-то каменного, не в меру отросшие волосы, глядящие издалека глаза, сильную горделивую фигуру. Это был одновременно и его сын, и незнакомый воин. От прежнего Даймонда, с его любовью к миру и желанием видеть во всем лучшее, мало что осталось. Он сидел перед отцом как изваяние, слишком взрослый для своих лет, слишком много знающий и слишком контролирующий себя. Пастух чувствовал силу, исходящую от сына.
- Как же ты изменился, Даймонд! – сухие пальцы дотронулись до мраморного лба. – Теперь ты настоящий воин!
- Нет, отец, еще нет! – низкий голос Даймонда наполнял маленькое жилище, алмазные глаза пробежались по таким знакомым предметам.
- А где мама? – спросил он, поняв, кого ему не хватает. «Странно, - подумалось ему. – Я думал, что мне откроет дверь мать, а вот отца мы будем ждать…»
Мужчина отвернулся, пряча глаза, Даймонду это совсем не понравилось. Вся фигура отца была надломлена отчаянием и горем.
- Отец?! – Даймонд положил руку на его плечо. – Что такое? Где мама?!
Отец не хотел оборачиваться, и Даймонду пришлось развернуть его. В этот момент их взгляды встретились, и он увидел: «Одетые в черное люди, потупив глаза, неловко переминались с ноги на ногу. Чуть поодаль стоит отец, его скорбное лицо белое как полотно. Рядом с ним старый деревенский лекарь, в руках у него серебряная чаша. Ветер разносит пепел…» И Даймонду показалось, что пепел веет по комнате, веет по его душе. Слова отца прозвучали как удары колокола в мрачной тишине.
- Даймонд, мама… она умерла…
Что-то изменилось в сверкающих глазах. Их поддернула пелена, они стали похожи на перламутровые жемчужины, мутно-белые, с каким-то непередаваемым оттенком… жемчуг – камень печали и слез. Только слезы не были пролиты, они остались туманом на дне глаз.
- Когда это случилось?
- Три года назад, но мне кажется, что вчера…
- Расскажи мне, как?
- Знаешь, Даймонд, мама была намного сильнее меня. Она так держалась, когда ты ушел, боролась с горем лучше, чем я. Мы пытались тебя найти, но тот человек увел тебя неизвестно куда. Она мне тогда говорила, что значит так нужно, что это твоя судьба, что волшебник намеренно пришел за тобой…Я места себе не находил, а она была сильной. Только с каждым днем все больше бледнела.
«Почему, почему я тогда к ним не пришел, не объяснил?!» - в который раз укорил себя Даймонд. – «Я виноват во всем!»
- Еще к нам каждый вечер повадился ходить волк, большой, серый, приходил, садился возле ограды, овец он не трогал, собаки не трогали его, он просто смотрел…
- Это мой волк, отец, - едва слышно прошептал Даймонд.
- Я это понял потом, позже. В деревне все считали, что мы отправили тебя к морю, что после того, что ты натворил, мы отослали тебя. И они были этому рады, впрочем, ты знаешь, как они к тебе относились… А еще этот волк, все шептали о проклятии… А потом мать заболела, она была вся холодная-холодная, но все время говорила, что ее что-то сжигает изнутри.
- Лихорадка? – спросил юноша.
- Лекарь так решил, но это была не лихорадка, я уверен. Ей ничего не помогало, но потом, нам помог волк! Удивляешься, сын? А как удивились мы! Он принес к порогу травы. Как он их собрал? Не пойму! Ему помогли, его отправили на помощь. Лекарь сделал из этих трав настойку, которая вылечила твою маму.
- Тогда почему?
- Дело в том, мальчик, что к нам приходили… - руки мужчины мелко затряслись.
- Кто? – встрепенулся юноша.
- Двое, странные такие мужчины. Не люди они были, Даймонд, вот, кто угодно, но не люди! В ту ночь волк под окном изошелся в вое, и все собаки как с ума сошли. Они просочились сквозь дверь, от них веяло тем самым жаром и холодом, которые так долго мучили маму. И они спрашивали о тебе!
Даймонд нахмурился, слишком знакомым было это описание.
- Что именно?
- Они хотели знать, где ты, кто и когда тебя увел. А потом один из них спросил «Что он есть?», как будто ты вещь какая. Мы были в ужасе, они знали все: твое имя, тою внешность, тот случай с рекой, и многие другие случаи. Они даже знали, как ты у нас появился. Словно вытаскивали это у нас из голов! Они были так вежливы, вот только их голоса причиняли боль сильнее пыток. И мать не выдержала, она была вне себя от бешенства. Ты помнишь наш старый меч, который принадлежал ее семье с незапамятных времен, она схватила его и бросилась на них. Она кричала, что они не имеют права, что они ничего не услышат, не узнают, что она жизнь отдаст за своего сына. А они просто молчали и смотрели на нее своими страшными глазами. И меч искрошился в ее руках, а пальцы ее окоченели. И они тогда сказали, что кара придет, а сами растворились в темноте. Я помню, что огонь вырвался из очага и поднялся до потолка. Мама упала и с того момента не вставала больше. Это случилось три года назад. Она страдала месяц, медленно истлевала, становилась тонкой и прозрачной, и умерла. Я никому не сказал причины.
Мужчина замолчал, но Даймонд чувствовал, что что-то осталось недоговоренным.
- Отец, они упоминали в своих речах Адаманта?
- Да, - сокрушенно ответил пастух. – Адамант ждет вашего мальчика, сказали они. Я тогда не придал этому значения, но потом… - он
