туда нельзя попасть? - спросил Борька. Он не очень-то верил Семену и его странному рассказу, но остывший обед на столе с торчащим окурком, был аргументом для того, чтобы дослушать этот бред до конца.
- Это от тебя зависит, - ответил Семен и продолжил:
- Так вот после того, как я с месяц вот так ничегошеньки не делал, мне начали сниться сны, да такие интересные, каких я раньше не видел и даже не подозревал, что такое вообще присниться может. Пошел к Учителю, рассказал ему про сны, он ничего не сказал, что означало – надо и дальше продолжать ничего не делать. Причем, знаешь, мне поначалу неловко было и неудобно перед монахами. Они работали, а я как царь там жил, меня все обслуживали, буквально все мои желания предвосхищали, при этом оставались как бы в тени, не тревожа меня. Когда я учился в институте, а потом работал, я только и мечтал, чтобы меня все оставили в покое, и чтобы я мог жить так, ничего не делая, и у меня все было. А, когда это произошло, я поначалу испытывал жуткое беспокойство и неудобство, ну и постепенно смирился с тем, что надо через это пройти, потом стал прислушиваться к себе, вспоминать, что было в моей жизни, как там все происходило – причины, следствия. А однажды я вдруг наткнулся на книгу, что была у меня с собой, но которую я так и не дочитал до конца. Делать мне было нечего, и я стал ее читать. И тут-то я начал понимать, что то Знание, которое открывал мне Учитель и с которым были знакомы все монахи, вовсе не тайна тайн и не секрет секретов, а доступно всем и каждому. Оно вокруг нас или рядом с нами. Про него можно прочесть во многих книгах, про него толковали на разных языках учителя и пророки. Помнишь “имеющий уши, да услышит”? Надо только захотеть, поверить, распрощаться с прошлым, если оно не нравится и не устраивает тебя.
Борька тяжело вздохнул.
- Знаешь, шел бы ты, - предложил он Семену.
- Хорошо, - ответил тот, за что-то поблагодарил и тихо вышел, прикрыв за собой железную дверь.
Семен был расстроен. У него ничегошеньки не получалось. Там, в монастыре, он испытывал настоящий подъем, воодушевление, предвкушая свое возвращение, встречи с людьми, долгие беседы, прозрение, понимание... На деле же все оказалось по другому. Где же он ошибся? Ему было известно, что вина или ошибка были полностью его, но где и когда он оступился? Хотя, может... Нет, конечно же, как всегда прав Учитель. Семен остановился. Кажется, он еще кое-что понял и осознал, и ради этого понимания стоило пройти долгий путь от монастыря в город и вернуться обратно. Семен уже точно знал, что он вернется, не сию минуту, но уже скоро. В аллее, где он стоял было тихо и безлюдно. Семен почувствовал усталость и, заметив скамейку, под кустом цветущей акации, подошел и сел. Он не знал который час. Время, которого монахи не признавали, остановилось для Семена. Даже городской шум как-то стих, растворился в пространстве улиц, переулков и скверов. Семен сидел и смотрел прямо перед собой. Он прислушивался к своей усталости. Не стараясь ее побороть, он наслаждался ею, зная, что скоро она уйдет, покинет его навсегда. На мгновение ему показалось, что рядом с ним сидит Оха, монах, сосед Семена по келье. Семен медленно повернул голову, но никого не увидел. Его кольнула тоска. Ему так вдруг захотелось оказаться в монастыре, поговорить с монахами, которые стали его настоящими друзьями, поделиться с ними своими мыслями, пережитыми чувствами и наблюдениями, причем, говорили бы они на том языке, в котором слова, скорее не слова, а образы, выраженные звуками. Впрочем, мне трудно об этом говорить – я-то такого языка не знаю.
Семен встал. Надо было идти домой. Пройдя несколько шагов, он увидел на асфальте монету и поднял ее. Десять рублей. Интересно, хватит этого, чтобы проехать на трамвае? Конечно же! А иначе, зачем бы здесь оказалась эта монета? Воодушевленный, Семен отправился на остановку.
А Борька после ухода Семена завалился спать. Проспал он не очень долго, но крепко. И снились Борьке какие-то поля, музыка, почему-то раскрашенная в разные цвета, каждый из которых имел свой аромат, каких Борька никогда в своей жизни не знал. Он вдруг понял, что музыку можно писать, не слыша звуков, а наблюдая цвета и улавливая их запахи. От такого открытия он проснулся.
- Черти че, - произнес он, садясь на кровати-софе и выпрямляя затекшую руку.
Чувство после сна, хоть и дурацкого, было приятное, но погружавшаяся в надвигающиеся сумерки реальность, а именно, три пустых рюмки на столе и полупустая бутылка коньяка, быстро эту приятность развеяла. Борька вспомнил и про Семена с его галиматьей, и про обидный уход Ляли. “Может, он мне наркотик какой подсунул,” - сообразил Борька. Вообще-то он наркотиками не баловался – и денег не было, да и страшновато как-то. Курил иногда в компании, но не сильно затягивался. Версия про наркотик Борьке понравилась – она многое объясняла. Очень кстати со стола исчез обед, в котором Ляля потушила свой окурок. Впрочем, обед могла убрать бабушка Борьки, которая время от времени наведывалась в свою квартиру, чтобы снять показания счетчиков – за квартиру-то платила она. А могла и Ляля забрать еду с собой, если возвращалась за какой-нибудь забытой тряпкой, пока Борька спал. В который раз решив не заморачиваться, Борька принял душ, сложил накопившееся грязное белье в пакет и поехал к родителям в гости, а, заодно, поесть и постирать.
Последнее время трамваи в городе ходили не очень регулярно. Вызвано это было двумя причинами: во-первых, старый парк давно поизносился, а денег на новые вагончики в городской казне не было, а, во-вторых... Да кто его знает, что там во-вторых. Расклеили недавно расписание на всех столбах, как заграницей, а толку все равно нет. Семен стоял на остановке, покорно ждал трамвая еще с парой дюжин горожан и думал, как забавно вспоминать про воспоминания, как они когда-то нахлынули на него, многое открыли, многое прояснили. И вот теперь он как бы в той, старой своей жизни, только за плечами у него уже другой опыт и другие воспоминания. “Что изменилось?” - усмехнулся он про себя. Кажется ничего. Он, Семен, стоит на трамвайной остановке, как стоял двадцать лет назад, даже джинсы на нем те же, а сколько всего изменилось в нем самом. В чем разница? В том, что теперь он может все, вернее, он и тогда все мог, но он просто об этом не догадывался, а теперь, он знает и уверен. Забавно. Семен вдохнул полной грудью теплый городской воздух, благодарно улыбнулся и посмотрел вокруг. Лица ожидавших были озабочены. Почти все они неотрывно смотрели в сторону, откуда должен был появиться трамвай. Одна женщина, поставив тяжелую сумку на носок туфли с кем-то разговаривала по телефону. Лицо у нее было усталым и измученным. На ней была розовая, чуть полинявшая футболка, и черная юбка.
- Ты себе не представляешь, как с ним говорить, - жаловалась кому-то женщина. - Я вот вчера пришла с работы - дома грязь непролазная, посуда не вымыта, а он сидит играет. Я бы разбила этот компьютер, так я ж за него еще кредит выплачиваю.
Ей кто-то что-то отвечал, наверное, сочувствовал, поскольку женщина продолжала жаловаться:
- Я ж его сколько раз просила, чтобы учился – ни в какую. Уроки вечером начну проверять – пусто, ничего нет. Вот и сидим до двенадцати математику делаем, да по физике задачки решаем. А я уже сама половину забыла. Химию ему недавно помогала делать, поздно уже было, я, как могла, коэффициенты в уравнениях расставила, а ему двойку вкатили – неправильно оказалось. Ты бы слышала, как он на меня орал. А я что? Села за учебник, все выходные просидела, учила молекулы, там атомы всякие, валентность. Скажи, мне это надо? А что делать? Устала я, Лер, знаешь как устала, - женщина вздохнула. - Ладно, давай уж кончать, а то деньги-то капают. Встренуться бы надо, только вот не знаю, когда. Школу-то они уже закончили, сейчас на отработку ходит, да я его еще в клуб, там у нас есть, пристроила маленько по математике бы подтянули. Вот не знаю, ходит или нет. Вроде говорит, что нормально все. А как врет? Мне самой зайти некогда, а телефон там параллельный, и не отвечает никто. Ладно, Лер, звони, трамвай идет, мне еще с моей сумой втиснуться надо.
Женщина опустила телефон в сумку и подтащила ее поближе к рельсам. Остальные ожидающие тоже задвигались, всматриваясь в номер приближающегося трамвая. Наконец, дребезжащий вагон подошел к остановке, проехал, как водится, немного дальше, чтобы пассажир немного подрастрясся, стараясь вперед остальных запрыгнуть в открывающуюся на ходу дверь. Семен обратил внимание, что народу в трамвае было подозрительно немного. И точно, как только первые ожидавшие успели вскарабкаться в вагон, раздался противный голос вагоновожатого:
- Трамвай следует в парк. Передняя дверь не работает, прошу пользоваться задней и средней. Не забываем оплачивать проезд, в салоне работает кондуктор.
Несколько разочарованных возгласов, кто-то из забравшихся в вагон, развернувшись, пытался теперь из него выбраться, сталкиваясь с теми, кто продолжал карабкаться по высоким ступенькам. Женщина с тяжелой сумкой оказалась в самом конце желавших попасть в среднюю дверь. Семен подошел к ней и предложил помощь. Она благодарно ему улыбнулась:
- Спасибо.
Вместе они, наконец, забрались в вагон как раз в тот момент, когда видавшая лучшие годы дверь медленно поползла. Подол юбки женщины оказался защемленным, она осторожно его потянула, раздался слабый треск рвущейся материи. Женщина потянула сильнее.
- Вошли, оплачиваем проезд, - строго потребовала кондуктор - полная, бесцветная и неопределенного возраста.
Женщина оставила юбку и оглянулась в поисках Семена с сумкой. Семен же стоял около двух свободных мест и ждал, когда женщина высвободит, наконец, свою юбку.
- Проезд оплачиваем, гражданочка, - громче и строже повторила кондукторша. - Мне некогда тут над Вами стоять.
- Не видите что-ли, у меня юбку заело! - отвечала женщина.
- Ну и что? - парировала кондукторша. - Что мне теперь, до следующей остановки тут с Вами рассусоливать?
- Лучше бы дверь открыли, - крикнула женщина.
- Сейчас, двери ей на ходу будем открывать. Шевелиться надо было быстрей! - посоветовала кондукторша.
- Сколько стоит проезд? - спросил Семен.
- Ишь, - на весь вагон огласила кондукторша. - Посмотрите на барина! Он не знает, сколько проезд стоит!
Она снова повернулась к женщине.
- Гражданочка, я в последний раз спрашиваю, будем платить?
- У меня кошелек в сумке, - сдалась женщина, показывая рукой на сумку и Семена.
Тот закрыл глаза, и дверь медленно поползла. Трамвай шел, не сбавляя хода, вихляясь и подергиваясь.
- Это еще что такое? - возмутилась дверью кондукторша.
Дверь, как бы одумавшись, поползла обратно. Юбка была свободна. Женщина поднялась по ступенькам и добралась, наконец, до своей сумки мимо наблюдавшей за самостоятельной дверью кондукторши.
- Куда Вы, гражданочка? - пришла в себя кондукторша, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и задевая локтем ухо подростка, ухватившегося за поручни. Ни кондукторша, ни подросток, никак на происшедшее не прореагировали. Кондукторша была в погоне за гражданкой в юбке, а подросток ждал следующей остановки, чтобы выйти и пересесть в другой трамвай – денег на проезд у него не было.
Семен протянул
