Часть вторая. Дневник мёртвого комита
«Родственник Константинуса Констанций, по смерти императора первым прибыл на Бизантиум и возглавил заговор придворной гвардии, решившей устранить всех родственников, претендовавших на верховную власть в Империи. До сих пор точно не известно, случаен ли был выбор гвардейцев, высказавшихся в пользу Констанция, или сам Констанций являлся тайным организатором гвардейского заговора. Некоторые высказывали предположение, что у гвардии имелся собственный кандидат на императорский престол, который остался неизвестным единственно потому, что вожди заговорщиков решили поддержать притязания того, кто считался сыном усопшего властителя. При прочих равных условиях, сын Константинуса имел больше шансов укрепиться на престоле, чем неведомый имперской придворной знати и чиновничеству претендент. Относительно подлинного или мнимого родства Констанция с [покойным ныне] императором я не могу ничего сообщить точно, кроме как привести в качестве примера многочисленные слухи и предположения, которые я считаю злонамеренно распространяемой ложью, а посему недостойнойвнимания и, тем более, повторения.
Так или иначе, но Констанций встал во главе мятежных дворцовых схол, учинивших жестокую кровавую резню. Императорский дворец был залит кровью и осквернён неистовством гвардейских солдат, забывших о присяге и воинском долге. Все родственники покойного императоры были безжалостно убиты. Случайно уцелели лишь двое племянников Констанция и их-то он и пощадил, выдав своё решение за акт сострадательного милосердия. Желая выглядеть непричастным к разыгравшемуся в стенах дворца насилию, Констанций казнил вождей заговорщиков, но щедро наградил исполнителей, избрав к тому же из их числа новых командиров взамен казнённых, после чего взошёл на престол Империи под именем императора Констанциуса Секундуса.
Племянников он отправил в самый дальний castellum. Казалось бы, Констанциус принял наиболее выгодное для себя решение – удалить выживших юношей в места глухие, захолустные с тем, чтобы затем невозбранно и без лишней огласки лишить их жизни, однако император действовал на удивление противоположным образом – молодые люди получали систематическое и основательное образование, светское и религиозное. Учителем в вере был священник Единственного и брату Юлиана его наставлений вполне хватало, чего не скажешь о будущем императоре. Он увлёкся изучением философии и через неё постепенно углубился в постулаты традиционной веры, выбрав наставником в постижении догматов вероучения философа Макария Галикарнасского. Его интерес к отвлечённому мудрствованию оказался настолько велик, что он просил дядю, императора Констанциуса отпустить на имперскую планету Ахайю для обучения в Академии. Констанциус дал Юлиану милостивое разрешение и выделил достаточное обеспечение – деньгами и продуктами – вплоть до завершения учёбы.
Однако учёбу будущему императору завершить не довелось. Констанциус Секундус призвал своего племянника разделить с ним верховную власть, назначив соправителем Империи с присвоением титула Цезаря. До этого момента, император Констанциус правил совместно с братом Юлиана, Цезарем Галлусом. Брат Юлиана по жизни и так отличался скверным характером, который ещё более испортился, когда Галл был вознаграждён титулом Цезаря. Разделив власть со своим дядёй, он принялся творить неимоверные мерзости и преступления, уничтожая людей различными способами – кого ради присвоения богатства, а кого и просто для развлечения. Мало кому удавалось спастись, но те, кто уцелел, бежали ко двору Констанциуса. Они рассказывали императору ужасающие подробности зверств, учиняемых племянником, но в силу немногочисленности жалоб и жалобщиков, император долго не обращал внимания на безнравственное поведение Галлуса. Изменить отношение к проделкам племянника дядю заставило следующее происшествие: обнаглевший донельзя Цезарь заключил в тюрьму сиятельного Лициния, делавшего во владениях Галлуса пересадку с одного галактического лайнера на другой, чтобы лететь в имперскую область Кария. Ошибкой Галлуса было то, что сиятельный Лициний направлялся в Карию с тайной миссией – учинить негласный надзор за провинциальными властями, подозреваемыми в многочисленных злоупотреблениях. На беду Цезаря, сиятельного Лициния негласно же сопровождали агенты императорской секретной службы, имевшие приказ вмешиваться исключительно в чрезвычайных ситуациях. И когда сиятельный Лициний был арестован и препровождён в пыточный застенок, агенты, действуя согласно полученным инструкциям, вмешались. Вмешательство получилось необыкновенно громким, таким, что эхо от него докатилось до императорского дворца. Сиятельного Лициния освободили посланные Констанциусом доместики, они же забрали тела убитых императорских агентов. Цезаря Галлуса император вызвал в Константинополь для объяснений, но Галлус до имперской планеты Бизантия не добрался. Его удавили на борту звездолёта коллеги деликатных дел – доверенные императорские убийцы.
Назначение Юлиана Цезарем было неслучайным. Коалиция варварских народов, объединённая правителями союза Десяти планет, прорвала имперский лимес в секторе Галация и принялась разорять и разрушать имперские планеты одну за одной. Секторальная армия не сумела удержаться на границе, утратила согласованность командования и фактически рассыпалась. Император в это время занимался подготовкой большой войны с Парасанской империей и не имел возможности разбираться с проблемами, возникшими в Галации, поэтому он отправил туда Цезаря Юлиануса. Такова официальная версия произошедшего. По неофициальной же, распространяемой среди подданных версии, Констанциус задумал погубить оставшегося племянника руками варваров, ведь он считал, что Юлианус, никогда не занимавшийся делами воинскими, способен скорее всё потерять, нежели одержать победу над неприятелем. Ежели Констанциус по-настоящему имел такую цель, то он жестоко ошибся. Ученик Академии оказался достойным ратной доблести своих царственных предшественников.
Прибыв в Галацию, он собрал остатки секторальной армии на имперской планете Паризии, успокоил и обнадёжил командиров, раздал двойной стипендиум солдатам, чем немедленно снискал их уважение и провёл дополнительнй набор в армию – призывая в легионы ветеранов и добровольцев-провинциалов. Кроме того, он обратился к федератам, к тем, кого боялось привлекать провинциальное военное командование, опасаясь того, что они перекинутся к вторгшимся в провинциальный сектор варварам, единоплеменникам по образу жизни и верованиям. Цезарь спросил вождей федератов, без обиняков, то есть без намёков, недомолвок, иносказаний, прямо и открыто – собираются ли они исполнять взятые на себя по договору союза обязательства, либо склоняются к измене и предательству. Это было настолько необычно, что вожди федератов застыли в молчании, а сопровождавшие их спутники ошеломлённо переглядывались и изумлённо перешёптывались. Наконец, дуксы союзных варваров единогласно подтвердили верность Империи и обязались предоставить Цезарю свои боевые флоты и свои воинские дружины.
Таким образом, Юлианусу удалось набрать новую, хорошо вооружённую армию взамен прежней, потрёпанной, рассеявшейся и утратившей боевой дух. С этими силами он ополчился против вторгшихся в пределы имперского пространства врагов и нанёс им сокрушительное поражение. Разбитые варвары бежали за границу, бросая технику, обозы с награбленным, раненых и пленных.
Блистательная победа, одержанная Цезарем Юлианусом, вызвала зависть в душе императора Констанциуса. Зависть переросла в страшное ожесточение, ожесточение переросло в ненависть. Констанциус возжелал погубить Цезаря, однако не мог сделать это открыто, потому как Юлиануса поддерживала армия. Поэтому, императору прежде всего следовало удалить от Юлиануса верные ему подразделения, что Август и сделал, приказав Цезарю направить в распоряжение императора лучшие манипулы и когорты, общим числом в двенадцать тысяч закалённых в боях воинов. Юлианусу предстояло отдать три легиона, или две трети секторального войска. Помимо того, император потребовал направить в собираемую им армию все имеющиеся у Цезаря отряды федератов в качестве вспомогательных войск – ауксилий.
Федераты отказались покидать родные земли. Солдаты легионов отказались лететь за пределы сектора Галация. Ветераны и добровольцы-провинциалы не горели особым желанием оставить семьи и собственность надолго. Цезарь спокойно, терпеливо и благожелательно говорил по отдельности с каждой частью своего войска: с федератами, с легионерами, с ветеранами и с провинциалами-добровольцами. Уговоры подействовали на солдат – избранные легионы и ауксилии направились к месту сбора имперской армии, но на полпути повернули обратно. Что подвигло их на этот решительный поступок – неизвестно, однако, вернувшись на Паризию, они единодушно провозгласили Цезаря Юлиануса Августом. Юлианус, не колеблясь ни секунды, отказался. Его отказ не остановил солдат, ситуация накалялась, солдаты сначала требовали, но затем принялись открыто угрожать Цезарю смертью. Видя, что что бушующие страсти почти привели войско к мятежу, Юлианус – нехотя, под давлением солдатской массы, – дал своё согласие принять из рук воинов титул Августа. Тотчас воины сорвали со знамени пурпурное полотнище и накинули его на плечи Юлиануса, а знаменосец-драконарий снял с шеи золотую цепь и увенчал ею голову императора. По давней традиции, заведённой ещё на Праматери земле, Юлианус был поставлен на щит и на щите солдаты вынесли нового властителя Империи из дворца на площадь. Собравшаяся толпа – солдаты и обыватели – встретили Августа общим ликованием. Императора пронесли по площади и осторожно опустили перед импровизированным трибуналом, с которого Юлианус произнёс приветственную речь, в которой обещал править честно и справедливо, всегда помнить о том, кому он обязан верховной властью, быть щедрым и милосердным. Обещание щедрости и справедливости он начал выполнять немедленно: раздав подарки горожанам соразмерно их доходам – богатые дары получили пролетарии и бедняки, люди среднего достатка вознаграждены были подарками меньшими, но значимыми, богачи получили дары малые, но уникальные, по цене превосходившие и богатые, и меньшие многократно. Солдатам и ауксилариям Август выплатил единовременно стипендиум в пятикратном размере и донатий, превышающий годовой в двухкратном размере. Дяде он отослал письмо, в котором объяснил произошедшее желанием предотвратить солдатский бунт и опасением за жизнь свою и своих близких. Жизнь Цезаря, конечно, подвергалась определённой, хоть и незначительной, опасности, но тревога за судьбу близких, несуществующих близких, потому как Юлианус прибыл на Галацию в сопровождении небольшой свиты, состоящей из армейских командиров и придворных, выглядела в глазах Констанциуса ничем не прикрытой издёвкой. Хотел ли Август оскорбить императора намеренно, или допустил досадную
