— «Оно идёт, — прошептал Вайс, не отрывая глаз от тетради. — Я чувствую… оно слышит нас, оно приближается».
Воздух сгустился, стал тяжёлым, как перед грозой. Из глубины грота донёсся гул — низкий, вибрирующий, от которого ныли зубы и дрожали кости. А затем тьма внутри шевельнулась. Она не вышла наружу, но её присутствие заполнило всё вокруг. Это не была тень в привычном смысле — скорее текучая масса, переливающаяся, как нефть, с проблесками чего-то неестественного, чуждого. А потом эта тень вытянулась и преобразовалась во что то отдалённо напоминающее фигуре человека, а огненными, горящими как угли глазами, там где у людей голова. Рихтер невольно отступил на шаг,
— «Говори с ним!» — рявкнул он Вайсу, стараясь перекричать нарастающий гул.
Учёный затрясся, пытаясь одновременно и листать непослушными руками свои записи и что-то говорить на этом странном языке. Ноги доктора подкосились и он рухнул на колени.
-«Замолчи! Пока я не превратил вас в пыль! Замолчите все! Ваши мысли для меня как развёрнутый свиток!» - раздался голос, в котором казалось, не было эмоций, но пробиравший до самых костей. Он родился в головах всех стоявших у грота людей. Голос не шёл от туманной фигуры, но в том, что он исходит от неё, сомнений не было.
-«Я устал от вас! Я избавлюсь от вас!» - гремело в их головах.
Учёный поднялся, шатаясь, и протянул руки вперёд, в сторону Изначального.
— «Мы просим… умоляем! Спаси нас! Верни нас обратно, туда, где нет войны, где нас не найдут враги! Возьми что пожелаешь, мою жизнь, мою память всё, что я знаю о вас, Изначальных! Отпусти нас!»
-«Что ты мне можешь дать, червь?! Вы отняли у меня самое ценное - мой покой, и теперь предлагаешь, всего лишь свою никчёмную жизнь? Молчи… я буду говорить с другим!»
Гул стал оглушительным, и перед глазами Рихтера мелькнули образы: бесконечная пустыня, колонна машин, лица его солдат — усталые, но живые. Они ехали, останавливались, снова ехали. Он видел Фрица рядом, ефрейтора Клауса за рулём, Себя самого, словно со стороны с картой в руках. Видение было ярким, но тревожным — что-то в нём было неправильным, повторяющимся.
-«Ты тоже этого хочешь? Спастись от врагов и найти путь?» - прогремело в голове гауптмана.
-«Даааааа!!! Чёрт побери, дааааа!!!» - хотелось ему заорать во всё горло, но что то остановило его.
Агизур шагнул вперёд, его голос был тихим, но твёрдым:
— «Пустыня не отпускает так просто, господин. Я чувствую… что-то не так. С джинами невозможно договориться, наш разум слишком слаб, он не в силах объять необъятное!».
Рихтер мотнул головой, желая прекратить этот затянувшийся кошмар, а заорал что было сил: «Да!!! А хочу этого, мы все хотим этого! Отпусти нас, дай нам возможность уехать и не сдохнуть по дороге!»
-«Ты сказал… я услышал…» - голос существа уже не гремел в голове, а похож был на затихающий вдали шёпот.
Они вернулись к колонне через полчаса. Солдаты встретили их с облегчением, но вопросы повисли в воздухе — никто не решался спросить о том, что произошло. Фриц, стоя у грузовика, бросил взгляд на Рихтера и заметил, как тот на ходу пытается застегнуть непослушными руками пустую кобуру — пистолет остался где-то у грота, но гауптман даже не заметил его пропажи.
— «Герр гауптман, — Фриц понизил голос, — что там было?»
— «Не знаю, старина, — Рихтер устало потёр виски. — Вайс клянётся, что всё получилось. Но… я видел что-то, извини, не могу объяснить».
— «А Агизур с мальчишкой?» — спросил фельдфебель, хотя уже знал ответ.
Рихтер молча кивнул за спину, в сторону оазиса. Фриц всё ещё глядя на пустую кобуру офицера, выругался и сплюнул.
-«Ты же их не…» - но так и не смог завершить вопрос.
-«Ради всего святого, Фриц, о чём ты? Он сказал, что дальше нам уже не по пути.
Фельдфебель облегчённо выдохнул.
— «Ладно, грузимся и уходим. Чем скорее мы уберёмся от этого проклятого места, тем лучше».
Колонна тронулась в путь. Вода была в канистрах, топливо — каким-то чудом — оказалось в баках, хотя никто не помнил, как его заливали. Солдаты молчали, глядя на барханы, тянувшиеся до горизонта. Рихтер сидел в вездеходе, сжимая бесполезную карту. Вайс на заднем сидении, прижимая к груди свой портфель, бормотал что-то о великой победе разума…
Агизур, большим пальцем правой руки подцепил погонный ремень и верный «Маузер» упал к его ногам на песок. Фигура, сотканная из тумана, приближалась и застыла метрах в трёх от них. Горящие багровым огнём «глаза» Изначального, словно раздирали изнутри душу. Из было два, а через мгновение уже три, ещё через одно, уже четыре. То же происходило с его руками или щупальцами, которые извивались под самыми причудливыми углами.
-«И вы, ничтожества, не ушли с остальными, потому что хотите, что то просить?» - голос в их головах шипел словно жёлтая, с тёмными пятнами рогатая гадюка в тени бархана.
Агизур, сердце которого давно уже превратилось в кусок льда и казалось билось через раз, степенно поклонился в пояс, секунду спустя поклон отца повторил и Сами.
-«Да господин, у нас есть просьба!» - кабил надеялся, что голос его не дрогнул.
-«Говори!» - голос уже не шипел как встревоженная змея, а казалось, полон был коварства и сарказма.
-«Мы хотим служить тебе, господин! Ты видишь всю глубину наших душ, ты ведаешь, что нам некуда идти!»
Если бы перед ним был человек, Агизур подумал бы, что тот озадачен. Фигура с горящими глазами, заключённая в переливающийся туман, оказалась рядом, обошла, а скорее облетела, скользя над песком, вокруг них.
-«Что ты можешь, ничтожный? Чем ты можешь служить мне - чей народ мог зажигать и гасить звёзды, в те времена, когда ещё не было предка твоего предка на этой земле? Зачем ты мне?»
-«О великий, бесспорно, мы ничтожны пред тобой, мы словно пыль что мельче песка пустыни, которую ветра разносят по свету. Но в наших силах, сделать так, что бы никто более не побеспокоил твой покой, что бы чужаки вновь не оказались на этих руинах!»
Агизур с сыном вновь поклонились и замерли затаив дыхание, стараясь не смотреть на существо перед ними. Некоторое время Изначальный молчал, словно размышляя.
-«Я вижу… Я вижу в вас силу! – вновь звучит голос и их головах, теперь в нём нотки задумчивости, - сила в вашей крови, её осталось мало, но она есть. В вас течёт кровь древнего народа, познавшего мудрость и жившего на большом острове в океане, там, где заходит ваше светило! Но тот народ слишком много возомнил о себе и слишком заигрался с силами, удержать которые не смог. И остров и люди населявшие его, исчезли за один день и одну ночь… Это было давно, в те времена на месте этих песков бурлила жизнь и текли полноводные реки. Но даже те времена для моего народа, что вчерашний день для тебя. Но я чувствую их кровь в тебе. Я принимаю твою службу, человек! Возроди свой народ! Отбери по крупицам, по капле ту кровь и дай рождение потомкам Великих, ибо только Великие достойны служить мне! Я направлю тебе по пути истины…»
Многие годы прошли с того времени. Стала забываться война, казавшаяся современникам Великой. Коротка людская жизнь. Почти не осталось людей, помнившись те давние события. Только пески пустыни поют свою песню, хороня под собой ржавые обломки, казавшиеся некогда вершиной злобного человеческого гения.
Жизнь истинных людей пустыни не меняется веками. Семья разрастается в клан, кланы образуют племя. В вечер полнолуния, когда уже отдана честь тающему во рту таджину[21] и кускусу[22], которые женщины племени готовили почти с самого утра, многочисленные родичи располагаются в большом шатре. В руках дымятся глиняные кружки, с кисло-сладким, бардового цвета травяным чаем, посреди шатра в выложенном камнями очаге потрескивая горит костёр, а дым с искрами тянется вверх к отверстию к пологе. Пришло время историй, рассказывать которые кабилы большие мастера. Все ждали вечера, ведь, по заветам предков, издревле существует у людей пустыни запрет на рассказывание сказок в дневное время.
Как всегда, начался вечер со сказок про животных. Их рассказывают умудрённые годами и убелённые сединами старики и слушают все, взрослые и дети, и мужчины и женщины. Чаше всего, герой сказок – хитрый шакал. Но потом женщины уходят к себе, у них время волшебных сказок, которые должны слушать только женщины и дети. Мужчины, оставшиеся в своём кругу, рассказывают то, что не предназначено уху женщин. Ведь герои этих сказок, божества и духи, такие как Джехе, вытворяют всякие непотребства, вызывающие улыбки на лицах суровых кочевников.
Но прошло время сказок и пора спать. К седому, статному и крепкому ещё старику в шатёр заглянул ребёнок лет шести, завернувшийся с головы до пят в бурнус.
[justify][font=Times New