– Какая премьера? Сколько раз играл…
– Но Агностоса! Роль: чуточка слов! А тут – главная! И как сыграл! Артист родился!
Хороший он все-таки друг – Д. Умеет радоваться за товарища.
– Поехали, отметим! – просто и весело сказал Лурджев. – Ко мне. Только в магазин заскочим, надо на закуску чего-нибудь взять.
Это потом они сидели в сизой от табачного дыма комнате и пили за все, что только можно: за мир во всем мире, за удачу, родителей, любовь, секс, дружбу, Эзопа, главрежа, завтруппой, Грецию, всех ее богов вместе взятых, за роли Д., в которых он блистал, за роли Лурджева, которые были до сих пор, за всю путаную, бестолковую, неприкаянную и очень счастливую жизнь, которую подарил им театр.
– Я у тебя заночую? – икнул Д. – Только своей позвоню, а то завтра разнос устроит…
Он поплелся в коридор. Вскоре послышался пьяный телефонный разговор, из которого Лурджев узнал, что Д. обожает своего «зайчика» и просит его не волноваться. «Зайчик» видимо, выдвигал свои аргументы, потому что беседа затянулась.
Спустя полчаса картина в коридоре была следующей: Д. храпел на диванчике с трубкой в руках. Роман осторожно вытащил телефон, накрыл Д. одеялом и распахнул окно. Дом надо было проветрить.
– Ты откуда здесь взялся? – Лурджев изумленно смотрел на жирного сизого голубя, примостившегося на карнизе. Или?..
– Нет, конечно, не тот самый. Просто похожий. Все вы друг на друга похожи. Сейчас, погоди.
Голубь косил нетерпеливым оранжевым глазом, переминался с лапы на лапу. Лурджев высыпал на карниз хлебные крошки.
– Ну, что, синяя птица? Милости прошу! Угощайся!
– Коклё, коклё, – подал голос голубь. То ли поблагодарил, то ли снизошел до угощения.
Лурджев улыбнулся и закрыл окно. Сегодня он будет спокойно спать, и видеть счастливые сны. Возможно, он даже увидит во сне Грецию и сапфировое Эгейское море, в которое он непременно окунется. Даже если оно будет холодным.
Он окунется в него после премьеры. Своей триумфальной премьеры. Так будет. Он знал это.
Несправедливость в детстве, как заноза,
И не болит, и не даёт забыть.
Промчались годы, но банальной прозой,
Тревожа душу ноет и свербит.
Артист на сцене, пусть не в главной роли,
От реплики зависит весь успех.
Но взрыв эмоций от забытой боли,
Уже в слова ворвалась без помех.
Смешалось всё и боль от недоверья,
И горечь от не выплаканных слёз...
У самой рампы световых феерий,
Стоял артист, ему всё удалось!