- Жрать хочу, - пытался имитировать голодный обморок Ефимка.
- Все хотят, но не всем дают, - Жорик на корню пресёк поползновения дурня откосить от работы. – Нефиг расслабляться. Сначала надо заработать денег «на пожрать». Тут и так денег нет, так ты ещё душу тиранишь и мозги тошнишь. Вот сделаем тортик, заработаем денег, и свожу тебя в привокзальную чебуречную на получить гастрономические впечатления. Всё, как ты любишь.
- Ага, я очень шалав люблю! – возбудился дурень. – Купи мне пошалавистей.
- Сколько раз тебе говорил – эта еда называется лаваш…Куплю я тебе лаваш, куплю, самый лавашистый лаваш. Не сейчас. Зачем, спрашивается, нагружать желудок лишней работой с утра? Вот скоро случится День защиты насекомых – тогда и наешься вдоволь.
Где-то в Стокгольме от таких мыслей, наверное, удавился один персонаж, находящийся в полном расцвете сил и живущий на крыше.
Напоив слегка очухавшегося дурачка водой, Жорик повёл компаньона закупаться ингредиентами для торта. Сегодня Система выдала задание на изготовление торта из дюжины ингредиентов. Часть продуктов уже лежало в волшебной сумке Жорика, но часть надо покупать. Идти и покупать. Вот эти три слова «идти и покупать» выводили Жорика из себя: опять тратить деньги, но, блин, при изготовлении фирменного торта фуфло не прокатит. Надо покупать отменные продукты. Тогда и тортик получится суперский, за который можно получить много денег. Много – это сколько? Жорик прикинул в уме предполагаемую прибыль. На покупку материалов он потратит где-то в районе полтора рубля: придётся тратить деньги, страдая от душевной боли. Шеф-повар за килограмм торта платит полтора рубля. Сука, а сам продаёт тортик по кусочкам, умножив цену на два, а то и на три. Из воздуха делает бабки. Вот так проклятые капиталисты дурят нашего брата пролетария. Сегодняшний тортик должен потянуть на пять кило. Семь с половиной рублей, как с куста. Но минус полтора. Остаётся шесть. Зарплата, как у хорошего рабочего. Но, блин, надо отложить заначку на покупку новых ингредиентов. Ещё надо кормить этого оглоеда, да и самому надо кормиться. Хорошо хоть, что желудок оглоеда выдерживает вкуснейшую еду из привокзальной чебуречной.
Мля, этот охломон ещё и завшиветь умудрился – Жорик неодобрительно покосился на коллегу. Теперь надо тратить накопленный капитал на покупку лекарства от педикулёза. Сволочь! Ещё и кеды ему покупай. Плюс коммуналка. Сплошные растраты, а в доме ни водки ни пива. Косорыловка уже за счастье идёт, а кумышка за нектар. Ещё и на районе все нас знают, и денег ни у кого не отнимешь и не выпросишь. Вернее выпросишь, но только тумаки, шишки и нецензурные оскорбления. Что же делать? Если меня спросят: «Что ты достиг в жизни?», то честно отвечу: «Дна». Скорее Земля налетит на небесную ось, чем я разбогатею, точно вам говорю. Мочалкин потрогал свои бока: на них жира не наблюдалось, зато хорошо прощупывались выпирающие рёбра, что говорило о том, что этот человек предпочитал здоровый образ жизни и не переедал. Худые телеса Жорика походили на тощие фигуры религиозных подвижников, что подвизаются аскезе, терзая оболочку свою телесную, дабы избежать греховных страстей.
Жорика, из глубин дремучего подсознания, вдруг осенило. Если нас на районе незаслуженно знают с плохой стороны (грязные инсинуации, совершенно не соответствующие действительности), то, что нам мешает сегодня вечерком посетить соседний район, где нас не знают? Вдруг нам повезёт в тёмном углу зажать жирного лошару или аппетитную лохушку и стрясти деньги с лоха или лохушки. Расчёт на то, что в тёмном углу, впечатлительная девка увидит морду Ефимки. Тут даже мужик может обоссаться от страха. Решено, обкарнаю этого гамадрила налысо, а на нос ему напялю чёрные очки. Вылитый громила получится: грозный, как жук навозный. Что у нас сегодня? Суббота.
Погожий субботний вечер обещал стать богатым на события. Вот только есть одна закономерность: идеи, появляющиеся в голове Жорика, если и реализуются, то с бонусом в виде непредвиденных осложнений. Как-то постоянно получается, что в изначально прекрасной задумке он не учитывает некие нюансы: всё традиционно портят всякие мелочи. Случалось, Жорика за его активность били даже ногами. Но, надо что-то делать, чтобы влёгкую раздобыть денег. Как говорил Емельян, не тот, который дружил с рыбой-щукой, а тот, который Пугачёв: «Лучше полста лет прожить орлом, чем три сотни вороном». Полста лет орлом Жорик соглашался прожить.
Конечно, есть риск нарваться на местных пацанов, но кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Мля, надо разбогатеть и попробовать – какое оно на вкус это хвалёное шампанское, уважаемое богатеями. Опытные мужики, что ошиваются в пивной, утверждали, что пили этот напиток, но им не зашло. Вкус, говорят, как у пива, только кислого, и пены нет. С сушёной рыбой вообще гавно. А с чипсами? С чипсами тоже гавно. Пусть его педики пьют. Обсудив потребительские свойства различных напитков, уважаемое общество решило, что лучше самогонки ничего нет. Филипп Бутырский так и сказал, хлопнув мощной ладонью по пивной стойке: «Самогонку кто не пьёт, с дурости своей помрёт. Недавно с кумом пробовали напиток на еловых шишках, изготовленный в деревне Бытошь, что на Брянщине. Ух-х-х… На всю жизнь запомнил аромат этого чудесного нектара богов. Ажно слезу из глаз вышибает: крепость у этого напитка - моё почтение. Пробирает до задницы, стерлядь полосатая. Самогонки в той местности, люди говорят - хоть упейся, обоссысь - хоть в сапоги. Самогонка - это почти как водка, на вкус отвратная, да без неё никак. А сладкую самогонку учёные ещё не придумали». Учитывая величину кулаков Филиппа, никто из посетителей пивной не спорил - опасались лишний раз произнести невзначай какое некультурное слово. Филя Бутырский влёгкую мог поправить лицо всякому, кто в его присутствии некультурно выскажется, а за косой взгляд в его сторону он мог и трепанацию черепа организовать … без анестезии.
Федосья Гусева о шампанском не думала: некогда мечтать о всякой ерунде, когда её драгоценный Иннокентий куда-то подевался. Его силуэт только что мелькал впереди, как вдруг исчез, словно утренний туман. Как сквозь землю зараза провалился. Ку-ку, Федосья! Это явление с внезапным исчезновением Кеши билетом в дурку попахивает, но я же нормальная девчуля, только дура, что попёрлась на эту помойку. Может, уже пора начинать нервничать?
Трудно отслеживать перемещение самца в сгустившихся потёмках. Убиться веником – куда это он меня завёл? Какие-то неведомые чигиря. Здесь всё чёрное и мрачное, как жизнь на одну пенсию. Чур меня!
На небе сплошной мрак, фонари отсутствуют, как явление. Призрачный свет редкими огоньками зловеще освещал какую-то сомнительную и тёмную часть города. Кусты, канавы, кирпичные постройки непонятного назначения, кучи строительного мусора. Битое стекло хрустит под ногами. Здесь явно поработали пьяные строители, причем в период самого лютого запоя. Вокруг – ни единой живой души, не считая кошек, резво бегающих по своим кошачьим делам. Как-то незаметно наползла ночная тьма. Это на освещённых улицах кипит жизнь, а здесь всё печально. Какого чёрта Кешу сюда понесло? Бля, ещё и запах. Федосья начала предчувствовать что-то весьма нехорошее, очень сильно похожее на её бесславно умирающую молодость.
Федосья выматерилась сквозь зубы, когда её кроссовок попал в вонючую лужу.
- Как сапожник начнёшь выражаться, - подумала девушка, пытаясь отряхнуть кроссовок от налипшей грязи. Волна раздражения накатила на девушку: Кеша пропал, сама забрела незнамо куда. – Баста карапузики – надо как-то выгребать отсюда на белый свет. Вот только необходимо решить в какую сторону брести, чтобы не сверзиться в траншею или не шагнуть в колодец с открытым люком.
Оглянувшись с раздражением по сторонам, шипя нехорошие слова, девушка начала раздвигать ветки кустарника, которые так и норовили уцепиться за её одежду. Не Москва, а джунгли какие-то.
- Что за экзотическое растение здесь произросло, сука, не пройдёшь? Гибкое и колючее, сволочь, – думала Федосья, отодвигая левой рукой очередную ветку.
- Батюшки святы, - опешила девушка, когда на расстоянии вытянутой руки увидела гнусную мужскую морду. Это что ещё за племянник Франкенштейна? Федосья даже в призрачном свете разобрала живописные синяки на морде крупного лысого мужика, зачем-то напялившего на себя чёрные очки. Выглядел мужик жутковато.
Морда, в свою очередь, таращилась на Федосью прямо-таки очумело, как будто девушка кошку в шаурму завернула. За крупным мужиком маячила фигура ещё одного хмыря, смотрящего на девушку тухлым взглядом. Второй хмырь выглядел поменьше ростом. Почему хмыри? А как ещё назвать персонажей, ошивающихся ночью по помойкам? За какой такой надобностью? У нас что, из местной дурки побег случился?
Мысленно Федосья назвала одного мужика «Большой хмырь», а второго «Мелкий хмырёныш». Который Мелкий – ей совсем не понравился, а Большого, так вообще, хотелось чем-то тяжёлым отоварить по организму, желательно лопатой, да так, чтобы зубы веером, а уши врастопырку.
Под ногами вдруг во всю мощь своих голосовых связок завопила кошка или кот – бес их в темноте разберёт. Чего, спрашивается, выводить рулады в ночной тьме, как сказились, да ещё под ногами у людей?
От неожиданности Федосья отпустила ветку – та, проявив свои упругие свойства, приняла своё природное положение, но попутно знатно заехала по морде Большому мужику, сбив с его физиономии дурацкие очки.
- Лови её, - заорал Мелкий хмырёныш.
- Кошку? – прогудел Большой хмырь, приходя в себя от удара веткой. Ефимка, получивший веткой по мордасам и потерявший из-за этого чёрные очки, зачем-то напяленные на него умным другом, вдруг стал лучше видеть. В очках он плохо ориентировался в пространстве, а без них стал даже кое-что различать: за веткой, больно стеганувшей по морде, стояла девка.
- Девку! - завопил его умный друг.
[justify] Федосья на себе оценила прыть и длину рук Большого, когда тот умудрился своими длинными руками схватить её
