Захолустье 2

сообразили, в чем дело, было поздно.
       Харя резко встал, опрокинул стол.
       Грохот посуды, визг официантки, как раз принесшей горячее, маты «дедов»…
       Сбросив с плеч ношу с дарами данайцев, резвый «салага» разбил бутылку водки «Абсолют» о крепкий лоб ближайшего бандита – тот было замахнулся, но так и не замкнул траекторию удара, рухнул в кресло, роняя початую фигурную тару и обливая бритую макушку марочным вином; и не понять было, где кровь, а где вино. Второму амбалу в кожанке, нацелившего в нарушителя застольного этикета «розочку», воткнули вилку в щеку (метили в глаз!). Тот вскричал: «Мама!..» и свалился, да неудачно – своим подбрюшьем прямо на ножку опрокинутого стола; захрипел, извиваясь, средь битой посуды.
       Уцелевшие на ногах братки с трех сторон стали окружать бунтаря, причем, один зашел со спины.
       Оценив заведомо проигрышную диспозицию, Ринат крутнулся на месте и вдруг очутился с узким длинным ножом в руке, с которым никогда не расставался (ел с ножа, на ночь клал под подушку), ухватил за хвостик бригадира, – он так и сидел, парализованный удивлением, в кресле, - приставил острие к тощему горлышку и стал отступать в обнимку с заложником в сторону кухни. Хорошо, что худощавый мужичок в спортивке был легок на подъем.
       Теперь подняли хай повара. Один из них бросил в наглеца, вторгшегося в святая святых общепита, ложку. Заложник топнул каблуком ботинка по стопе новичка, Харя от неожиданности уронил нож, тот откатился по кафелю на три метра, и заложник выскользнул из цепких лап. Ринат не успел поднять орудие, увидев, как на него бежит по проходу кухни качок, размахивая велосипедной цепью.
       Дотянувшись длинной поварешкой до булькающего в проеме чана с лапшой, дерзкий неофит плеснул кипящим варевом в искаженную яростью физиономию. Атакующий взвыл: «Ой, ой, глазоньки мои!..», встал на карачки и, осыпанный морковными звездочками, выронил цепь. Новичок оседлал  жертву как наездник низкорослую монгольскую лошадку и стал деловито душить ее велосипедной цепью. Но ему не дали завершить задуманное, как и ухватить нож. 
       В проходе с криками затопотал слоном некто в кожанке. Кабаны атакуют только по прямой, знал браконьер Харя. Он сделал шаг в сторону, ухватил в окошке с цинкового стола говяжье стегно и с размаху выхлестнул им качка в кожанке. Тот опрокинулся и растянулся на полу, перегородив вход в кухню. Технический нокаут однозначно.
       Ринат поднял нож, вырезал из стегна филейный кусок и с хрустом сжевал в сыром виде на глазах у потрясенных бойцов. Нападающие оторопели и замерли.
       В наступившей тишине по кухне разносился тирольский йодль ошпаренного качка.
       И тут сухо щелкнуло. Как в тайге сухая ветка под ногой. Первый «кожаный гондон», как мысленно обозвал их новенький, очнулся от нокаутического удара стегном, продрал глаза и произвел выстрел из «макарова». Охотник из сибирской глубинки предвидел и это. Пуля беззвучно вошла в стегно, им успел прикрыться Ринат.
       Стрельба - не по понятиям. Свидетельство унизительного бессилия.      
       - Хорош, бля!..  Дай волыну! – рявкнул бригадир. Щуплый, он скромно пересидел битву на табуретке у кассового аппарата. Властно  протянул руку. Недовольно бурча и  часто моргая, хозяин «макарова» отдал ствол.
       Новенький оказался борзым до изумления, диким каким-то.   
       Потасовка в ресторане «МУР-мур» дошла, базарили, доверхушки «солнцевских», его захотел увидеть «Черт» (Иван Чертановский), близкий соратник самого Михася.
       Никто не предупредил братков, устроивших акт «дедовщины» в ресторане, что призвание одиночки-провинциала, дерзкое и невиданное по наглости, -  голимое «отрицалово» границ охотугодий и права сильного, будь то медведь иль стая волков; и что второе его прозвище на малой родине  - Росомаха.
       «ДикОй» - новое погоняло, которое, не сговариваясь, присвоила братва свежему «пехотинцу». Он прошел «прописку». Зачет.
 
        Я оставил другу посылку от Лори с теплыми подштанниками и носками. Климат в столице слякотный,  не очень здоровый. Харя оставался в Москве не на одну зиму.
        У дверей тамбура-накопителя рейса «Москва – Иркутск» мы обнялись.
        Я возвращался домой. Побитый, угодивший в сети, так и не добывший «золотого руна» горе-аргонавт. Паршивее я еще себя не ощущал: homicidusinterruptsне лучше coitus  interrupts*. Обидно сознавать, что миссия провалена из-за банального пьянства.    
        «Авантюра не удалась, за попытку спасибо», - так, кажется, пелось в модном мюзикле «Юнона и Авось». «Авось» в Москве не прокатил. Но Марина, которую я сводил в Ленком (ничего более), клятвенно обещалась держать в курсе пилотного проекта ВААРТ.
        - Эт самое... Береги Ириску, Борька.
        Ринат потискал плечо – оно еще болело. Боль была приятной.
        Моя Бабочка!..  Скоро я поглажу ее острые лопатки.
        Друг круто развернулся и, не оборачиваясь, скрылся за спинами пассажиров.
 
@info_Klio
       «Газзаев Ринат Асляхович, он же Дикой, он же Зверь, он же Харя, 29 лет, уроженец Байкальского края. Подозревается в убийстве 2, нанесении тяжких телесных 5 лицам. Ранее не судим. Среднего роста, нормального телосложения, особые приметы: татуировки «ДМБ-89» на левом плече, изображение оскаленной звериной морды под левом соском, следы ожогов на обеих щиколотках и ступнях, шрамы от колото-резаных ран в правом подреберье. Активный член Солнцевской ОПГ. Убит 11. 02. 2001 в районе кооперативных гаражей на юго-западе г. Москвы в перестрелке («стрелке») с этнической ОПГ  Розыскные мероприятия в отношении Газзаева Р.А. прекратить».
 
                                                      Из ориентировки 4-го отдела РУОП  г. Москвы. 2001 г.
----------------------
*Прерванный акт (лат.)
 
 
 
Часть пятая
 
ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ
                                                                 
                                                                  Используй смерть, ибо это великая возможность.
                                                                                                              Бардо Тхёдол
 
 
        Пленка 01е. Бассаров. Фрагмент
 
        …в наш барак влетела глухарка – серым комочком, неистово хлопая крылышками,  птица металась по коридору. Это вызвало энтузиазм малышни и лай Гарнира, но глухарке удалось вырваться из разбитого лестничного окна...
 
          Обрыв пленки.
 
        Пленка 02е. Серенус. Дудочка крысолова
 
        20 июня 1998 года в два часа пополудни Анна, коренная москвичка сорока пяти лет от роду, сойдя на станции Отрадное Серпуховско-Тимирязевской линии, кое-как дотащила сумку на колесикахдо конечной остановки рейсового автобуса. Остановка под пластиковым навесом чернела от дачников  - день был субботний. На лавке чудом высвободилось местечко, и Анна, шумно вздохнув, - болели колени, проклятый артроз! – опустилась с краю. А народ все прибывал. Предстоял последний марш-бросок до кольцевого разворота пригородных автобусов, а там рукой подать до коллективных дач «Профсоюзник», больше километра лесом, до крытого вагонкой домика. С каждым летом добираться на дачу становилось трудней. Анна подумывала продать домик, даже клеила объявление на заборе, но в последний момент вспоминала дорогие сердцу кусты смородины и малины, и отказывала удивленным покупателям.
        День был жаркий, ни намека хоть на короткий дождик, дачники рвались спасать огород, у многих сгорели огурцы – Анна слышала разговоры на остановке, и сердце ее обливалось кровью. Весь июнь стояло небывалое пекло, тридцать пять градусов, листочки смородины свернулись в трубочку… Асфальт размяк, каблучки девичьих босоножек оставляли в нем аккуратные точки. А на небе ни облачка! Анна изнемогала от зноя, ситцевое платье прилипло к спине, не спасала ни соломенная шляпа, ни короткий навес автобусной остановки. Она представила езду в переполненном автобусе, пожухлые листки смородины, и уже раздумывала, а не вернуться ли домой и рвануть на дачу вечером, когда спадет жара, - но вдруг заметила необычное зрелище. Выстроившись в неровную цепочку, но соблюдая субординацию, - впереди мелкие особи, крупные позади; - крысы поводили усиками, волоча длинные хвосты.
       Анне стало дурно.
       Женский крик и мужской ор не спугнули этих тварей. Они плевать хотели, кабы умели, на людей. Они тащились, сосредоточенно поводя усиками. У них была какая-то, неведомая двуногим, цель. Конечный пункт марш-броска.
       Больше всего возмутили чистые, словно отмытые в трех водах канализации, хвосты, розовые, почти белые, что кожа ребенка, они оставляли на горячем асфальте влажный след… Анна обнаружила саму себя у бетонного забора промзоны,  примерно в метрах трехстах от лавки – вот тебе и артроз! Все в том же сомнамбулическом состоянии, забыв про боль в коленях, она, не помня ничего, ни метро, ни троллейбусной толчеи, измочаленная, очутилась дома. Закрыла на два замка дверь и все форточки.
       Последнее было сделано не зря.
       Около десяти вечера задремавшая на тахте Анна очнулась от раската грома. Окна ее двухкомнатной квартирки на третьем этаже стандартной хрущевки выгнулись от тугих порывов ветра, за многоэтажными громадами наливался кровью чернеющие небеса, слоисто-пепельные облака, бордовые по краям, словно гигантская марля промокала израненную подтекающую плоть…
        Когда сверкнула первая молния, в смежной с гостиной комнате со всего размаху хлопнула форточка, жестяной подоконник дробно застучал от посыпавшихся стеклянных осколков. С глухим ударом форточка распахнулась. Видно, от небывалого напора ветра ее хлипкий засовчик разболтался. Небо потемнело. Анна физически ощущала, как выгибаются стекла, испугалась, что те не выдержат. Кинулась к телефону позвонить дочери с зятем, но связи не было. И не было сил крутануть диск телефона. На крыше громыхнуло, да так, что хозяйка упала на пол кухни. Очередным порывом ветра вдребезги разнесло форточку – скособоченная, она повисла на одной петле. Лежа на полу кухни, хозяйка наблюдала снизу, как в воздухе парят обломанные ветви, забытые в песочнице детские игрушки, сорванные с рекламных щитов плакаты… Анна нашла в себе силы встать, оглушенная, не услышала, лишь увидела, как медленно набирает высоту «ракушка» соседских «жигулей». Строительный кран раскачивался и шатался. Не хватало сил удивляться. Завороженная, Анна