Захолустье 2

взгляд механически зацепил вывеску «Овощи-Фрукты». Я замедлил шаг.
       - Босс! Чего отстаешь? – донесся крик. Харя уже стоял у входа в пивнушку.- Сюда, Борман! – свистнул товарищ.      
       Пивная располагалась в каменушке размером с три киоска и согласно локации носила название «Офсайд». В интерьере преобладала красно-белая расцветка. На кирпичных стенах – увеличенные и заламинированные фото футболистов, иллюстрации из спортивных журналов, портреты бомбардиров чемпионата мира, над бейсболкой патлатого бармена висела растяжка: «Спартак – чемпион!», под ней – пара ржавых кубков. Шея бармена, щекастого толстого парниши, была замотана красным шарфом с буквой «С» в ромбике. Из-под бейсболки на шарф падали обильные кудри. Вместе с перхотью.
       В углу на уровне транспаранта - экран телевизора «Шарп». В нем мельтешили Чип и Дейл.
       Но посетителей было мало – матчей на Лужниках давно не проводили и болельщики, основной контингент пивнушки, вернулся к трудовым будням, ожидая праздника футбола.
       «Спартак – чемпион!» - гаркнул Ринат вместо приветствия. Хм, быстро Харя, не видавший футбола вживую, изучил сленг целевой аудитории!
       Бармен кивнул и, не спрашивая, наполнил пивом две кружки.
       - Шеф, эт самое... а стопаря нема? – тише изрек Харя, хватая кружки.
       - Триста рэ, - извлек из-под стойки маленький граненый стаканчик патлатый.
        - За что триста рэ, шеф?! – от возмущения Харя пролил пиво на мраморный фартук стойки.
        Бармен невозмутимо ткнул большим пальцем за спину, где чернела вывеска: «Приносить и распивать спиртное запрещено. Штраф 300 р.»
        Я шмякнул о стойку сторублевой монетой. И сотки хватит. Забрал стаканчик.
        Бармен хмыкнул, смахнул рубль неуловимым движением.
        Двое за соседним столиком разбавляли пиво водочкой, прямо в кружках. Дебильная московская традиция.
        - Стоп!.. А отлакировать? – взревели соседи. Хотя один уже не вязал лыка, а второй, в кепке с наушниками, цеплялся за высокий столик обеими руками. Пальцы скользили.
        - Сопьешься тут, в столице нашей Родины, - буркнул я, когда Ринат плеснул водки в стопарь.
       С чекушкой расправились за пять минут.
       - Во, гляди! Как?
       Харя вытащил из пакета мохеровый шарф:
       - Мамке.
       Я поднял большой палец.
       - А это?
       Товарищ развернул кофточку с крупными блестками и надписью по-французски. Дешевая подделка.
       - Завел подружку?
       - Ты чо, босс, офонарел? То ж для Лариски!
       Я снова поднял большой палец. Ринат разулыбался.
       - Я за Ириску пасть порву! – отхлебнул пива друг.
       Я вяло кивнул.
       - Надо обмыть обновку по-людски. Того самое. Еще возьмем и – сразу завяжем, а, босс? – Тон был заискивающий.  
       Какая-то мысль пеной оседала на дне кружки.
       - Борман! Алё! Эт самое! – дотянулся до моего плеча своей ручищей собутыльник.  – Я грю, возьмем еще?
       - А? Чего тебе?             
       – Как насчет догнаться?
       - Ага, догнал: «Овощи-Фрукты»!..
       - Какие еще фрукты, босс! Возьмем бутерброд с этим… шротом, если без закуси не могешь, все дела.
       - Шпротом, - машинально поправил я. Водка казалась горькой, пиво – кислым.
       - Нет.
       - Да что с тобой, босс? Ты где?.. – прокричал в ухо товарищ. Он успел обойти круглый мраморный столик. – Я ж грю. Еще будем того самое?
       И для наглядности тыльной стороной ладони шлепнул по горлу.
       - Не буду, - оттолкнул стаканчик с недопитой водкой. И придвинул напарнику кружку с пивом.
        - Ну, как хошь… - Харя вылил остатки водки в кружку.
         Возле столика нарисовался сосед. Облизнул синие губы, протянул зажигалку с облезлым золоченым корпусом.
        - Слышь, муж-жики, чего базарю… Заж-жигалку, а? Пятихатку, а? Пять тыщ... три... Глянь, работает!..
       Сосед продемонстрировал товар. Это усилие далось ему с трудом – он ухватился за край столика.
       - Иди пасись, - Харя загасил пламя зажигалки пальцами.
       - П-понял, - недоуменно оглядев зажигалку, отвалил сосед.
       - О чем мы?..
       - Того самое... Ты базарил про какие-то фрукты, босс, - хмыкнул Ринат.
       Я пошел к выходу.
       - А тару? – крикнули из-за стойки. – Посуда не хрустальная, сдавать надо.
       Бармен снял головной убор, пригладил патлы.
       По инерции отметил, зачем хозяин трактира носит бейсболку. Под ней оказалась аккуратная, с кофейное блюдечко, проплешина.
       Ринат в три глотка допил пиво и распахнул передо мной дверь.
      
       В киоске «Овощи-Фрукты» никого не было. Ни покупателей, ни продавцов. На пологом прилавке громоздились кучки апельсинов, гранатов, яблок, мандаринов, гроздья винограда… В углу над крупными луковицами в мешке роились мушки. По широким немытым окнам ползали мухи. Воздух был спертый. Откуда-то вплыло удушающее облачко жареного мяса.  
       Я крикнул: «Есть кто? Ау?»
       Никакой реакции.
       Ринат сунул пальцы в рот и свистнул. Мух и мушек как ветром сдуло.
       Из подсобки тотчас выскочил чернявый паренек в полосатой футболке, лет восемнадцати, не больше. Впрочем, подростки-южане выглядят старше своего возраста. Вид у юного продавца был ошалелый. Губы сальные.
       - Ишто хотэл? – продавец нервно вытер губы и руки тряпицей сомнительной чистоты.
       И начал заученно бубнить:
       - Имээм пэрсик, гранат, груш…
       - Не надо, - перебил его. – Надо Насвай. Нас-вай, ферштейн?
       Вид у паренька стал и вовсе очумелый.
       Я и сам не вполне понимал, зачем мне Насвай. Видать, неудачи последних дней,  досада, усталость требовали выхода. Отыграться на крайнем. Хотя этот торгаш, скорее, и был первопричиной всех бед. По адресу сей «овощ» ожидаемо не проживал. И вообще, названных дома и улицы в Москве не существовало в природе. Кто-то путал следы.
       - Есть кто взрослый? – возвысил я голос.
       - Чо, оглох, пацанчик?– крикнул из-за моего плеча Ринат. – Чо, вылупился, сучонок! Эт самое... пинка дать?
       Паренек исчез. За занавеской послышался взволнованный гортанный говор.
       Через пять минут вышел, зевая, детина в синем фартуке с заросшей щетиной в поллица. Зверская физиономия.
        Еще через пять минут стало очевидным, что никакого Насвая старший продавец отродясь не слышал. Про жвачку такую слышал, про человека – нет. Выкатывал из орбит блестящие, что черные виноградины, зрачки, мычал, тряс щетиной. По-русски он говорил лучше своего подручного.
        А может, аллах с ним, с Насваем! Никакого предубеждения к носителям тюркозычного говора никогда не испытывал – наоборот, уважал. Их было много в нашем полку – отличные мужики, надежные. Да этого Насвая они бы сами удавили! Подобные выродки есть в любой нации. И хватит об этом.
        Я черкнул в блокноте пару строк, в котором указал город, улицу, киоск и имя Лори. Вырвал листок и пришлепнул его на кассовый аппарат. По ту сторону будто не заметили жеста посетителя, лишь скосили масляный зрачок на бумажку. Не замечая ее, хозяин принялся, насвистывая, протирать грушу краем фартука.
       Харя вытянул из ножен узкий нож, ухватил яблоко, почистил и начал жевать. Длиной нож с Ринатову ладонь, длиной с саперную лопатку. Нож был охотничий, таким гибким лезвием свежуют тушу. Лезвие было явно из Захолустья. «Как он пронес его в самолет?».
       Тонкая яблочная шкурка беззвучно падала на пол. Молчание. Слышалось лишь громкое чавканье.
       Продавец по неведомой причине не возмутился самоуправством посетителя. Он заметил листок на кассовом аппарате, сложил и спрятал листок в кармане фартука.
       - Ээ, - протянули из-за прилавка. – Заходи, дарагой…
       Вывалившись из киоска, Ринат громко сматерился и выплюнул яблочную кашицу на асфальт. В ответ на немой вопрос показал фрукт. Во чреве плода, огибая коричневые семечки, извивался бесцветный червяк.  
   
       Пленка 19d. Бассаров. Охота на оленя
 
       Иней.
       Первое, что зацепил, едва разлепил глаз. И передернул плечами. Иней лежал на подоконнике не заклеенной рамы, посеребрил низ стекла. Из щелей широкого окна мастерской поддувало. То-то замерз под утро.
       Из соседней комнаты доносился безмятежный храп сотоварища. Он мгновенно проваливался в сон, спал в любом месте, бывало, на еловом лапнике. Но при малейшем шорохе мог вскочить. Причем, реагировал только на подозрительные шумы. Если распевал песни над спящим Ринатом – храп продолжался. В нем было сильно животное начало. Он и по дому ходил бесшумно, неосознанно избегая скрипящих половиц - как в тайге, рзз и навсегда запомнив нехоженую звериную тропу.     
       Когда наступил на прогнившую половицу в коридоре, Ринат бормотнул: «Босс, ты?». И опять захрапел.
       Изнутри иней покрыл благородной патиной ржавую ручку входной двери, тополек плакал от одиночества ледышками слез, застывших на кончиках голых ветвей. На грязное крыльцо едва налезла тонкая наволочка снега, чернея по краям. В закутке двора фарфоровыми блюдцами лежали лужицы. Солнце задушили в проекте; взывая о помощи, оно тонуло в бурой громаде туч. Утро, кажется, отменялось.
       Иней и снежок пощекотали обнаженную плоть памяти. С первым снегом в Захолустье просыпался сезон охоты – не сам сезон, а его предвкушение. Возбуждение, гон. Штатные и внештатные охотники коопзверопромхоза, да и большинство мужчин в десятый раз смазывали лыжи и ружья, проверяли наличие патронов, дроби, аптечки, надевали унты, топали ими по избе: не натирает ли пятки обувь…
       Под ногой хрупнула лужица, а может, раздавленный шприц, впаянный в ледок.
       Этот звук вернул к текущему моменту. День начался.
 
       Накануне Ринат смотался в киоск «Овощи-фрукты», хотя я его об этом не просил, принес в зубах записку, что охотничья собака - дичь. На ней предсказуемо значилось место встречи: пивнушка «Офсайд».
       Я выехал с часовым запасом. И не зря. На выходе из метро «Спортивная» было не пробиться от встречного напора тел. Толкотня, крики, надсадные гудки клаксонов. Одну настырную легковушку разозленные фанаты перевернули на бок; я поймал молящий взгляд задыхающейся рыбы в опрокинутом аквариуме - водитель беззвучно разевал рот, мерцая железными коронками.    
       Еле выбрался на нужную улочку. Навстречу по проезжей части сплошным потоком плыла толпа людей в красных шарфах, с флагами.