Захолустье 2

Кто-то, возможно, охрана включила прожектор. В луч света вторглись знакомый голос, знакомая ругань, знакомый свист.
       - Пидары московские!.. Ща мочить буду! Того самое, бл!.. По одному! Яйца на уши!..      
       В луче прожектора у ног пришельца билась в судорогах большая псина, елозила лапами по земле, держа короткий хвост палкой. Псина силилась опереться на передние лапы – они надломились. Морда сплющилась, вся в кровавых соплях и пузырях.
       Темень прорезал второй луч. Мотоциклетный, понял я. Сознание прояснилось. Красный цвет пропал, воздух стал черно-белым. И я узнал Харю. Ногой в рваном ботинке он придаавил к земле чье-то лицо, парень хрипел, зажимая свободной рукой рану на правом предплечье - старый браконьер, знал, куда бить узким охотничьим ножом.      
       Но откуда тут взялся Харя? Он стоял в луче мотоциклетной фары, страшный, с распяленным беззубым ртом, размахивая окровавленным ножом.
       На него двинулся бритоголовый амбал – на секунду высветилась татуированная свастика на шее. Харя кинулся противнику в ноги и с размаху воткнул нож в кроссовку. Явно пробил ступню насквозь.Амбал с поросячьим визгом рухнул рядом с агонизирующей собакой. Теперь они сучили ножками на пару.
       Ринат словно сошел с ума. Белки глаз были белыми. Обдавая всех чесночной вонью, он врезался в стайку юнцов. Поредевшая толпа фанатов шарахнулась. Стальной отблеск охотничьего ножа расставил присутствующих по местам: кто есть жертва, а кто охотник.  Охотник пнул амбала в голову – тот притих.
        - Буч, фас!.. Взять!
       С громким лаем метнулась тень - Харя воткнул лезвие в горло псины. Она рухнула молча: визжать и лаять было нечем. Что-то зашипело у самой земли, словно шилом проткнули футбольный мяч. Пес издох мгновенно. А не кусайся.
        Хозяин собаки захныкал, как ребенок.
       - Буч, Буч, проснись…- встал на колени перед выставочным экземпляром бойцовой породы.
       Тем же ножом Ринат разрезал сети, в которых я бился, что муха в паутине.
       - Борька… Борман! Живой? – меня обдали родным чесночным запахом. Приятнее аромата я не слышал.
       Хлопок по щеке - как ласка.
       Ряды фанатов колыхнулись.
       - Атас, пацаны, кажись, я его с солнцевскими видал… - протянул кто-то.
       - Чо ты там моросишь? – не повернув головы, процедил Харя.
       - Линяем!..
       Взревел мотоцикл. Двое взяли амбала под мышки и поволокли.
       Погас свет. Из темноты доносились удаляющие шаги. Рев мотора истончился и превратился в комариный писк.
       Через пару минут стало тихо.
       Лишь безутешный владелец собаки в одиноком луче прожектора плакал над остывающим трупом питомца.
       - Бутч, Бу-утч…
       - Боря, босс… встать можешь? – похлопал меня по щеке Ринат.
       С помощью друга поднялся и – испугался. Я ничего не видел вокруг. Во рту было солоновато-сладко. Кисло-медный привкус. Колени дрожали. Намокшая штанина холодила лодыжку. Глаза застило. Секундой позже понял, что это кровь залила лицо.
       - Ринат, проверь, бабки целы?
       Ринат обшарил карманы.
       - На месте, босс!
       - Бери тачку, двойную таксу, не жмись…- с болью вытолкнул из груди.
       Где-то рядом тихо подвывали. Я оперся на плечо товарища. В сторонке оказалась еще одна жертва стремительного налета Хари. На линии штрафной площадки полулежа завывал пацан в стиле тирольского йодля.
       - Рука, йо-ой-йёо… Рука, моя рука… - выводил рулады, обнимая себя правой рукой.
       - Дрочить-то сможешь? –  Ринат успокаивающе пхнул плаксу в плечо. Тот взвыл.
       Протащив ногу, я приблизился к месту футбольного фола, склонился над пострадавшим. Он испуганно вскинул здоровую руку:
       - Скажи, друг… не бойся, бить не будем… Кто сказал тебе, что я того… что я этот… спидозный… Спидонос, ну? - последние слова дались мне с трудом.
       - Мужик один… - вышептал разбитыми губами раненый. – Из киоска «Овощи-фрукты»… ходит в пивнушку…
       Ринат сорвал с пацана красный шарф со спартаковским ромбиком, затем второй, забытый шпаной, подобрал с земли, наскоро обмотал шарфами мои кровоточащие голову и ногу.
       Проходя мимо горюющего хозяина Бутча, Харя обронил:
      - Эт самое. Не плачь, пацанчик. Собаки бывают токо охотничьи, остальное – мусор.
      - Сволочь ты… - обернул залитое слезами лицо фанат.
       Ринат и тут утешил, выдав философскую сентенцию:
       - Как ни ссы, как ни тряси, последняя капля в трусы.
 
       Пленка 20d. Бассаров.  Точка возврата
 
       Спустя две недели, опираясь о трость, я ковылял по парковке аэропорта Домодедово, не обходя мелкие лужицы. Во ртуеще ощущался металлический привкус крови. Меня поддерживал Ринат, зажав в левой руке ручную кладь - спортивную сумку. В маслянистых лужах отразились летящий силуэт самолета на свинцовом полотне неба. Невесомая кисея дождя почти не ощущалась, не тревожила гладкую пленку скопившейся у бордюра грязной влаги.
       Я натянул бейсболку глубже, дабы не напугать девушку за стойкой регистрации рейса Москва – Иркутск. Погляделся в зеркальную поверхность плегсиглассового экрана. Лицо еще сохраняло одутловатость, но первые синяки сошли и теперь подглазье отцветало сиренево-бирюзовым. Глубокий шрам поперек лба чесался, заживал, и не был виден под козырьком.
       На всякий случай улыбнулся девушке в синей униформе.
       - Счастливого полета, - равнодушно отреагировала девица.
       И все-таки к стойке подвалил милиционер, вяло козырнул и попросил снять очки. На фига я их нацепил по совету товарища? Не наигрался в шпионы?
       Сержант изучил мой паспорт, затем попросил документ у Рината – видать, рожа моего сопровождающего, несмотря на целостность кожных покровов, тоже не внушала доверия. Бумажки о регистрации иногородних, введенной указом Лужкова, у проверяемых лиц не было. Я заметил розовую полоску червонца, торчащую из паспорта (откуда-то у Рината в последнее время появилась наличка, и много. Он вставил золоченый зуб). Милиционер невозмутимо и как-то изящно просунул мелкую взятку под обшлаг шинели и, радостно козырнув, вернул документы.
        Я в очередной раз поразился, как быстро освоился дружок в Москве. И только тут догнал: Ринат ориентировался в многолюдном мегаполисе, как в тайге. А тайгу, по крайней мере, ближайшие к поселку полста гектаров Харя знал назубок. В голову браконьера был встроен навигатор. Все мало-мальски приметные места были подобно пристрелянным артиллерийским реперам. Урочища рек - проспектами, горы и сопки – домами-высотками, ручьи – переулками, тропы - улочками... В постоянном смоге, не видя солнца, он безошибочно опеределял север-юг.
       Но и в столице Харя успел набраконьерить. Хозяин мастерской Витя уже делал робкие намеки, что, мол, пора и честь знать: к нему приезжают друзья-художники с Камчатки… Хотя причина, скорее, была в другом: на беспокойных постояльцев Виктору пожаловались из домоуправления. Последней каплей для мастера ЖЭУ стал визит уже знакомого картавящего сутенера с двумя подопечными особами. Невзирая на слабый морозец, обе были в мини-юбках.    
       Беспомощный, я валялся на ложе Рината и только громко матюгался в ответ на женские вскрики и стоны в зале. Стоны сменились визгами – девушки без комплексов что-то не поделили, кажется, Рината, по всей видимости, оценив его потенциал. Харя, между нами, мальчиками, и был самцом. Затем девицы вывалились во двор, обрывая друг дружке космы. Одна из них бросила в сестру по ремеслу обломком кирпича, но промахнулась и угодила в окно домоуправления.
       …Я с ненавистью швырнул очки в урну у входа в тамбур-накопитель.    
       Что-то будет делать мой земляк без меня в чужом холодном городе, полном напастей и, что хуже, соблазнов?
       - Того самое. Пойду в бандиты, - просто ответил Харя.
       - Береги себя.
       Вдруг вспомнил, что не отметил командировочное удостоверение СПИД-Центра. Правда, Марина обещала выслать заказным.
       Я положил руку на плечо провожающего:
       - Одну прошу: на иглу не садись. И с путанами поосторожней. Обещаешь?
       - Не бзди, Борман! Сам знаешь, я больше по водочке работаю, по пивку с рыбкой. Мы ж с Захолустья, брат. А энти соски тут сами презики суют. Москва, того самое... культур-мультур! - хохотнул друг.
       Про бандитов Ринат не туфтил. Я уже знал о новом рекруте от картавящего сводника в кепке-восьмиклинке. Его звали Жорик. Ну, и имечко, думаю. Жорик не картавил, говоря о Ринате с придыханием: немногие из новобранцев проходили «прописку» в «пехоте» солнцевской братвы столь оглушительно. Позвали Харю те же «быки», что истязали его в подвале – их впечатлил высокий болевой порог провинциала. «Люди нужны», - скучным голосом кадровика ответил на просьбу Хари качок в кожанке. После ряда разборок с конкурирующими группировками ряды солнцевских поредели.
 
       Новичка пригласили в ресторан. У Хари закружилась голова: деньги, девочки, ресторан… Кино, одним словом. Вот она, хрустальная, что бокал, мечта – он стал гангстером.
        После второй рюмки дружеского застолья новичка стали подначивать. Сперва передразнивали его захолустный говорок, его «чо» и «но», «того самое» - Харя лишь беззлобно посмеивался вместе с развалившимися за столом братками, затем кто-то, будто невзначай, стряхнул пепел в его тарелку. Долго извинялся и скалился. Ринат и тут не перестал улыбаться: это же его новая семья! Но когда пепел стряхнули с другого бока, опять витиевато извиняясь, - улыбка медленно сползла со скуластой физиономии провинциала. Уж на что туповат был бывший двоечник, но и до него дошло, что повторяется знакомая по армии картина: «деды» измываются над «салагой». Последней каплей стало требование щуплого на вид мужичка в спортивном костюме с косичкой, «бригадира», обложенного коротко стриженными бугаями в кожанках (они, поди, и спят в них!), залезть под стол и прокричать три  раза: «Москва бьет с носка!». Типа, таков ритуал для новообращенных в бандитскую веру.
       Новенький послушно сполз под овальный стол, особый, для большой компании. Сотоварищи по ремеслу заржали, предвкушая дармовой «сеанс». Но что-то пошло не так. В начале хохмы тоненько задребезжал хрусталь, массивный стол начал приподниматься, словно от сейсмическх толчков. Когда братки в кожанках