ж мать!.. – принюхалась Тришина. Взглянула под ноги. – Дык этот поросенок еще и обоссался тута!..
Распахнула дверь, рявкнула:
- Санитарку жива-а!
Стянула халат – он был ей мал, она его явно не любила. Села за стол.
- Такие дела. Как назовешь судно, так оно и поплывет.
Пока санитарка протирала пол шваброй, Тришина протянула Бассарову брошюру. На титуле красовался логотип международной научной конференции.
- Это пособие по искусству умирать, доктор? – пролистнул брошюру Бассаров. Штриховые иллюстрации, много латыни и английского.
- А, вы про ART? Эй-Ар-Ти? Пока мы умираем, мы живем, ясно?
Я призадумался. В конце концов, что есть жизнь? Медленное старение, комфортное умирание. И жизнь не стоит на месте. Надо выиграть время. Главное в этом искусстве - не умереть раньше срока. А там, глядишь, вакцина против СПИДа к новому веку подоспеет.
- Бесполезняк! Чуда не будет, – читая мои мысли, возвестила заведующая клиническим отделом. Тришина подошла к настенному зеркалу, одернула облегающее выпуклости шерстяное платье с вырезом, зачем-то подняла руки. – Ставьте перед собой реальные цели, молодые люди. Даже если найдут вакцину, еще лет десять, блин, будут ее клинически обкатывать… На наш век не хватит. И стоить вакцинка будет ого-го. Завышенные ожидания – тупиковый путь. Предлагаю скорректировать тактику…
Тришина опустила руки, повернулась боком, задумчиво лицезрея собственный живот и бюст. Бассарова она, поняв, что он верен своей тощей спутнице, за мужчину не считала. Втянула живот, осторожно изъяла золотой кулон из глубокой ложбинки.
Бассаров покашлял.
- А, да! Я тут прикатила с конференции… Симпозиум, ё! Куча иностранных импотентов, япона мама. Дальше своего каппучино ни хрена не видят… Завышенные ожидания, ха! Простите, я опять про свое, про девичье… вау, а сколько времени?.. на обед пригласили… Так, один тип. До вас ему далеко, мм-м.
Хозяйка повертелась перед зеркалом, и, судя по всему, осталась довольной своей полнотой. Села. Стул взвизгнул от возмущения.
- Так вот, предлагаю скорректировать тактику… Там, на конференции болтали, что страна вот-вот вступит в «Глобус». «Глобальное объединение усилий против СПИДа». А «Глобус» это налаженная линия препаратов. Западных, доказанных в натуре! Но в число избранных попадут лишь десять пилотных регионов. И этот автопилот на всю страну! А нам надо ждать не чуда, а бесперебойной терапии. Короче, если пробьете зидовудин, то можно начать терапию. Главное, попасть в десятку. Я гляжу, стрелок вы еще тот, на ходу подметки режете. Вопросы есть? Вопросов нет.
Тришина вынула из сумочки зеркальце и пудру, давая понять, что прием закончен.
- Лариса Алексеевна, имеется компактная пудра, польская или турецкая, не помню, хотите?
- Хочу! – рука с ваткой замерла на полпути к щеке. – А то социальное происхождение замучило. Рабоче-крестьянское! Вся родова работала или на свежем воздухе, или в горячем цеху! Генетически предрасположена к покраснению кожных покровов. На лице, голубчик, на лице! А вот на филейных частях – как у аристократки, даже обидно, лучше бы наоборот, честное слово. Так что я хочу. Страстно! А щас, Борис Артамонович, извините, мне пора. В ресторан пригласили-то. Вы же, ё-мое, не приглашаете, ась?..
- Удачи. Занесу завтра. И набор теней, - Бассаров взялся за дверную ручку.
- Минутку, Борис. Даю наводку. Баш на баш. Зидовудин, он в наличии. Немного. Держат для одного деятеля. Политического. Но учтите, я вам ничего не говорила…
Когда Бассаров открыл дверь, его чуть не снес пожилой «маадой чиаэк».
- Дохтур, дохтур, я насчет анализа дочки… Сама-то идти боится…
- Япона матрена, никакой личной жизни!.. – раздался рев Тришиной.
И дверь захлопнулась.
Пленка 19с. Бассаров. Загадочные разговоры
… - Петька, сволочь, опять двойку принес, а! Все, грю, сынок, еще одна такая оценка – и прощай, лисапед, понял, сынок! Ну, я мужу: поговори, мол, с сыном, проведи воспитательную беседу, мол. Ноль внимания, буркнул, устает на работе как собака, и опять в телевизор…
- Будто мы тут не устаем, хрен тебе. Весь день на ногах, и покупатель сбесился. Мы, что ли, цены устанавливаем! - хмыкнула вторая продавщица. – Зато у тебя дочка-умничка...
- Ой, золотце мое! – улыбнулась товарка. – Доченька… Кабы не Танюшка, сбежала бы в тот же день!
Я потянул Лори за рукав.
Две продавщицы вышли покурить на заднее крыльцо универмага. Лори замедлила шаг. А потом и вовсе встала, как приклеенная. Потом сделала вид, что поправляет шнурок на новомодных ботильонах, что я ей купил после выписки из диспансера. Но подруги заметили, что незнакомая девушка прислушивается к их разговору, спешно побросали сигареты и хлопнули дверью.
Я уже привык, что Лори тянется к детям. Даже прислушивается к разговорам о них.
Обычная женская реакция, подумалось. Необычным было лишь то, что после таких разговоров Лори расстраивалась. Хотя я специально вывез ее в центр города, в универмаг, чтобы Моя Бабочка развеялась, расправила крылышки, взбодрилась. Радость от покупок – естественная женская реакция, разве не так?
Универмаг был новым, двухэтажным, с разнообразными отделами – хозяйственным, мужской и женской одежды, обувным, детским… По залам бродили, подавленные обилием товаром, приезжие из сельских районов. Они ходили на негнущихся ногах, одетые по все лучшее, потея от мыслительной работы. Было много детей, детки визжали и бегали по этажам, невзирая на окрики родителей и замечания служителей.
Новшеством были и низенькие скамейки вдоль стен. На одну из них плюхнулась упарившаяся семья: молодые муж с женой с горой пакетов. Выходцев из села выдавал густой коричневый загар, не потускневший с поры сенокоса. У матери, полногрудой, в цветастом сарафане сбилась набок свежая прическа, сделанная по случаю в городской парикмахерской, она утиралась платком. Возле нее крутилась девчушка-бурятка, теребила мать и строила рожицы Лори. Глава семейства, маленький, щупленький, вырядился в клетчатый пиджак, пожалуй, длинноватый для него. Муж демонстративно хлопал себя по карманам в поисках спичек и после короткой перебранки с супругой пошел на улицу. Жена, нервно одергивая платье, вертелась на месте, потом обратилась к Лори, мешая русские и бурятские слова: просила присмотреть за покупками и за дочкой – хотела купить загадочный набор теней, а за ним - очередь, с дочкой в нее не сунешься. Дочка, узрев, что мать хочет уйти, заревела.
Лори подозвала девочку и что-то стала ей рассказывать. Девочка утерла слезы, стихла.
- Посижу тут, - сказала мне Лори, - а ты съезди, куда хотел.
- Ага, я недолго, мне только найти одного человечка...
Этим человечком был не менее загадочный, чем набор теней, тип по кличке Насвай. Насвай вообще-то жвачка, помнил я по армии, где однополчане, выходцы из Средней Азии, жевали ее и разок угостили. Не понравилось.
Этот Насвай оказался что тень.
До новых кварталов я домчался на «тойоте» минут за двадцать. И киоск «Овощи-Фрукты» нашел быстро – он был один такой в конце улицы.
Прежний хозяин уехал, вроде бы в Москву, сообщил новый владелец киоска, немолодой, с седыми висками. Во рту вместо насвая он перекатывал спичку.
Ха, Москва, ищи-свищи среди жующих. Да там все жуют. Москва – венец пищевой цепочки России.
- Эй, брат, - окликнул хозяин и выплюнул спичку. – Адрес, фамилия, да?
- Ну.
- Наводка что водка, денег стоит, брат, - усмехнулся торгаш. – Этот Насвай наказал давать адрес только деловым партнерам и землякам.
- Считай, я его партнер по яблокам-персикам. Хочу завалить витаминами Сибирь, - улыбнулся. – Тебе как, зелеными?
- Яблоки зелеными? – тупо уставился на меня хозяин киоска.
- Я про баксы.
Торгаш, довольный, хихикнул.
- Петька не сволочь, - закрыв глаза, сказала вечером Лори. Она сидела перед телевизором. Но, кажется, смотрела мимо экрана, на котором розовощекая молодуха в фартуке и колпаке, косящая под домохозяйку, скороговоркой раскрывала тайны готовки настоящего спагетти на двоих.
- Что? – Я сделал телевизор потише. Началась реклама фонда «Алиса». Лапша на уши.
- Петька не сволочь, - безучастно повторила Лори.
- Что случилось?
- Он больше не получит двойки.
- Не понял, дорогая.
- Потому что Танюшка получит пятерку.
- Почему? - уставился на Лори.
- Потому что у них есть дети, а у нас их не будет, - отвернулась к стене Моя Бабочка.
Черт, я совсем забыл про разговор двух продавщиц.
День загадочных разговоров.
Пленка 20с. Серенус. Плачу вперед
Странно, Лори со дня оглашения диагноза почти не плакала. Ни слезинки. Целыми днями, окаменев, пялилась в телевизор. Тогда резче обозначались скулы орочонки, будто вырезанные из лиственницы. В такие минуты гражданская жена Бориса напоминала изящную статуэтку скифского периода.
Уж лучше бы плакала, подумал Бассаров. От психолога Центра он слышал, что слезы скорее полезны, чем разрушительны.
- Плач – естественная физиологическая реакция организма. Слезы раздражают мозговые центры, которые запускают процесс их образования в качестве защитной реакции на стресс, - радостно отбарабанила строку из учебника веснушчатая девчонка, психолог отдела профилактики. По всей видимости, недавняя выпускница пединститута, отличница, физкультурница. Мини-юбка, крепкие ножки-бутылки, туфли-лодочки, белоснежная улыбка, розовые губы, запах молодого тела.
«Ты-то шибко плачешь, я гляжу», - с неожиданной злобой подумал Бассаров.
- Одна из причин, по которой мужчины живут меньше, чем женщины, – сдерживание проявления своих душевных переживаний. Часто пациенты пытаются подавить плач, однако наши врачи не советуют этого делать, - прощебетала девочка-психолог и опять одарила улыбкой. Один зубик у нее был кривой, налезал на левый клык, заметил Бассаров, что несколько портило впечатление.
Что с ним? Прежде он бы отдал должное ладной фигурке, ляпнул пару грубоватых, но верных комплиментов, так… без дальнего прицела. Просто из любви к жизни.
Лори стояла рядом, натянув на личико маску вежливости, не
