обожженная девочка. Мы по очереди видели ее, и достаточно явственно, ночью она белела зрачками, как черная кошечка, под утро серела кучкой золы, оставленной после пикника взрослыми, ушедшими в ослепительно яркую, как день, жизнь. Мы даже пытались накрыть маленькую гостью одеялом. Но одеяло регулярно сползало на пол. Ну да, ей ведь невыносимо жарко… Призрак ли то был, или виной всему наши нервы? – не изведано. Клинически доказано лишь одно: призрак не может пачкать сажей простыни.
А следы от сажи на простынях по утрам нет-нет, да и случались. Невероятно, но факт. И этот черный прерывистый след тянется аж с 1886 года, с официальный даты открытия явления Карлом Юнгом:
«Встреча с собой — это прежде всего встреча с собственной тенью. Тень — тесный проход, узкая дверь, чье болезненное сужение не щадит никого, кто спускается в глубокий колодец. Но нужно научиться познавать себя, чтобы узнать, кто ты есть».
Пленка 13с. Бассаров. Аутрич как беспредел
Встреча с Гендосом, тем самым аутрич, состоялась через два дня после стычки с Циклопом, в той же барачной блат-хате на Кирзаводе. И после звонка по тому же номеру.
В квартире стало светлее. В ней основательно прибрались, помыли полы и окна, даже цветастые шторки развесили. Продавленное вонючее кресло, в котором я маялся под наставленным в лоб обрезом, исчезло. В центре комнаты возник письменный стол, заваленный буклетами и журналами. И стол, и стулья были с инвентарными номерами. Тем не менее, квартиру можно было назвать жилым помещением.
- Да это волонтеры пошустрили, - улыбнулся новый хозяин. – Катя вот…
- Привет! – стрельнув глазками, выглянула из кухоньки худенькая девушка в косынке.
Шумел чайник.
- Геннадий, - представился мужчина средних лет. – Пацаны еще в детстве обозвали Гендосом, а вышло погоняло на всю жизнь, даже на зоне…
Гендос оказался высоким, улыбчивым, круглолицым, в клетчатом пиджаке. Из кармашка торчала обгрызенная головка ученической шариковой ручки. Его можно было принять за руководителя среднего звена, семьянина, если бы не наколка «Гена» на пальцах. Когда хозяин встал из-за стола, упала трость. Я сделал шаг.
- Не обращайте внимания, - отмахнулся от моей помощи Геннадий. Он с трудом нагнулся – нога не сгибалась.
- Работа Циклопа? – кивнул я на ногу.
- Ага. Чтоб выкурить меня отсюда. Им хата с телефоном нужна была. Чтоб герыч толкать. Били по колену кастетом, суки, - незлобиво отозвался потерпевший.
- А в милицию не пробовали? – я попытался закурить, но загасил сигарету. В квартире явно не курили. Прежних банок-пепельници и след простыл.
- Милиция тут некстати… - почесал макушку татуированными пальцами хозяин. – Видите ли, район специфичный. Кримине… криминогенный.
Последнее слово Геннадий произнес с усилием. Мог бы не объяснять. Барачный Кирзавод - деревня в городе. Слобода. Не проходит дня, чтобы кирзаводские не отметились в городской сводке происшествий. В годы горбачевского сухого закона поселок стал центром разлива и раздачи суррогатного алкоголя. А когда кирзавод закрылся, бабок и теток с паленой водкой потеснили молодые люди с бегающими глазами – «толкачи» героиновой дозы и их клиенты, прячущиеся за углом местные «нарки».
- Беспредел, конечно, - взглянул в окно Гендос. По пологой сопке черно-серой лентой тянулись дома. На макушке голого тополя сидели вороны. Хозяин стукнул костяшками пальцев по стеклу. Вороны не отреагировали. - Зайдите в любой барак и увидите под ногами шприцы. Ихнему беспределу мы должны противопоставить свой беспредел. Бить их же оружием. Одними брошюрками эту заразу не победить. Ведь что такое аутрич? Цель аутрича перетянуть пинов на свою сторону…
Покосившись на меня, Геннадий смутился:
- Пины - потребители инфекционных…тьфу, ты… инъекционных наркотиков. Нарки, короче. Извините, грамотешки не хватает… Вот. Пока люди учились, я, блин, дурака валял. Начиная с малолетки. Сперва сел ни за что – на стрёме стоял, потом мотоцикл угнал, потом за грабеж, а в последнюю ходку уже за наркоту. Шпана, она ж как колется? Один шприц на всю кодлу! Многие хотят завязать, да не знают как. Ежели, скажем, придет спец из СПИД-Центра, да в белом халате, чистенький такой, и начнет лекцию читать – да его и слушать не станут! А меня послушают… Я такой же, я знаю, что такое ломка. Это муки адские, земляк. А я ломки жестокие прошел в изоляторе, там даже воды не допросишься… Мои нарки мне верят, я для них авторитет, не тот авторитет, пальцегнульщик который, а реальный, в натуре. Они верят, что ломку можно одолеть, жить, как все. Я ж не в белом халате, я свой… Вот, сколотил актив, ходим по точкам, брошюры раздаем, там номер телефона мой есть, но это не главное, братан, главное – твой пример. Меня уж и били, и резали, но я верю, что мое дело правое! Сила в правде, брат, так?
В возбуждении Геннадий гладил трость.
- Я говорю, вот вы, пацаны, гонитесь за кайфом, а жить без наркоты – это тоже кайф! Мне звонят, бывает, и ночью… Спасибо, в Центре помогли с телефоном. Работа быстрее пошла, факт!
- Чай, кофе? – снова выглянула из кухоньки Катя. Не дожидаясь ответа, внесла в комнату поднос с дымящимися чашками и тарелкой с горкой печенюшек. – Извините, ничего такого не предлагаем. У нас сухой закон.
- Вот Катю возьмите! – хлебнул чаю Геннадий. – Я ж ее, можно сказать, с того света вытащил! Торчала на игле конкретно, так, нет, Катерина?
Катя засмущалась, потеребила косынку и отмахнулась:
- Ой, ну ты скажешь, Гендос…
- И скажу! А ты, Катя, сними платочек, не стесняйся. Сыми, Катерина, я сказал, це ж для дела. Человек из Центра пришел, ну. Наш человек.
Катя потеребила косынку и нехотя ее сняла. Девическая головка была варварски острижена наголо, с редкими кустиками волос. Катя покраснела, увела глаза в сторону.
- Вот. Гляньте. Циклопова работа, его дружков. Требовали бросить агитацию. Чуть не снасильничали над Катериной, суки, да наши отбили… Наших уже много. Тот, кто прошел адские муки, на своей шкуре узнал что почем, тот ни за что, ясно?
- Ни за что! – Катя стукнула кулачком в стену, смахнула слезу, убежала на кухню.
Хозяин вцепился в трость, сел.
- Тут вот в чем беда … - вздохнул. – Кирзавод це ж ядро всей наркоты в городе. Ну и криминал сюда тянет руки. Герыч из Иркутска везут курьеры. А милиция вся купленная с самой верхушки. Бабки-то шальные. Но, блин, загвоздка в том, что и милицию шибко втравливать нежелательно, япона вошь. Те пины, которые задумались, не спрыгнули с иглы, боятся ментов…
- Вопрос, Геннадий, - прервал я цепь размышлений собеседника.
Аутрич-работник хлопнул в ладоши:
- Ох, извините, Борис, заговорил вас. Вы сказали по телефону, что у вас свой интерес.
Я привстал:
- Я понял, вы знаете всех, кто в теме.
- Не всех, не всех, - уклончиво бормотнул хозяин. – Только тех, кто на раздаче.
- А такого Насвая знаете?
Я достал блокнот.
- Уберите ручку, - приказал Гендос. – Придется запоминать. Я вам ничего не говорил. Насвай до недавнего времени держал ларек «Овощи-фрукты», это в сотых кварталах, конечная остановка. Но ларек это так… для вывески, вы понимаете…
- А такую Арпиульеву помните? Она с севера приехала в город. Лори, или Лариса.
- А вот мы у Кати спросим, - Гендос позвал с кухни свою помощницу, пошептался с ней.
- Лори Бабочка? – наморщила лобик Катя. – Да, да, в овощной лавке работала. Приходила ко мне. В Центре. Соскочила легко, разок лишь укололась, или укололи, твари, но еще в нарколожке сразу откачали... Тяги не было. Так она здорова?
- Она жива, Катя, - сказал я.
- Здорово! Привет ей, если меня помнит, - улыбнулась Катя, обнажив шербинку на передних зубах.
Я подумал, что зубы Катя подлечит, волосы отрастут, «дорожка» от уколов затянется, и получится вполне себе симпатичная деваха, которая выйдет замуж, родит здоровенького ребеночка. И подумал о Лори по прозвищу Бабочка. Моя Бабочка.
Пленка 14с. Лори. Бабочка в городе
В киоске «Овощи-фрукты» отключили свет. Вырубили электричество по всей улице: авария на сетях. Насвай ругался русским матом без акцента: персики начали подгнивать, чернеть, хозяин ларька то и дело на пару часов помещал их в холодильник, спасая товар и пытаясь сбыть его со скидкой. Покупатели и так жаловались на цены. Выручало то, что район был спальный, народ тут небогатый, а цены с учетом некондиционности товара были доступными. Меня заставляли отбраковывать явную гниль или выковыривать в плодах черные пятна.
«Это же вытамын, вытамын, а! Деткам, ребенкам, да! - кипятился перед очередным посетителем Насвай и совал под нос привередливому пенсионеру фрукт. – Их растить нада, поливать нада, понимаишь, да? Где, где ты видишь гнилой?»
Старикан брезгливо тыкал пальцем в грушу.
«А как хотэл, дарагой? Нэ-эжный товар, да, нэ-эжный!.. Ни фига ты не понимаишь!»
Такие сцены в киоске происходили периодически. Нюра говорила, хозяин скупает у земляков просроченные партии фруктов по дешевке, а то и забирает даром.
Пенсионер обещал жаловаться «куда следовает».
«А жалуйся хоть главный нашальник, хоть Маскву, хоть Магомеду!» - кричал торгаш вслед посетителю.
Насвай, ворча, в расстройстве вешал на дверь табличку «Закрыто на влажную уборку» или «Закрыто по техническим причинам».
Сообщили, что электричество дадут не ранее трех часов. Авария оказалась серьезной. Кассовый аппарат завис, а расплачиваться без чека люди отказывались – такая у Насвая сложилась в околотке репутация. Нюра говорила, что во всем виновата жадность Насвая.
Напарница Нюра сказала хозяину, что раз такая засада, они с Лариской подышат свежим воздухом. Нюра была старше Лори, смелей, держалась с «командиром» почти на равных. Муж у Нюры был капитаном милиции, и сам Насвай не раз одергивал дружков, когда те подкатывались к крутобокой продавщице.
- Командир, так мы пошли, ага! – крикнула Нюра.
Расстроенный Насвай лишь отмахнулся.
Они купили пива, орешков, сигарет и проехали трамваем пару остановок до горсада.
Была суббота, народ гулял. Коляски, резвящаяся мелюзга, ну и пьянчужки под жидкими кустиками. Именно в кустах акации Лори увидела бабочек. «Бархатница Персефона», «перламутровка Аглая», «голубянка Икар», «желтушка
