замахал короткими ручками, отсекая мои возражения:
- Да, дорогой, да, это канитель, понимаю. Суд да дело... Но проблему надобно решать в правовом поле. Точка. Не спорьте. Только так вы сможете нейтрализовать слухи вокруг своего имени. Что такое слухи, сплетни? Они распространяются в геометрической прогрессии и подобны инфекции. Передаются воздушно-капельным путем. При этом источник заражения неизвестен... Иначе говоря, требуется козел отпущения, дабы сделать оценочную экспертизу. Конкретное физическое лицо. Еще нужны свидетели... Как вам пирожки, в магазине кулинарии прикупил...
Я выпил водки, скривился.
- Да, милый, еще один геморрой. «Он сказал, она сказала, я тут слышал от кого-то...» На суде все будут спихивать вину друг на дружку. Как я понял, непосредственный обидчик Татьяны Владимировны исчез в неизвестном направлении. У нас нет времени его разыскивать. Мы не следственные органы. Если нет источника... ээ... заражения, то надобно взять за шкирку и назначить его. Точка.
Я подавленно молчал. Теперь вот ищи-свищи клеветника! Опять слухи...
- Вы знаете, Борис Артамонович, я против насилия в любом его виде, - по-своему истолковал мое молчание тёзка. - Однако в целях экономии времени нелишне информировать Владимира Виссарионовича. Уверен, виновный в распространении сведений, порочащих честь и достоинство, отыщется достаточно скоро... Клеветник должен ответить перед судом! Злой язык страшнее пистолет, знаете ли.
Знаю. Виссарионыч не носит пистолет. Его носит его личный водитель.
Борис-два издал петушиный клекот и пристукнул рукой с зажатым пирожком по столу. Капустные фрагменты просыпались на настольный календарь.
- Надобно заставить работать слухи на себя, бить сплетников их же оружием. Можно даже не освещать судебный казус в прессе. Город у нас маленький... – заключил тираду профессор оценочной экспертизы.
Зазвонил телефон.
- Да, дорогая, - заворковал в трубку сослуживец. – Ты съела, что я тебе оставил?.. Молодчинка! Таблетки там же, дорогая... Мы тут беседуем по работе, ага... Буду через час... нет, через два, пожалуй...
Борис-два положил трубку, вздохнул, прикрыл глаза. Нос, и так крупноватый, набряк.
- Все хорошо с супругой? – встревожился я.
- Относительно-с... – открыл глаза коллега, подавил веки. Белки были в красных прожилках. Я представил, как любящий муж встает по ночам, прислушивается к дыханию спящей жены... Знакомая картина.
- Если нужны деньги на лекарства, вы скажите, Борис Моисеевич, не стесняйтесь.
- Спасибо, коллега, ценю ваши слова, – склонил головку собеседник. Только сейчас я заметил, что мой зам совсем седой. Пробор стал шире, волос жиже. – Вернемся к нашим баранам, Борис Артамонович. Оно, конечно, ежели душить слухи в зародыше, то налицо нарушение врачебной тайны. Утечка-с! И сию текучую субстанцию невозможно ухватить пальцами. Медсестра ли, регистратор ли поделилась с подружкой, трудно сказать. К тому же, как толкует мой шурин, в России до сих пор врачебная тайна четко не очерчена. Ее правовое регулирование пока зиждется на указе президента эРФэ от девяносто седьмого года, который относит врачебную тайну к конфиденциальной информации... Об уголовке и речи нет, коллега! Прошу плеснуть, что-то в горле пересохло...
Борис-два выпил, крякнул, мигом сжевал пирожок.
- В следующий раз сделаю с зеленым луком, яйцом, да-с... Так вот, нам важен, архиважен, коллега, уголовный процесс, а не торопливое рассмотрение административного нарушения мировым судьей. Ответчиком мы назначим одиозный ресторан, само название отдает дурновкусием... ага, «ВИП», да-с. Как я понял, обидчик Татьяны свет Вольдемаровны свое получил, так что нет нужды...
- Нет, - подтвердил я. И нет времени искать амбала-вышибалу, поди, забился от испуга в дальнее зимовье...
- Итак, отвечать будет генеральный директор этой, как ее... «ВИП», благодарю...- склонил седую главу Борис-два. – Некорректно призывать к ответу посудомойщиц, официанток, поварих, того же охранника, они лишь крайние в процессе циркуляции слухов. Мы тут с братцем подобрали пунктик потяжелее... Распространение заведомо ложных сведений, порочащих, само собой, честь и достоинство... подрывающих репутацию... Клевета, да-с. Статья 128, часть первая. А первейший для нас пункт четвертый о том, что лицо якобы страдает заболеванием, представляющим опасность для окружающих. Ответка там суровей. Штраф до трех миллионов или в размере заработной платы за период до трех лет. И все это в рамках Уголовного кодекса, заметьте, как вам пирожки?
- Вполне съедобны.
Как лицо оклеветанное, из-за которого началась вся эта бодяга, я счел своим долгом нанести визит директору ресторана «ВИП». В досудебном порядке. Меня не приняли.
И тут я вспомнил совет профессора оценочной экспертизы насчет Владимира Виссарионовича. Позвонил вовремя. Отец Татьяны как раз раздумывал, не сжечь ли к чертям собачьим этот самый ресторан «ВИП». Я отговорил взволнованного папашу.
Лидер ОПГ после раздумий пришел к компромиссному решению.
В разгар дня тяжелое, от пола до потолка, стекло ресторана рухнуло стеклянным водопадом. Глухой звон заглушил визг официанток. Гранитный булыжник упал на столик, в конечной точке полета вчистую раскрошив фужер. В зале стало необычайно светло и свежо. Сквозняк играл рюшами сиреневых штор. Со столиков по полу разлетелись салфетки. Огромный белый квадрат окна был похож на экран. Интересное кино. В образовавшийся проем мог въехать грузовик. Но с улицы в зал ресторана вошел некто в бандитской униформе – кожанка, широкие треники, бритая башка – сплюнул под ноги прибежавшему охраннику и прошел в отдельный кабинет типа будуара, где обедал директор ресторана с двумя приближенными к телу хозяина официантками. Молча поставил на столик закупоренную бутылку с темной жидкостью и характерным инородным запахом. К горлышку была примотана спичка. Типичный коктейль Молотова. А к бутылке была приложена записку: «Коктейль для вашего бара». Щелкнул зажигалкой. Девицы закудахтали. Директор стал бледным, как скатерть. Бандитского вида гость закурил и стряхнул пепел в тарелку директора. Официантки опять запричитали, что-то про милицию. Непосредственный начальник громко шикнул на сотрапезниц.
Напоследок визитер поджег пучок салфеток в пластиковом стаканчике. Плюнул на лаковые туфли распорядителя финансов и ретировался.
Намек в досудебном порядке.
На следующий день генеральный директор, одетый в костюм-тройку, благоухая импортным одеколоном, принял меня с распростертыми объятиями в служебном кабинете. Предложил чай, кофе. Я ощутил себя ВИПом. Безоговорочно согласился со всеми пунктами искового заявления и посетовал на женские пересуды.
«Да-да, злой язык страшнее пистолет», - поддакнул я на прощание.
«К-какой пистолет? – опять побледнел директор и постарел на моих глазах. Под глубоко посаженными глазками образовались тени. – С-сколько еще?..»
«Нет-нет, - заверил я не искушенного в классике хозяина ресторана, - никаких денег сверху! Все по закону».
Далее пошло по закону. И без проволочек, обычных в судебной сфере, бесконечного переноса заседаний.
Шурин Бориса Моисеевича был чем-то похож на родственника. Только горбатенький и пожилой. Ветеран адвокатуры шустро организовал свидетелей и экспертов.
В качестве последних, четко печатая шаг, в здание, чей фронтон украшал жуткий барельеф Фемиды с тряпицей на глазах и мечом, похожим на мясницкий, вошла главный врач СПИД-Центра Васса Шабаевна Бузина. Следом за ней в зал заседания вплыл бюст заведующей клиническим отделом Центра Ларисы Алексеевны Тришиной. Она подмигнула неизвестному мужчине, который маялся в железной клетке.
Я вздрогнул. Уголовных типов нам в свидетели не хватало!
Оказалось, осужденный задержался в клетке из-за того, что конвоиру приспичило. Держась за ремень, из туалета прибежал испуганный, милиционер, - я слышал перепалку, - и уголовного типа увели в наручниках. На прощание он двумя окованными руками попрощался с Тришиной. Улыбка осужденного напоминала волчий оскал. Скорее всего, ВИЧ-инфицированный. Среди пациентов Тришиной кого только не встретишь.
Само заседание по факту распространения заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию, было сыграно, как по нотам.
Мой адвокат то и дело вставал и, церемонно обращаясь к судье «Ваша честь», просил разрешения пригласить очередного свидетеля. При этом шурин Бориса-два склонял наполовину седую голову набок – точь-в-точь как его родственник.
Ответчик вырядился, как на званый вечер. Пиджак с бархатными лацканами был похож на фрак. Ну и лаковые туфли, само собой.
Главный врач СПИД-Центра Бузина была кратка. Она огласила официальный результат исследования на ВИЧ путем полимеразно-цепной реакции, оговорившись, что данный инструментальный способ признан самым точным на сегодняшний день; о том, что у Бассарова Бориса Артамоновича не обнаружено антител к ВИЧ. Результат отрицательный. Иначе говоря, вышеупомянутое лицо практически здорово. Копия анализа в письменном виде прилагается.
Мой адвокат, потрясая бумажкой, просеменил к столу судьи и, поклонившись, положил справку на синее сукно.
По сути, то же подтвердила ведущий клиницист Центра Л.А. Тришина. Добавив, что повторный и контрольный ВИЧ-тесты у названного лица были отрицательными, и она не понимает, откуда пошли все эти сплетни...
Судья, усталая женщина средних лет без признаков косметики, сняла очки и остановила поток красноречия свидетеля: «Достаточно».
Но больше всего меня удивил ответчик. Он смиренно согласился с пунктами искового заявления. Более того, сообщил, что лично во время служебной планерки говорил, что «Бассаров этот самый спидонос».
- ВИЧ-инфицированный, вы хотите сказать? – перебила ответчика судья и надела очки.
- Да-да, простите... – заволновался лощеный тип, переминаясь в лаковых туфлях.
- Повторите, пожалуйста, что именно вы говорили на планерках! – почти выкрикнула судья. Голос ее был неодобрительным.
- Да-да, я ж говорю... говорил... что он того самое....
Директор ресторана встал на носки, как ученик. Туфли будто жали ему.
- Кто – он? – резко вопросила судья.
- Да-да... он... Бассаров Бэ А... – оглянулся на задние ряды ответчик. Там, развалившись на двух стульях,
