И тут никак не обойтись без авторитетного мнения президента, кто в момент проигнорировал это поддакивание основам человеческой логистики, авторитета и капитализации общественного мнения, которое собой отдалённо представляет Антуан Экземпляр, и нашёл в этом, что уж говорить, а странном поведении столь уважаемого всеми тут человека и Маркса предпосылки для его оправдания.
– Господин Маркс, не хотите ли вы тем самым сказать, что вас в некотором роде имеют в виду, когда таким образом вас оттеняют, и не раскрывают в публичной плоскости потому, что вы человек ни к чему не привязанный и у вас нет ни перед кем и ни перед чем своих особых обязательств. – Сделал вот такое предположение президент. И как оказалось, то очень во время и в точку.
– Вы в самую точку заметили, господин президент. – Господин Маркс всегда отдаст должное человеческому интеллекту, если он умеет себя убедительно превознести.
А вот таким людям, как Антуан Экземпляр, не стоит слишком злоупотреблять доверием и добротой президента, у кого время очень ценно, и он не может его растрачивать как попало. Но этому человеческому экземпляру разве в голову втемяшишь доброе, вечное и разумное. Да никогда. И он будет нахрапом переть на вас, требуя к себе повышенного внимания, очень подло и вероломно обосновывая это сейчас тем, что всё равно все мы тут заперты, и вам господин президент, от меня никуда не деться.
И вот что может поделать президент с этим даровитым на свою наглость и общественную активность господином Антуаном, кого и поправить, указав ему на недопустимость перебивать президента во время его речи, совершенно невозможно, этот господин тут же начнёт испытывать моральные страдания и фатальные боли, которые в нём вызвало вот такое ущемление его прав на свободу своего выражения, а не исступления, как вы хотите всё это в нём обозначить по его крайне проницательному взгляду в его сторону. Вот и приходится господину президенту не пренебрегать собственной безопасностью и на этом информационном фронте, где такие типы, как Антуан Силуэт, под себя подмяли всё информационное поле.
– Ну, говори, что хотел сказать. – Всё же не скрывая в себе особенного мнения насчёт таких экземпляров, как Антуан, обращается к нему президент, пока тот сам не взял слово. Так многообещающе он хватает ртом воздух, явно мобилизуя себя на словесное возбуждение.
– Я хотел сделать одно дельное замечание, которое может нам помочь составить портрет нашего противника. – Вот такое задвигает этот Антуан, заставляя президента заинтересованно на него посмотреть и кивком дать понять, что его все внимательно слушают.
– Эти люди совершенно нетерпимы к другим понятиям жизни. Они считаются лишь с теми, кто разделяет с ними их убеждения. – С трудом, но всё же сумел всё это высказать Антуан, для кого говорить о неприятных для него вещах уже мучение из мучений.
И хотя в этом заявлении Антуана прослеживался скрытый укол в сторону президента, кого этот нахал Антуан записал в ту же самую категорию ума, что и тех злодеев, кто их всех тут запер – им одинаково близок авторитарный стиль управления обществом, который прямо сейчас и демонстрируется этим внутренним врагом, всех тут запершим и обрекающих их всех на именно вот такое авторитарное управление (разноголосица мнений, как бы демократия, ведёт к хаотизации этого автономного общества, без выхода во внешние пределы; а это всё наводит на дикую мысль о том, что все они сейчас являются участниками жуткого эксперимента, где они на собственной шкуре испытают все типы властного управления, и в итоге, методом проб и ошибок, как того хотят те злодеи, придут к авторитарному стилю управления) – господин президент не будет придавать всему этому значения, хотя бы потому, что это ещё сильней расшатает им всем нервы, и ни к чему токовому не приведёт.
– Генерал МакБрут. – Президент обращается к этому достойному генералу, кто, как все надеяться, ещё верен присяге и не растерял в себе дисциплину, как это сделал Маккартур, как сейчас выяснилось, то человек с неустойчивой нервной психикой и системой.
– Да, господин президент. – Судя по чёткому ответу МакБрута, то на него надежда есть и президент может на него положиться (но только фигурально). Но он не успевает всего этого сделать, как со стороны госсекретаря Шарлотты Монро доносится однозначно определяемое шумное действие и свой сердечный ах. Куда тотчас все переводят свои взгляды, и что же все там видят? А видят все в первую очередь перевёрнутый лист бумаги, затем находящуюся в похожем на Алису оцепенении Шарлотту, не сводящую своего взгляда с листа бумаги, а уж только после всего этого все начинают фокусировать свой взгляд на листе бумаги. Который в отличие от листа бумаги Алисы, не так, с ног до головы испещрен словами, а здесь если и есть надпись, то она одна, и оттого, а также от оттого, что она мелка, она сразу не обнаруживается и не может прочитаться.
– Что там? – ещё даже не попробовав сфокусировать свой взгляд на этой надписи, Оскар уже задаёт вопрос.
– Пятница. – Даёт ответ сама Шарлотта, даже не попытавшись с язвить в сторону Оскара, что крайне удивительно, учитывая их не самые конструктивные отношения.
– Пятница. – Задумчиво повторяет за Шарлоттой это слово Оскар, вслед задаваясь вопросом. – И что это может значить?
– Очень верную последовательность. – Влезает со своим мнением Антуан, кого разве спрашивали, и лучше он промолчал бы, пока здесь более важные по рангу люди думают о том, что сказать, а что не сказать. Но такова реальность людей, отвечающих за связи с общественностью, нет у них терпения и возможности держать свой язык за зубами.
– Что вы имеете в виду? – спрашивает Оскар этого Антуана.
– То, что лежит на самой поверхности. – С таким невыносимым самодовольством это говорит Антуан, – мол, я единственный, кто здесь умеет думать на скоростях 5G (и тогда вопрос: откуда он стал обладателем этих технологий, которые пока что есть в наличие у потенциально противной стороны? И оправдывать себя тем, что мне, противной для вас стороне, это априори доступно, не стоит от греха твоего подальше), – что его прямо всем прибить охота. Но только не сейчас. А то куда его труп затем прятать.
– Если ещё ничего не изменилось в этом мире, пока мы не имеем связи с внешним миром, то последовательность дней недели определена таким образом, что после четверга идёт пятница. – Вот такое пояснение на всеобщее обозрение и анализ выносит Антуан. И ожидаемо оно не принимаемо всеми единодушно.
– Кем определена? – почему-то грубо и зло вопрошает Оскар.
И как оказалось, то этот его вопрос оказался на засыпку для Антуана. Кто в себе замялся, в попытке уйти от ответственности за эти свои выдвигаемые идеи, и начал заикаться уже в другой попытке, сослаться на свою недееспособность в плане дискуссии категориями ума и разума. А вот тут он наступил на те же самые грабли, которые он подставил президенту, ставя его в тупик тем, что все мы тут заперты и вам от своего ответа не отвертеться. А вот теперь и ему от ответа за свои слова не отвертеться. Но он, падла, всё же отвертелся, заявив следующее:
– С этим вопросом нужно обратиться к тем людям, кто по всем вопросам обращается к богу.
Вот же сволочь и ловкач этот Антуан, сумел он так умело сыграть на чувствах верующих и больше, конечно, не верующих, кто никогда, слышите, никогда, не обратится за советом и помощью к тому, на доказательстве чьего не существования они построили свою политическую карьеру. Ведь тогда им придётся принять иную реальность, с наличием другого, вселенского единоначалия. Что в себе предполагает авторитарность управления, с чем как раз они все тут борются, считая этот режим управления экзистенциональной угрозой для себя, и тут, либо Он, либо они.
– Вы опять за своё. За провоцирование в нас чувств ни во что неверующих. А полнейший отказ от запретов, и тогда что, всё можно. – Берёт слово президент.
– А разве это плохо, когда сам человек за всё отвечает и его разум является той самой основой, на которой строится этот мир. Неужели вы не верите в светлое будущее на основе человеческого разума? – а вот это уже была откровенная провокация со стороны Антуана. Непонятно с чего решивший, что их дела настолько окончательно плохи – оставь всякую надежду, всяк сюда входящий, этими словами в преддверии ада, нужно было оснастить путь в эту комнату – что пришло время откровения.
А вот все остальные люди, кроме этого Антуана, ещё имеют в себе оптимизм насчёт своего будущего и поэтому они не будут отвечать на этот провокационный вопрос, оставляя для себя право не некоторые сомнения. Мы агностики, как в сторону единого вселенского разума, так и агностики в сторону разумности разумения человека.
– Господа! – очень вовремя перебивает ход этой ненужной дискуссии генерал МакБрут, решивший о себе напомнить. – А какова вероятность того, что вслед за четвергом была открыта запись с пятницей? – А вот это вопрос был так вопрос. Совершенно не свойственный генералу МакБруту, не играющего в эти вероятностные игры.
И видимо он и сам не понял, о чём этот его вопрос прозвучал, и куда он указывал. А указывал он не на теорию вероятностей, а здесь имела место удивительная по своей наглости невероятность того, что госпожа госсекретарь знала, что написано на её листе, вот она и его и открыла в этой закономерной последовательности. А что за всем за этим стояла, то разве ещё не ясно. Замысел их противников, или на крайний случай воспалённое сознание запертых в этом помещении людей, начавших уже мыслить категориями ума, подверженного паранойей. Где все теперь видят друг в друге врага, и ничего с этим поделать не могут.
[justify]– Оскар. Откройте ваш лист бумаги. – Находит ответ и выход из этой, малопонятной ситуации президент, вызвав этой своей просьбой нервный и тик, и тихую истерику у адмирала Канаринского, вот чего-чего, а такого он, конечно, от президента ожидал, но только не сейчас. И почему именно на нём должны тут все ставить свои дикие
