А ещё нам доступны наскальные росписи от первобытных людей, расположенные в пещерах в том числе. Теперь представим процедуру создания порой по-настоящему грандиозных картин, например охоты, очевидно, включавшую и само нанесение художества, и подсвету, а то и управление, корректировку замысла сторонним наблюдателем, что говорит об участии нескольких членов сообщества, а не одного умалишённого дикаря. То есть, по сути, бомжи и оборванцы занимались тем, что мы провозгласили искусством – и это в потёмках, в сырости, без всякой уверенности в завтрашнем дне! Видимо, не стоит говорить, что до нас дошло далеко не всё из изобразительного творчества первобытных людей, и можно предположить, что было оно куда как более значительным! К тому же мы никогда не узнаем масштабов и красоты построек предков, возведённых, скажем, из дерева, в силу специфичности недолговечного материала, а исходя из величественности египетских пирамид, можно догадаться, что там было на что посмотреть.
А ещё есть индейцы и жители Океании, у которых множество действий испокон века сопровождаются наигрышами на примитивных инструментах, речитативами нараспев, при этом никаких речевых понятий и оборотов, описывающих музыку, у них попросту нет – это их неотъемлемая часть жизни, которую цивилизованное человечество давно отточило до состояния искусства. Ну и красноармейцы в разбитых домах Сталинграда и не только, под обстрелами, между прочим, рискуя жизнью, любили нарисовать этакую фигу или что-то позабористее, обращённое в адрес нацистов и с соответствующими надписями, что все до единого в России поддерживают, а главное, понимают. А до конца ли понимают? Просто мы сами делали или делаем то же самое, правда, в иных направлениях, и этого считается достаточным – удивляет, что подобное поведение не кажется удивительным, несмотря на отсутствие в большинстве своём хоть какого-то утилитарного значения.
То есть большая часть человечества, так или иначе, рано или поздно, но совершает поступки, творит дела и созидает детища, которые никоем образом не помогают ему, не помогали в прошлом и не помогут в будущем ни выжить, ни размножиться безудержно. Более того мы на всю эту, с точки зрения эволюции, глупость ещё и непрерывно тратим ресурсы, делая сие с древних времён, когда они находились в известном дефиците, что переводит немотивированную абсурдность подобных действий в разряд обязательных для особей человеческих – это нечто в нас от рождения, и этому нет ни возможности и ни желания сопротивляться! Попросту говоря, наши предки не могли не делать всё перечисленное и многое, многое другое, включая недошедшее до нынешней эпохи, и они таки делали, находя, сочиняя идею, объясняющую необходимость возведения того, что для нас кажется или странным, или непонятным, что в любом случае вторично, потому что реализовывало внутреннюю установку на создание. В той же пустыне Наска кроме огромных паука, обезьяны и прочих понятных картин, ещё и большое число геометрических фигур, а то и просто линий, очевидно, не намекающих и близко на посадочные полосы космолётов, то есть люди, видимо, потеряв квалификацию, разучились творить свои шедевры и выкладывали хоть что-то, так как они не могли остановиться в силу своей – нашей! – природы.
Конечно, занимательно для разума, однако бессмысленно с точки зрения чистой истины пытаться определить предназначение всех дивных сооружений древности, дошедших до нас. Например, каменные лабиринты на русском севере могли предназначаться для защиты от злых духов или ради прикормки каких-нибудь божественных полёвок, а то и сов, приносивших – это же очевидно! – удачу. Желание у людей нечто создавать было всегда, а когда появилась реальная возможность, в силу развития цивилизации, то и гигантские пирамиды построили, а ещё и Эйфелевою башню, а ещё и небоскрёбы Москва-сити, которые уже с точки зрения ретроспективного взгляда выглядят нелепо, ведь вырыть землянку или построить избу куда как проще, однако мы делаем другое, и это никого не удивляет, а ещё и восхищает, мол, ведь можем! А то, что у какого-то трёхтысячелетнего строения в день равноденствия утрешнее солнце светит в некое отверстие некоего мегалита, так и тут нет ничего сакрального или загадочного; повторимся, вы же в квартире, развешивая горшки с цветами, ковры и картинки, ищите некие точки отсчёта, пытаясь уловить симметрию, вот и у предков были свои ориентиры.
По-разному можно относиться к библии – и как к книге книг, и как артефакту римских времён, но в ветхом завете есть занимательная фраза: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». Во времена красных вождей идеологи атеизма всячески потешались над данным отрывком, мол, так какого же пола был Господь, раз по образу своему вылепил людей, и что-то ещё в этом же духе вещалось, а ведь напрасно! Дело в том, что тут глубокая мысль провозглашена, и речь идёт вовсе не о внешности, гендере или разрезе глаз, а об основном, базовом качестве Всевышнего, а он творец – господь сам творец и нас творцами создал, и вот тогда всё сходится. Разумеется, как многие помнят, Воланд с усмешкой говаривал: «если мы начнем ссылаться на евангелия как на исторический источник...», то есть слабое доказательство, но и других объяснений что-то не представлено, а потому возьмём предположение о божественном создании Homo sapiens в качестве одной из рабочих версий.
Но были ли иные объяснения творимых нами несуразностей, названных впоследствии культурой? Классические философы Европы изучали и этот сложный вопрос, например, Иммануил Кант, также упоминавшийся в бессмертном произведении Михаила Булгакова, будучи основоположником антропологии, обозначал человека как существо активное, преобразующее мир, выделяя в нём, наряду с природным, по его словам, и некое сверхприродное начало. В понимании великого мыслителя культура, являясь проявлением осязаемых достижений этих сверхприродных способностей, представляет собой способ, инструмент для пробуждения творческих сил нашей популяции, ведущих к развитию способностей, зажатых узами природной необходимости и условиями обыденного существования. Философ, утверждая, что нет оснований приписывать природным вещам служение друг другу в качестве средства для достижения цели, всё же рассматривает природу как систему, в которую включён и человек, выступающий звеном в цепи целей, а как существо разумное он является конечной целью творения, где способность ставить цели сверхприродна. По его словам природа может лишь подготовить нас к тому, что мы должны сделать сами, человечество же, не являясь изначальной целью развития матушки природы, появляется в чреде событий их естественным и окончательным итогом, а также посредством свободы, как проявления той самой надприродной способности, оно получает культуру, которая, в свою очередь, становится инструментом для достижения нами основной цели, а именно моральности.
И тут опять не грех вспомнить высказывание незабвенного Воланда, правда, произнесённое к иным рассуждениям, но всё же этого автора: «Вы профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут». Конечно, глумиться или иначе унижать седины великого философа тут никто не собирается, однако есть и множество вопросов. Проследив же историю нашего вида уже после Канта, мы увидим, что моральности в нас как-то не прибавилось, учитывая фашизм и известные бомбардировки Хиросимы с Нагасаки, да и с культурой всё также не очень… Главное же, непонятно каким образом неразумная природа, не умеющая ставить цели, всё же естественным путём производит существ с надприродными способностями, которые являются итогом окончательным и бесповоротным. И зачем нам пробуждать непонятно с какой стати и кем заложенные в нас творческие силы, тратя на это ресурсы? Почему бы нам не плодиться и размножаться, следуя заветам бога, к чему вся эта суета и как она хоть чем-то нам помогает? А если и помогает, то мы-то откуда могли знать об этом в своих убогих шалашах и пещерах первобытного времени?
Конечно, можно по текущему итогу заявить, мол, в действительности род человеческий таки выиграл в эволюционной гонке, что соответствует действительности, однако запутывает процесс осознания ещё больше, ведь получается, что, активируя однажды те самые уникальные начала для созидания, первобытные люди именно такой результат и предполагали! А значит, мы в вековых далях умеем планировать, имея чудовищный дар предвидения, или всё же мы сами уже давно боги? Хотя можно предположить, что в течение тысячелетий наша популяция в своих уже недрах непрерывно производила эксперименты, в ходе которых некая часть из неё оказалась более выигрышной что ли, и она понесла бремя белого человека! Наверное, как раз об этом рассуждал один венский художник, именуя ту группировку арийцами?
[justify] Разумеется, политизацию любой идеи можно рассматривать в качестве не самого элегантного способа ухода от её обсуждений, но всё же чем зачатки культуры в виде татуировок и танцев под бубен каким-то волшебным образом помогли нашему роду победить в тяжелейшей борьбе, чтобы вырваться из беспросветности холодных пещер к возведению умопомрачительных небоскрёбов? Или более разумным будет предположение об изначальном наличии в нас стремления к творчеству через познание окружающего мира? И тут следует вспомнить другого корифея мысли прошедших времён, а именно Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, который, исходя из сложившейся уже традиции, также высказывался по поводу всего этого сонма странностей, очевидно, отличающих нас от прочих животных субъектов и не имеющих никакого объяснения, связанного с банальным выживанием вида. Сведя воедино по содержанию философию, религию и искусство, он всё же выделяет искусство как первую форму самопознания идеи, далее, соглашаясь, что оно может носить и утилитарный характер в качестве объектов для наслаждения в созерцании, мыслитель приписывает ему качество, ведущее к познанию «глубочайших человеческих интересов, всеобъемлющих истин духа», что никоем образом, очевидно, не ставит Homo sapiens в каждый конкретный момент в более выигрышное положение по отношению к прочим обитателям совсем недружественной пищевой пирамиды. Наверное, именно в этом состоит вездесущий идеализм Гегеля, который, однако, задавался вопросом о потребности людей, заставляющей их заниматься среди прочего эстетической деятельностью, и, отвечая на него, уважаемый учёный