«Короче, не буду ходить вокруг да около, а сразу пошлю тебя туда, куда следует», – на этом месте сообщения Адам напрягся, понимая, что сейчас наступит кульминация этого буквального послания Татьяны вне себя, а там и до личного греха один шаг. Но бросать читать он уже не может, и он обращает свой взгляд на продолжение. «Хотя я уверен в том, что ты всё равно меня не поймёшь. Так что дам тебе совет, обратись к моему соотечественнику за разъяснением маршрута следования, на который указывает мой посыл. Вот координаты. Роза определённости: Nord. Область применения разума: Тартарары. Координаты значений: Носовая долгота и Ушная широта. Точка отсчёта назначения: Штрассе вам здрасти». – И только Адам прочитал эти выверты ума этого Avanta 666, что и говорить, а умеющего посылать по нужному адресу девушек, как в этот момент Татьяна, явно почувствовавшая, что Адам дошёл до самого волнующего её места, места нахождения её похитителя спокойствия, а так-то проследившая по глазам Адама, на каком месте сообщения он остановился, берёт и вмешивается в ход мысли Адама.
– Это здесь? – вот так нетерпеливо хочет знать свою судьбу Татьяна.
И вот спрашивается самого себя Адамом, что он ей должен ответить. Впрочем, он знает алгоритм своих действий в таких сложных ситуациях. Всегда нужно говорить одну только правду. Вот он её и говорит, хоть и несколько смягчённо, с поправкой на незнакомый для местного пространства и колорита интеллект Татьяны.
– В чём-то да. – Отвечает Адам, озираясь по сторонам зачем-то. И Татьяна очень надеется, что не для того, чтобы убежать и не нести ответственность за свои слова и данную ей надежду.
– В чём? – ожидаемо Татьяна продолжает упорствовать, её не может устроить вот такая половинчатость ответа.
– Прежде чем дать ответ, я должен полностью ознакомиться с посланием. – Твёрдо так отвечает Адам. – Как правило, основной посыл спрятан в приписке, так называемом постскриптуме. Который используется только в том случае, если хотят рассчитывать на ваше здравомыслие. Вы, Татьяна, разумный человек? – вдруг вот такой провокационный (он что, в этом сомневается) вопрос прямо в лицо не просто какой-то там Татьяне и девушке в расцвете самых красивых лет, а особе с властными полномочиями и воззрениями на себя задаёт Адам.
И, конечно, Татьяна в предел обескуражена вот такой беспредельной наглостью и самонадеянностью незнакомца и просто проходимца с улицы, посмевшего себе вот такое к ней самое производное, чуть ли не запанибратское обращение. И она даже сперва слов разумных и на своём языке не находит, а что уж говорить о том, чтобы она сумела найти доходчивые слова для своего оппонента, понимающего, как она сейчас поняла, только самые низменные и грубые словосочетания. Хотя она парочку таких злобных, ниже плинтуса слов, не то чтобы точно знает, а она слышала, как вслух произносят и озвучивают своё предельное неприятие действительности местные аборигены.
Например, когда их отношения с действительности итак доведены до предела – они ею во всех своих одёжных местах пошарканы, в том числе и в лицевой части, светящейся всеми цветами радуги, а самих их от собственной неустроенности шатает в разные стороны на ветру – а тут ещё заплёванная своим местом нахождения на задворках жизни мостовая, подбрасывает под их ноги очередной казус Бейли – кем-то выброшенную кожуру от банана. Мимо которой, естественно, этот удручённый жизнью пилигрим пройти никак не может, хоть он сразу её и заметил – а как не заметить, если он сам вчера буквально её сюда выбросил, и сейчас возмущался в сторону муниципалитета, ничего не принимающего для того, чтобы сделать город чище – и решив, что пора уже разобраться с этим мэром хапугой, ломающим жизнь простым людям своим бездействием, тут же буквально мимо этого гвоздя в гроб репутации мэра не проходит. А не проходит он так для себя опасно и громогласно для жизни, что его крик души на некоторое время заглушает округу.
И вот этот крик души этого человека с активной жизненной позицией в сторону борьбы за нравственную и дорожную чистоту города, которую он начал с самого себя, решив самоубиться, – я последний подонок, и без меня город станет во сто крат чище, – выраженный предельно эмоционально, да ещё и с привлечением в помощь себе самых близких родственников, будучи услышанным проходящей мимо этой задворки жизни и не решившей в эту область жизни заходить Татьяной, со всем колоритом и оттенками своих значений отложился в душе Татьяны. Которая, конечно, не могла постигнуть всей глубины значений услышанных ею выражений исступлений того человека, но она смогла до колик в пальцах рук проникнуться той заложенной сутью в эти слова.
Вот только она не знает, к месту будет ли сейчас их использовать. И поэтому придержит эти слова для более кульминационного момента. Ну а Адам воспринимает это её молчание, как принятие ею его объяснений как обоснованных.
– Постскриптум. – Почему-то на этот раз Адам зачитывает вслух сообщение. – Ты чучело… – Адам на этом месте сбивается, что-то в первую очередь не поняв, как так получилось, что он это прочитал вслух. И сейчас лучше будет, если он не будет смотреть на Татьяну. Но как это с ним всегда бывает, он поступает наоборот, и смотрит на Татьяну. И что же он к своему потрясению и изумлению видит? А видит он, что то, что он сейчас прочитал вслух, не только не покоробило слух Татьяны, а наоборот, было ею воспринято с радостью и благодарностью.
– И что это значит? – не мог не озадачиться таким вопросом Адам, тут же позволивший себе некоторые ответы на этот вопрос самого беспрецедентного и глумливого над умственной составляющей Татьяны качества. – Она что, дура? – вот такое себе кощунство позволил Адам, не находя более разумного ответа на этот свой вопрос в сторону необъяснимого для себя радостного поведения Татьяны. А вот как только она его переспросила: «Он прямо так мэня называет, ыдеал?», Адам к своему прискорбию, но всё же честно, вынужден был заметить, что он часто не воздержан, и это приводит к спешке с выводами. И причиной вот такой реакции Татьяны была её не только трудность понимания иносказательного языка, плюс прокладывающего свой путь к её разуму на чужом языке, но и её сердечная пристрастность к осмыслению этого послания. Не может она объективно видеть всё, что связано с этим ловким на введение в заблуждение доверивших ему своё сердце девушек Avantomоm 666, ко всему она примешивает иллюзию своего сердца.
– Можно, итак, сказать. – Неопределённо и смазано говорит Адам, берясь за дальнейшее прочтение послания. И что ж такое, опять вслух.
– Что себе возомнила. – И опять Адама перебивает странная реакция Татьяны на прочитанное, на этот раз её восторг. – И что ты себе здесь возомнила? – не смог удержаться Адам от такого восприятия реакции Татьяны, и ладно, что только про себя.
– Он о моих значениях чувств думает. – Поясняет себя Татьяна. Как по Адаму, то это лишне.
– У меня нет подходящих пиететов, что б передать всю степень моего изумления тобой. – Здесь Адам даже не стал обращать внимание в сторону Татьяны, та ничего успокаивающего для него не придумает, а этот свой «шарман», уж лучше бы она не произносила.
– Короче. – А вот резюмирование и подведение итога этим Avantomоm 666, было Адамом про себя прокомментировано: «Повторяется этот дружок Татьяны. Или же здесь есть что-то другое. – Оставляет место для интриги для себя Адам. – И что это другое? – задаётся вопросом Адам и само собой сам отвечает на свой вопрос. – Он выдаёт себя…
– Чем? – вновь задаётся вопросом Адам, с существенной поправкой. – Или за кого?
А вот на эти вопросы у него нет сейчас ответа, и Адам, опасаясь нового вмешательства Татьяны, – что вы замолчали? Или же умолчали? – начинает дочитывать послание. Но без повторения этого короче.
– Наш глобус тесен для нас двоих в этом мире. Разве что только дастин фантастиш. – На этом итоговом месте Адам замолкает, поднимая глаза на Татьяну, не сводящую с него своего взгляда надежды и трепетного ожидания его решения. Уж чего-чего, а такого груза ответственности на себя Адам брать не собирался. Прочитать он может, но вот делать аналитические выводы из этого послания, бог меня побереги.
А Татьяне, так требовательно на него смотрящей, натерпится знать его мнение. И у неё для этого есть резонные обоснования. Кто как не Адам, человек, если не одного с Avantomom 666 ума, то росший с ним в одной языковой и умственной среде, может ей объяснить все ходы и пути движения души пишущего сердца человека, со своими скрытыми нюансами и акцентами. И она не может ждать и со всей своей прямотой человека, чьё сердце разрывается от неопределённости и тоски, спрашивает Адама:
– Что скажите? Он меня любит?
– Вот чёрт! Я попал. – Только так смог сперва в себе отреагировать Адам, предательски побледнев и тем самым испугав предельно Татьяну, увидевшую в этом негатив в сторону её ожиданий. И Адаму нужно немедленно что-то ей сказать, если он не хочет попрактиковаться в оказании первой помощи упавшей в обморок девушке.
– Скажу, – говорит Адам, – что он большой артист и мастер эпистолярного жанра.
– Что это значит? – прямо была осажена ответом Адама в недоумение Татьяна.
– Что это значит? – вслух и про себя одновременно задался этим вопросом Адам, вдруг отстранившись от реальности и углубившись в собственное самосознание. Откуда выплыло одно из фантомных воспоминаний души и сердца.
– Глаза и уши не зря расположены на одном уровне. – Держа Андрея на прицеле своего взгляда, а его ум дисциплинируя своим ручным провоцированием его рефлексов в сторону своих ушей, обращается к нему с этим напутственным словом Лари. – Они дополняют друг друга. И одним глазам не верь, как и ушам. Ты настоящее удивишь лишь тогда, когда о нём услышишь. Только в кооперации друг с другом ты приблизишься к достоверности восприятия полученной информации. Плюс уши не просто так расположены чуть сзади от глаз. Всё это сделано для объективности восприятия информации и возможности размыслить над увиденным, давая ему шанс объяснить своё поведение.
[justify]– Так вы ему тоже писали? – вырвавшись на самую толику и
