Но ещё раньше всех этих препятствий на пути к личной и экранной славе, Велимир должен преодолеть препятствие в лице тех соглядателей, которых нанял падла режиссёр, чтобы они контролировали актёрскую и вне сцены жизнь Велимира, не давая ему ничего кроме обычной воды пить. А как же кола? То на этот вопрос ответ самый простой и категоричный. Ты, Велимир, в плане пития не заслуживаешь никакого доверия. И по этой в основном причине, плюс при съёмке самых патриотичных фильмов недопустимо пользоваться конкурирующим для наших спонсоров продуктом, в который ты, используя своё влияние среди актёрской массы, всегда можешь добавить активизирующий твою мозговую деятельность в сторону агрессии напиток, типа вискаря. Так что пей воду и не гунди.
– Вот они, те гады. – Только стоило им выйти на парковый простор, как Велимиром были вот так указательно обнаружены свои соглядатаи. Впрочем, и те гады не оставались безучастны, они также обнаружили Велимира. И видно это обнаружение Велимира ими всеми, в количестве нескольких человек из числа оцепления площадки для съёмок картины, куда не должны допускаться посторонние люди, было воспринято с напряжением и с лёгким непониманием того, откуда он там взялся, когда никто из них его не выпускал за ограждение. А вот что дальше со всем этим делать, то с этим вопросом не всё так просто, и люди из числа оцепления, были вынуждены друг с другом переглянуться для начала, что б выяснить, кто за этот бардак должен и будет нести ответственность. После же того, как не было обнаружено дураков на себя брать вину по упущению из вида Велимира, все обратили свои взоры на старшего контролёра, так сказать начальника службы охраны, Вадима.
А что Вадим может поделать, когда питает предельное уважение к таким, как Велимир людям широчайшей души и гения. У него прямо руки опускаются с электрошокером в одной из них. Не может он применить этот инструмент доведения до недисциплинированного ума порядка построения в разумное русло. Вот и приходиться ему тут полагаться на случай в лице режиссёра, который один из всех тут, может хоть что-то поперёк сказать этому значимому человеку.
– Зови, бл*ь, режиссёра. – Отдаёт команду Вадим тому человеку их охраны, кто был к нему ближе всего. Вот и напоролся на то, что ближе всего к начальству всегда находятся самые не пробивные на разум люди.
– Это ещё кого? – вот так умничает, а может тупит это лицо из ближайшего окружения Вадима, выводя того из себя и отсюда, самому исполнять данное собой поручение. Да и так для себя будет лучше, не возникнет внутри себя конфликта интересов.
– Бл*ь, зови живо! – осадил своего недалёкого подчинённого Вадим, чувствуя нервоз во всём теле при виде надвигания в их сторону Велимира.
Ну а дальше, кто его знает, до кого и до чего дошёл недалёкий подчинённый Вадима, недалёкий, но такой одновременно далёкий Василий. Кого не за один только ум ценят, а и за то место, которое он занимает в этом мире своими более чем среднестатистический человек объёмами.
А между тем и со стороны Велимира, если не считать самого Велимира, и тогда не трудно понять, кто это такой не стойкий и в ком нет того крепкого духа, что в Велимире – и Велимир может даже не дышать, чтобы выяснить, на чём крепится не широта души и не мужество духа Адама – чувствовалась такого же рода нервозность. Адам, скажем так помягче, был не готов вот так сразу, если не присоединиться к этому акту создания чего-то культурного, то хотя бы быть рассмотренным в качестве лица, кому не чуждо и не всё равно искусство. Достоин ли он того, чтобы с него снимали метрику того лица, которое собой будет представлять творчество одного из первых творцов киноискусства. Даже в качестве статиста, на чьём не гордом плече он по наущению и содействию Велимира собирался заявить о себе и въехать в рай кино. Ну а дальше воображение Адама себе домыслило те высоты, которые он, как не без талантливый во всех делах человек, сможет достигнуть.
– А они нас заметили. – Делает замечание Адам.
– Тем хуже для них. – С такой уверенной самоотверженностью это заявил Велимир, что Адам сейчас уже небезосновательно испугался. И отчего-то не за сотрудников службы безопасности, а предательски за себя. Кого в первую очередь будут в бараний рог закручивать, как зачинщика всех связанных с Велимиром недоразумений, и ты, падла, заодно с его провокационными взглядами на жизнь и, в частности, на съёмочный процесс. Где все его подождут, и при этом с благодарностью в его сторону.
Так что Адам с не особым доверием посмотрел на Велимира с боку. А вот здесь он увидел, больше, конечно, для своего убеждения, держаться стороны Велимира, чем противной ему стороны. Уж очень грозно и целеустремлённо выглядел Велимир, и в нём, и в каждом его наитвердейшем шаге чувствовалась такая великая правота его действий, что нет на этом свете такой силы, которая могла бы ему противостоять. И тот же Вадим, кто встал на пути Велимира с задрожавшими от нехорошего предчувствия при его виде коленками, сглатывая набегающие комки страха, не мог собой представлять могущее остановить Велимира препятствие.
В чём буквально сейчас же все, кто это столкновение противоположных позиций на поведение Велимира видел, убедились. И только оказался Велимир специально нос к носу с Вадимом, то он в тот же момент того оглушил яростью своего негодования за такое к себе отношение всего лишь наёмных слуг культуры. Тогда как он заслуженный представитель этой высокодуховной отрасли сферы значимости для человека, не только собой культуру представляет, а он её даже местами олицетворяет.
И естественно для вот таких культурных людей, когда им не дают нести культуру в массы, их начинает распирать от негодования и из них начинает на головы всех буквально вокруг людей литься другого рода культура андеграунда.
– Сатрапы! – размахивая кулаком перед носом обмершего в одном положении самозабвения Вадима, Велимир начал его оглушать и вдавливать в землю своими оглушающими любой разум основаниями быть человеком свободным в своём волеизъявлении, и кого не так просто заткнуть и запугать. И в качестве аргументации такого своего права смотреть на себя с самых открытых позиций, любого значения слова могут быть применимы. В том числе и вот такие, самые необычные и сложные для восприятия современником. Чей слух не привычен к столь далёким отголоскам прошлого взаимоотношений людей сильно сердящихся друг на друга, им подавай более близкие к сердцу, радикального свойства, обсценные слова по матери, и этот человек, в данном случае Вадим, на кого так наехали по современному, начинает теряться в себе, недоразумевая в себе от непонимания того, чего от него хочет Велимир, человек иносказательного образа мыслей и значений.
Ну а Велимир, ещё добавив в топку разума Вадима парочку такого же рода фразеологизмов, видя, что Вадим подавлен его атакой на его неокрепший мозг, немедленно приступает ко второй части своего плана.
– Вы можете выгнать меня из искусства, но вам ни за что не выгнать искусство из меня! – Делает такое заявление Велимир, и с высоты своей жертвы перед вечным, ради которого он пожертвовал личным, начинает упирать взглядом на Вадима. Кто и является тем инструментом чей-то тёмной воли, не пропускающей его к своему рабочему месту.
И тут Вадим выдавливает из себя пару слов опровержения заявлений Велимира. – Никто вас здесь не задерживает.
– Ты в этом уверен? – не сводя своего взгляда с Вадима, вопрошает его Велимир.
– Да. – Чёта не сильно уверенно отвечает Вадим и к тому же зачем-то озирается по сторонам. Как подозревает за ним Велимир, то в поиске для себя поддержки. И Велимир также отлично знает в чьём лице. А это уже требует от Велимира поспешать, чтобы ещё и с режиссёром, Аделаидом Кустодиевым не встречаться, и начинать с ним философскую дискуссию о месте артиста и режиссёра в жизни постановки какого-нибудь шлака, на который только и способен этот режиссёр. А вот не ограничивал бы он своих артистов в деле демонстрации своего артистизма через импровизацию, то у них бы вышел на экраны кинотеатров киношедевр, достойный пальмы, а не этот шлак. Плюс Велимир устал уже доказывать этому эгоистичному и самолюбие у него уходит в космос режиссёру, что он сам гвоздь в его заднице, а не наоборот.
– Тогда это со мной. – Кивает на Адама Велимир, и живо вперёд, прорываться к какому-нибудь укрытию от режиссёрских глаз. Да вот только уже поздно, и появившийся впопыхах режиссёр Кустодиев, всё же предупреждённый недальновидным посыльным Вадима о том, что ему будет крайне интересно встретить там, на входе, одного человека с очень для него путанной фамилией. Ну и Кустодиев, как и все талантливые в перспективе режиссёры живущий ожиданиями, само собой заинтриговался, вообразив себе, что вот, наконец-то, его ожиданием пришёл конец, и его надежды осуществляться. Вот только Аделаид сильно и неприятно для себя не ожидал, что его ожидания воплотятся в лице Велимира. С кем у Аделаида имелись некоторые тёрки насчёт видения места Велимира в этой картине, постановщиком которой является Аделаид.
Ну а почему Велимир не уступал в этом вопросе всё-таки постановщику этой картины, Аделаиду, то всё проще, чем представляется. Велимир был уже признанным талантливым актёром, а вот Аделаид хоть и Кустодиев, пока что был признан талантливым в перспективе. И пока эта перспектива не обрела очертания настоящего таланта в лице Аделаида – а это будет возможно только в сцепке с гениальной игрой Велимира – Аделаид вынужден подстраиваться под Велимира. А тот гад этим пользуется. Но только до поры до времени. А вот когда эта пора настанет, то Аделаид этот сюрприз приберёг до …а до сегодня.
– Явился, не запылился. – Прямо вставляет палки в колёса хода Велимира Аделаид этим своим неожиданным вмешательством исподтишка.
И Велимир чуть в своих ногах не запнулся, когда услышал этот наипротивнейший на всём белом свете голос режиссёра. Особенно тогда, когда он, падла, явно специально, чтобы нагнать в него похмельной жути и мандража, во всё горло орёт на всех: «Мотор!». Да за одно это Велимир готов того прибить. Но сейчас у Велимира есть другие планы, в первую очередь сохранить в целости основания для своей вечерней гениальной игры в лице Адама. От кого он немедленно отстраняется, как будто его не знает, в нос посылая в сторону Адама указание – иди к той скамейке за открытой площадкой.
[justify]И хорошо, что Адам не глух, понятлив и сообразителен. И он не останавливается, чтобы переспросить Велимира: «Куда-куда ты меня послал?», – хотя из этого момента вышла бы