Иван всё-таки открыл глаза. Больничная палата, на лице кислородная маска. Голова забинтована, в локтевом сгибе иголка, поднял глаза –капельница.
-- Как? – прохрипел Иван.
-- Спасатели нас вытащили. У тебя отравление, ну, и голова сзади разбита, когда падал, наверное. А у меня перелом, и сдавленная травма. И перелом не сложный. Повезло. Ты и старик Шубин помогли. А так бы я без самоспасателя не долго протянул бы! Спасибо тебе! А то, как бы моя Муся без меня-то. А вот сейчас на коляске покатаюсь, и вперёд! Как молодой на танцы! Все девки мои!
Иван жестом остановил его речь, поманил к себе, горло жутко пересохло.
-- Как остальные? – просипел он.
-- Нормально. Чудо чудное. Всех спасли. Подробностей не знаю. Поднимешься – обойдёшь своё звено. Про тебя спрашивали. Я всем рассказал, что ты – герой.
Иван лишь махнул рукой. Шпала утомил его своим трёпом. Очень хотелось пить.
-- Вы опять здесь? – раздался звонкий девичий голос. – Марш в свою палату! Не положено вам находится в палате интенсивной терапии!
-- Всё, всё, доктор, уезжаю. Он в сознание пришёл! Он – герой! Меня спас!
-- Не мешайте! – голос строжится. – мы сейчас осмотрим героя.
Она подходит, наклоняется… Иван открывает глаза. Она! Девушка в белом с изогнутой палкой!!! Смерть! Костлявая! Достала в больнице!!! От ужаса он вжался в подушку. Нет сил пошевелиться, не то чтобы бежать! Паралич. Пот повалил с него.
-- Что с вами?
Лицо напряженно, пытается понять, что происходит.
-- Я ваш лечащий врач. Меня зовут Элла Вадимовна. Вы слышите, понимаете меня? Вы понимаете? Ответьте!
Иван с трудом сглотнул, в горле по-прежнему сухо:
-- У вас есть собака?
-- Какое имеет значение? Вы понимаете, где вы?
-- Да, всё я понимаю. У вас есть белый королевский пудель?
-- Да. – удивлённо потянула доктор.
-- Вы гуляли в парке утром вчера? В белом платье и шляпке?
-- Да. – снова удивилась она.
-- Я просто вчера шёл и увидел вас. Очень красиво. Любовался.
-- Это вы? С кружкой? Вы мне помахали.
-- Да. – Иван обратил внимание на правую руку, на безымянный палец, он был без кольца.
В проёме двери стояла коляска со Шпалой, одна нога была в гипсе и выступала спереди как таран, с боку торчали костыли. Он смотрел на доктора, которая наклонилась над Иваном. «Колясочник» поднял большой палец руки вверх, мол, красивая девица!
Через два дня Ивана перевели в обычную палату. Он начал передвигаться. Первым делом навестил своих товарищей. Шаповалов у него был экскурсоводом. Выжили все. Были раскиданы по разным отделениям. Кто-то был на вытяжке, сложный перелом, у кого-то было отравление как Ивана, у кого-то сотрясение мозга. Но все живы! И это самое главное. И все шли на поправку.
Прогуливаясь в больничном дворе с Шпалой, тот рассказал:
-- Когда тебя вынесли, ты в бреду постоянно звал маму.
-- Перед тем как сознание ушло, я думал, что умру, маму увидел. Я всю жизнь пытался её вспомнить. У меня родители погибли, я тогда маленький был. А вот тогда, в шахте, я увидел. Как она с папой прощается со мной. В последний раз я видел. И так явственно. Как будто в шахте она была со мной. И я снова в детстве. Как бросился к двери и кричал, чтобы она с отцом не уходила. Вот, наверное, сознание или подсознание и звало её. Жаль, конечно. Думал, что умру. Обидно было и страшно.
-- Так она, наверное, и вытащила тебя! – Шпала был решителен.
-- Ага. Как твой старик Шубин! Ничего умнее не придумал, как в пыли орать. Я-то хоть без сознания был, а ты? – Иван был насмешлив.
-- Так помогло же! – Шаповалов был убеждён.— Ты вон, сколько мучился, не мог откатить камень. А с Шубиным у тебя на «раз-два» всё проскочило! Так, что ты это зря! Тебе и старик подсобил, и душа матушки твоей тебя из-под земли вынула.
-- А чего ты тогда Люсю жалел? Жена? Подруга?
-- Люсю? – задумался Шпала.
-- Люсю! Люсю! Всё сокрушался, как она без тебя будет!
-- А! Это! Не Люся, а Муся!
-- Жена?
-- Э, нет, брат! Это длинная история. У меня была жена Марина. Я когда со смены приходил, и не надо было за руль садиться, то говорил: «Маруся, лизнём?» Она шкалик из морозилки на стол. Я ей по молодости рассказал, что только водкой угольная пыль из лёгких выводится и радиация вымывается, а иначе никак. Она со мной рядом, свою стопочку пригубит, а всё моё, если настрой у организма имеется. А тут она у меня умерла. Рак. Быстро всё случилось. Неожиданно. За два месяца сгорела как свечка… И всё.
Шпала смахнул слезинку с уголков глаз и шмыгнул носом. Проглотил комок.
-- Я всегда думал, что первым буду. Шахтёр же. Не вышло так. Получилось иначе. После смерти Маруси как кто закодировал, водка вообще не льётся в горло. И камень на душе такой тяжёлый. Не рассасывается. У меня две дочки. Одна старшая в Кемерово университет заканчивает. Парень есть. Младшая после школы только поступила, но учёба ещё не началась. Вот взял я путёвки в санаторий на Алтай. На машину с дочкой младшей на десять дней. Ей тоже горько, в восемнадцать лет мать схоронить. Едем мы назад. Смотрю дочь немного отошла. У сам я как был спрессованный – так и остался. Рулю. Трасса пустая. Утро, выехали ещё затемно. Дочь кричит: «Папа! Стой!» Я по тормозам. Она пальцем показывает. На обочине сидит собачушка. Тойтерьер. Это я потом узнал породу. А так. Худая, рёбрышки пересчитать можно. На ушах штук пять клещей. Сидит, и видно, что взгляд уже потерялся. Умирает от обезвоживания и голоду. Остановились. Только дверь открыли, а она на бок завалилась. Всё. Кирдык. На глазах ребёнка. Сначала мать, а тут собачка на глазах. Нет, думаю, так дело не пойдёт! Воды в чашку, побрызгал на псинку, смотрю, глаза открыла. Растёр её, миску под нос. Лакает воду. Дочь колбасу, мясо тащит. Она всё это просто всосала не жуя. Пока дочь кормила её, я местность осмотрел. Там отбойник помятый, как будто кто-то с торца на него залетел, потом машину подкинуло, сверху большое замятие. Смотрю в кювет, а там метров десять лететь. Следы падения, есть. Трава смята и пожухла, деревца маленькие поломаны и повяли. Видно, что с другой стороны тяжёлая техника подъезжала. Видать собачка была в машине, да, вылетела. Пощупал её. Вроде, кости целы. Лёгкая она.
Шпала замолчал, заново переживая.
-- Там такая круча, что вряд ли кто выжил. Взяли мы эту животинку к себе. Ко мне. Дочка в общежитии в Кемерово, куда там с собакой. Никто не пустит. Врачам показали. Те клещей вынули, прививок поставили, уколов. И стали мы с Мусей, так назвал я её, поживать. Я со смены прихожу. Она сидит в коридоре, меня ждёт. Сидит, на попе ёрзает. Руки протягиваю к ней: «Ну, что, Муся, лизнём?» Так она с места прыгает мне на руки и облизывает меня. Спим вместе. Она на плече или руке засыпает. Как жена так любила засыпать. Ночью уходит на пол. Но засыпаем всегда вместе.
-- Да, здорово! – вздохнул Иван.
-- Погоди. Это не всё ещё. Семья, что попала в аварию, выжила. Отец, мать, девочки-близняшки в институте учатся. Из Красноярска в дом отдыха на Алтай ехали. Выжили чудом. Все в больницу попали. Когда выздоровели, стали по интернету искать собаку. И вот моя младшая… Увидела это объявление спустя год как мы нашли Мусю. И позвонила в Красноярск. Тьфу! Лучше бы не звонила. Тут же примчались они. Муся как увидела их, завизжала и к ним. Не поверишь. Когда дверь закрылась за ними, я сел и заплакал. На похоронах жены так не рыдал. Держался. В морозилке у меня шкалик лежал больше года от роду. Я его почти без закуски осушил. Камень, что Муся рассосала, снова вырос в груди, в душе. Утроился в массе и объёме. Аж, дышать тяжелее стало. Хоть и ложись и помирай.
-- Плохо. – расстроился Иван вслед за Шаповаловым.
-- Конечно, плохо. Эти старые хозяева в Красноярске поискали собаку, не нашли, купили новую. Эту волосатую фигню, как её… -- от нетерпенья и невозможности вспомнить, Шпала щёлкал пальцами. – Ну, ну. Им бантики ещё вяжут. Фифы все такие из себя. Тьфу ты!
-- Йоркширский терьер? – подсказал Иван.
-- Во-во! Я же говорю волосатое недоразумение, а не собака! Не разберёшь без бантика где перёд, а где зад. И вот, Муся моя приехала на свою старую квартиру, а она там не хозяйка! Там эта хозяйничает. Она Мусе тоже была не рада. Понаглее оказалась, помоложе, или Муся такая обидчивая. Промаялись все три дня. Муся не ест, не пьёт. В коридоре на пуфик легла и всё. Хозяева звонят мне, не хотите забрать Мусю взад, а то у нас война. И у нас сердце разрывается. Обеих собак любим, но не будет между ними мира.
-- А ты что?
-- Я? Только со смены пришёл, похлебал чего, на машину и по гашетке! Утром на смену! Топнул так, что за ночь назад обернулся. Почитай две тысячи вёрст по кругу получилось..И ни гвоздя, ни жезла! Траса пустая! Чудо чудное! Бог мне помогал! А когда приехал. Открыли дверь. Сидит моя Мусечка ненаглядная. Никогда не видел, как собаки плачут. А тут огромные слёзы ручейками из глаз бегут по мордочке. Так сердце защемило. Говорю: «Муся, лизнем?» Она как сиганёт на руки. Облизала меня. И голову под руку засунула, не хочет видеть прежних хозяев, не простила предательство. И головой под рукой вверх дёргает, мол, уходим отсюда! Прежние хозяева так и этак хотели с ней попрощаться. А она голову дальше толкает. И сильнее вверх колотит. Вот так мы и вернулись домой с Мусей. Как же она выжила бы без меня-то?
-- А сейчас как она дома?
-- Дочка младшая отпросилась с учёбы. Авария на шахте. Батя-то в больнице. Уважительная причина! Но я её только ради Муси и вызвал. Они почти каждый день приезжают меня проведать. Собака понять не может, почему я здесь, а не дома.
Через пару дней видел, как Шпала нежно обнимал маленькую собачку, а она вылизывала ему щёки, а потом спрятала голову под его руку. Это было очень трогательно.
А Иван, как стал уверенно передвигаться, начал ухаживать за Эллой Вадимовной.
[justify]Она поначалу не принимала, считая за очередной флирт больного. Но когда Иван рассказал про шахтёрскую примету о женщине в белом, и его реакции, когда открыл глаза и увидел её. Она всё поняла, расхохоталась. И потом, по прошествии многих лет брака, Иван, рассердившись на жену, порой сгоряча говорил, что она его смертельно очаровала и даже в больнице достала!
