сотрудники военной разведки и контрразведки, уволенные с почётом. Поддерживает тесные связи с ФБР, ЦРУ, АНБ, РУМО. К помощи членов ассоциации прибегают многие государственные и частные структуры.
Про Гейтса очень мало информации. В архиве суда обнаружены материалы по бракоразводному процессу. Розамунда Гейтс развелась с Рональдом Гейтсом. Оба проживали на базе в Куантико штат Виргиния. Дело слушалось в отсутствие Рональда. Он подписал документы, которые ему выслал адвокат жены. Опека над дочерью Мелиссой передавалась матери.
Причина развода – муж постоянно находится за пределами страны, Розамунда полюбила другого. Алименты на дочь обязан перечислять.
В архивах обнаружено, что она вышла замуж за офицера морской пехоты Карлом Вальцмайером.
В настоящее время Вальцмайер является преподавателем в Вест-Пойнте, женат на Розамунде, воспитывает трёх детей.
В альбоме выпуска значится, что Гейтс и Вальцмайер обучались вместе.
Может, поэтому Гейтс и не спешил вернуться домой. Дома нет. Друг предал. Жена предала. Вот какие бесы его жрали изнутри. Понятно, почему он не вернулся в Штаты после ранения, а рвался в бой.
Не смог как спецназовец, так хоть как контрразведчик. Но всё равно на острие клинка, в гуще битвы. Свои комплексы вымещал на пленных. Пёс войны.
В конце пространной характеристики значится, что Рональд Гейтс – очень опасный противник. Умён, изворотлив, умеет мыслить нестандартно, принимает быстрые решения, способен управлять и манипулировать людьми, коварен.
Спасибо, отцы командиры, что так быстро меня информировали. Массив разрозненной информации собрали быстро. Значит, я по-прежнему в приоритете. Вернее не я, а моё задание.
Понятно. Прочитал ещё раз. Удалил. Растёр лицо и затылок. Открыл ещё бутылку пива. Так и хотелось посмотреть в объектив телекамеры, что уставлен в датчике дыма.
Теперь надо посмотреть видео. Два дешифратора, декодировано. Наушники на голову. Рядом с ушами, на висках. Чтобы слышать, что происходит вокруг. Через височные кости черепа всё прекрасно слышно. Не хватало ещё, чтобы меня поймали за этим занятием. Курсор на кнопке удаления, стирания. В случае прорыва в комнату мне должно хватить времени для уничтожения.
А это видео из России. «Нарезка». Снимали скрытой камерой с широкоугольным объективом. Звук хороший, видимо, использовали выносной микрофон.
Даже камер было несколько. Одна вмонтирована в женскую сумочку. Было видно, как женщина перекладывала с одной руки в другую.
Вторая – в одежде. У первой лучшая светочувствительность и цветопередача.
Домашний праздник. День рождения хозяйки дома. Жены Скотникова. Немного гостей. Рядом дочь и сын. Подарки.
Крупные планы членов семьи Скотниковых.
Дети похожи на отца. Многое от матери, но фамильное сходство, особенно глаза… Девушка так вообще красавица. За такими глазищами мужики пойдут хоть на край света.
Было видно, что дети любят мать.
У матери обручальное кольцо. Не свежее, потёртое.
Шёл подобранный видеоряд с праздника. Отдельно выхвачены два старика. Опять же прослеживается фамильное сходство с Евгением-Джоном. Родители. И дети очень бережно с ними обращаются. Называют их дедом и бабушкой.
Следующая сцена, когда гостей нет, сын уносит посуду на кухню, дочь моет её там. А две женщины пьют чай и разговаривают.
-- Как настроение? Чувствуешь, что повзрослела ещё на год?
-- Я не повзрослела, а постарела на год.
-- Да, ладно, подруга! Какой постарела! Ты ещё очень привлекательная! Я на работе видела как на тебя мужики так и зыркают!
-- А! – махнула рукой – Пусть смотрят. Мне-то что.
-- Зачем себя похоронила? Сними ты это обручальное кольцо, глядишь, и жизнь наладится. Дети уже большие, сами о себе позаботятся, а тебе свою жизнь ещё не поздно строить надо.
-- Не могу я его снять. Не могу.
-- Так ты его мылом смажь. Само слезет.
-- Не в этом смысле. Не могу. Не я его на палец одела, а Женя, вот пусть бы он его и снял. Хоть написал бы, что со мной разводится. А так… И не вдова и не разведена. При живом муже и не жена. А, ведь, не поверишь, столько лет прошло, а всё равно его люблю. Не пойму, что случилось.
-- А что случилось?
-- Он уехал на заработки. Время тогда тяжёлое было. На Сахалин. Тогда начали проект «Сахалин-1». Вот и пригласили его. Там деньги хоть вовремя платили. А то по полгода деньги не платили. Детей кормить нечем было. Женя, как кормилец и рванул. Я тогда в декрете сидела с детьми. На него только вся надежда была. Не на шее же родительской сидеть. Женя никакой работы не чурался. Из Управления ушёл на буровую тоже из-за денег. Для семьи. Во всём себе отказывал. Не знаю что ел. Я ему поставлю ужин, а он его обратно в холодильник уберёт. Потому что там кроме его ужина не было ничего. Не мог он есть, когда мы впроголодь жили. Только курил всегда много. Шутил, что ему только чай чёрный нужен и сигареты. Так я и помню. Отощал он тогда. В чём душа только держалась. А как на Сахалин уехал, так писал много писем. В день по два-три письма приходило. Звонить не получалось. Там только спутниковый телефон. Но он для большого начальства. Мобильных телефонов тогда не было. Писал, что отъелся на казённых харчах. Кормили его бесплатно. Деньги в море тратить негде, только на сигареты и чай. По тем временам приличные деньги он получал и почти все нам переводил. А когда день рожденья или праздник, какой – так обязательно ещё присылал. Такое ощущение было, что те деньги, что себе оставлял специально берёг, чтобы на праздник порадовать.
-- А в отпуск приезжал?
-- Конечно, приезжал. Довольный весь. Да, и дома был самый главный праздник. Детям подарки. Они его не отпускали, только когда спать ложились. Не слазили с него. Он и не возражал. Было видно, что соскучился, любили мы все друг друга. Ремонт он делал. Ни секунды дома не сидел. То мне помогал, то с детьми уроки делал, то что-то мастерил, колотил. То обои отдирал, то клеил их. Ни секунды покоя. И всё с шутками. Он как Солнце был к нас. Когда только заходил в квартиру, так как будто всё светлым становилось. Расставался всегда тяжело. Не любил он прощаться. Слёзы стояли в глазах. Я делал вид, что не замечаю. Сама-то плакала, не стесняясь. И любила его и люблю сильно. А вот сейчас ни звонка, только деньги из Америки. И не нужны нам сейчас так эти деньги. Свёкр меня сманил из Тюмени в Москву, устроил на хорошую работу. Он мужик авторитетный. Его многие помнят и знают. Некоторые нынешние руководители раньше под его началом работали и до сих пор ему благодарны за науку. И Женю помнят, спрашивают где он и как, когда вернётся. Эх! Хоть дал бы весточку какую. Может, у него там в этой Америке семья другая, так пусть скажет. Мы с детьми и родителями ждать не будем. Или пусть даже и семья. Пусть приезжает. Там семья, здесь – семья. Дети же его – кровь родная. На них как посмотрю, как на него. Глаза эти синие – его глаза. Когда сын поступал, то посмотрели сначала в приёмной комиссии в глаза сыну, потом на фамилию, уточнили про отца, деда, и вне конкурса пустили. Оказалось, что муж на буровой, когда авария была, спас жизнь одному из членов приёмной комиссии. А потом ещё, в тайне от меня, покупал лекарства, и отправлял ему. И через отца пристроил в московскую клинику лечиться. Тот ему и жизнью и здоровьем обязан.
-- Сын-то как учится?
-- Да, дети – умницы. Оба – отличники на повышенную стипендию учатся. Даже не знаю какие они предметы сейчас проходят. И подрабатывают тоже. Так, что и без американских долларов мы продержимся. Только бы Женя приехал. Жить сейчас и в России можно. Конечно, не так как в США, но можно. Да, и много ли нам сейчас надо? Квартира есть. Дача у родителей есть. Машина есть. Сейчас дети выучатся на права, будем им автокредиты выправлять и машины покупать. Не деньги же главное в жизни. Главное – любовь и здоровье. А вместе мы бы с ним все невзгоды одолели. Эх! Тяжело без него. Это как с войны бабы своих мужиков ждали. Пусть больного, пусть инвалида, но лишь бы вернулся. Сидел бы вот у окошка, ничего бы не делал, а только сидел и разговаривал. Мне также ничего от него не надо. Пусть бы дома был. Мне часто по ночам снится его запах. До сих пор помню. Запах его тела.
-- И ты, что, как он уехал, ни с кем? Ни-ни?
-- Да, ну. Никто мне не нужен кроме него. И мысли не было. И подкатывались ко мне. И даже два раза сватались. В Тюмени и Москве. Отказала. Культурно, чтобы людей не обидеть. Они со всей душой ко мне. Культурно, вежливо, но твёрдо отказала.
-- Ну, ты, мать, даёшь! Он-то, может, по заграницам направо и налево тебе изменяет. А ты на себя монашеский постриг приняла.
-- Да, пусть гуляет. «Не затупится» зато. Мне уже от него ничего не надо. Лишь бы приехал.
-- Чего ты заладила, лишь бы приехал, да, лишь бы приехал. Сама бы уже давно поднялась, и рванула к нему. Наших в этой Америке полно, кто-нибудь и знает где он окопался. Приехала, в глаза бы посмотрела, да, спросила, мол, милый, что за дела такие?!
-- Искала его, чтобы найти. Он имя сменил. И фамилию. Видели его пару раз мельком в Техасе. Только по глазам опознали. Но когда подошли, окликнули. Его как будто бичом огрели, но отказался признавать, что знает. Не отрицает, что русский. Об этом окружающие говорят в открытую, да, и акцент его выдаёт, не избавился он от него. Но, говорит, что не знает он своих знакомых.
-- Непонятно. Чего от них отказываться?
-- Не знаю. Не понимаю.
-- Может, его завербовали?
-- Не знаю. Хотела узнать адрес его, чтобы не самой ехать, а детей с его отцом отправить. А потом подумала, что, может, он вот и им от ворот поворот даст. И стало мне страшно. Лучше вот так ждать, чем он в глаза откажется от детей и отца.
-- А может, не откажется.
-- Да, не знаю я. Я даже его телефон раздобыла. Позвонила. По-русски представилась. А там тишина. Ни звука в ответ, мол, «сорри, ноу анденстен». Извините, не понимаю, ошиблись номером, нет таких. Там просто тишина. Только дыхание тяжёлое. И положили трубку. Звоню ещё раз, а телефон отключен. Звоню через два дня, а он был выключен, а потом робот и говорит, что телефон не обслуживается. Поменял, значит, он номер. Не хочет он меня слышать. Вот и поменял номер. Я не стала дальше его искать, звонить.
-- Ну, значит, не нужна ты ему. Забудь, вырви из сердца эту занозу, из головы выкинь!
-- Похоже, что не нужна, а как же деньги? Он как на Ближний Восток уехал, так и оттуда переводы пошли. Потом перерыв
