– Вот уж нет. Дама меня не впечатляет. А кроме того ты, солнце моё ненаглядное – уже всё сделала. Для снятия моего «нервного напряжения». Ну, там – в машине!
Вижу, довольна. Улыбается. Прямо светится вся от того, что, как она думает, целиком владеет моими эротическими помыслами. Говорит:
– А дай-ка тогда мне нашей горчички. Той, ядрёной. И перчику молотого. И побольше!
Спрашиваю:
– Тебе одной баночки хватит?
– Какой баночки?
– Полулитровой. А перчику дроблёного осталось – только со спичечный коробок!
– Нормально. Думаю, мне хватит. Да и ей!
И вот начинает моя милая придумщица загружать в опухшую кошечку нашей подопытной с помощью так полюбившейся ей чайной ложечки – горчичку. Ещё и периодически проталкивая ту в глубину с помощью нашего самого большого фалоимитатора. Когда загрузила ложечек пять, смотрит на фалоимитатор. Взвешивает его на руке. Говорит:
– Маленький он у нас какой-то! Боюсь, не «проймёт» эту шефовскую подстилку!
Молчу. Но думаю себе: «А круто! Член в пять сэмэ диаметром, и длиной в двадцать пять, ей, моей шутнице, уже мал! Если так пойдёт, ей и моего скоро не хватит!»
Юлечка между тем развивает свою мысль:
– Дорогой! Ты не будешь против, если я использую черенок вон от той лопаты? Ты же уже выкопал яму? А потом, когда-нибудь, ну, для следующего раза, купишь другую?
Говорю:
– Любимая! Я, конечно, не против твоих милых придумок! Для дружка, как говорится – и серёжку из ушка! Но… Может, мне вначале этот черенок хотя бы от жала – отпилить? Чтоб тебе было удобней. Да и конец его нужно бы как-то… Заострить – а то и не вставишь!
Она пожимает плечами:
– Не возражаю! Ну а пока, чтоб не вытекла горчичка, я заткну этим! – и она действительно затыкает кошечку нашей Раечки фалоимитатором. После чего проходит туда, где у нас приготовлены раскалённые гвоздочки. Для ногтиков. Подвозит тележку с горелками поближе к верстаку. Показывает красный гвоздик – Раечке. Та начинает снова ёрзать, и материться. Значит, ещё не прочувствовала горчичку по-полной.
Вот под очаровательный аккомпанемент из сдавленных криков, визгов и рычания, я и отпиливаю от нашей лопаты черенок – длину сделал, чтоб держать можно было удобно: двумя руками. То есть – полметра. И конец с помощью топорика – заточил на тупой конус. И даже рубаночком и рашпилем обработал. А затем – и грубой шкуркой: чтоб не занозить там чего! Потом подумал, и нанёс на поверхность болгаркой неглубокие перекрещивающиеся спиральные надрезы: чтоб равномерней распределять по вагине то, что положено распределить!
– Дорогая! Всё готово! Опробуешь?
– Спасибо, милый! Но теперь придётся немного подождать – я ещё не все ногтики… Впрочем, нет! Я так долго это предвкушала! Давай-ка – ты теперь займись ногтиками этой сучки! А уж я – сейчас обмажу, посыплю, и – вперёд! А то я вот буквально вся извелась – аж дрожу от предвкушения!
Ногтиками я занимался с переменным успехом.
Потому что Юлечка моя так разошлась, орудуя черенком, действительно обмазанным и обсыпанным, что кроме ощущений в вагине, всё остальное, вероятно, казалось нашей милой Раечке – несущественным! Ну, кроме тех моментов, когда очередной гвоздь, шипя сгорающей плотью, входил под очередной ноготок!
Но я всё равно добросовестно закончил со всеми раскалёнными гвоздиками – загнал заподлицо, на всю длину, под все ногти, все семьдесят! Пришлось, правда, два раза отвлекаться – первый – чтобы подтянуть ещё немного проволочки, крепящие бёдрышки нашей Раечки, и ремень, удерживающий талию. А второй – для того, чтоб снова привести нашу подопытную в себя с помощью скляночки с нашатырём.
И, должен вам сказать, выражение оставшегося целым глазика молодящейся бухгалтерши говорило о том, что – ну очень больно ей: зрачок расплылся во всю радужку!
А ещё бы ей не больно: моя разошедшаяся не на шутку девушка, действуя методично, медленно, но упорно, постепенно ускоряя темп, и углубляя «удары», растянула её вагину в глубину – сантиметров на двадцать пять! Про ширину уж и не говорю.
Как бы не прорвала – в брюшину!..
А поскольку перчику на периодически вынимаемый черенок Юлечка подсыпала обильно, думаю, что теперь кроме диких «ощущений» именно в ней, в кошечке, больше ничего другого наша Рая и не чувствовала…
Но вот моя козочка и устала. Вынула «рабочий орган». Положила на верстак.
Похлопала нашу Раечку по ляжкам. Убедилась, что та не «отрубилась» снова, уплыв в нирвану, и видит её уцелевшим глазом. (Вынутый во время экзекуции «ушёл» куда-то вбок…) И говорит моя Юлечка:
– Ну ты, тварь. Про…мандовка вонючая. Подстилка начальства. Хочешь узнать, кто это тебя так обрабатывал? А сейчас ещё кое-что на тебе испытает? После чего ты вряд ли выживешь. Ну, или сохранишь трезвый рассудок.
«Комментариев» со стороны обрабатываемой не последовало. А ещё бы! Не много тут наговоришь – с кляпом-то в зубах!
И вот моя Юлечка медленно и как бы торжественно, стягивает омоновский капюшон с головы. И жертва видит наконец её лицо. Сияющее диким торжеством. (Если честно – даже мне в такие мгновения становится страшно! Уж на что, я думал – я маньяк. И фанатичный, и завзятый. Ан – нет! Или женщины – все такие, когда действительно разойдутся, или… Или уж – у Юлечки моей это – поистине дар! Приводить в трепет одним своим видом! Прямо Горгона-Медуза какая! Ну, или – змея. Гипнотизирующая взглядом!
Но не скажу, чтоб жертва сильно испугалась. Или что-то поняла. Глаз, правда, смотрит в лицо Юлечки, не отрываясь, но молчит эта самая Раиса Хуснутдиновна.
Похоже, не хочет делать «приятное» своей палачихе.
Юлечка говорит:
– А молодец. Умная. Похоже, ещё раньше, по голосу, догадалась, кто я.
Да и ладно. Мне всё равно – очень радостно видеть тебя в таком виде. Осознавать, что ты – полностью в моей власти. В моих руках. И некому помочь тебе, или удержать меня, как вы это делали там, на пустыре… А чтоб тебе, мразь поганая, стало понятно, что пропали втуне твои усилия отбить мне …зду – я прямо сейчас, и здесь, на твоих глазах – предамся бурному и необузданному сексу! С любимым человеком! И буду испытывать поистине «Райское» – ха-ха! – блаженство! Потому что буду при этом смотреть – на тебя!
Тут она прикрывает кошечку нашей подопытной нашим брезентом – видать, чтоб не испачкаться. Придвигается вплотную. Прогибается, и нависает над нашей распятой жертвой. И – ложится! Животом прижав ту ещё плотней к верстаку. Стаскивает с себя трусики до колен. Смотрит жертве действительно – в глаза! Ну, вернее – в глаз. Вихляет своей умилительной попкой. И вижу я – что всё готово там!!! Юля призывно оглядывается через плечо на меня:
– Любимый! Не мог бы ты… утолить мои печали? А заодно и снять нервное напряжение? Я же вижу, что всё у тебя – встало?!
Ну как откажешь любимой женщине!
Тем более, что она права: несмотря на то, что было буквально каких-то пару часов назад в машине, всё у меня и правда – встало! Да ещё как! И оно теперь чуть ли не прочнее и твёрже, чем чёртов черенок!..
Ну как описать?!
Где подобрать слова?!
Ох, Юлечка! Вот уж может девушка подать себя! (А никогда бы и никто бы с первого взгляда не сказал бы!..)
Словом, такого необузданного, дикого, чудовищно прекрасного «экзотического» секса у меня никогда не было!!!
И только отвалившись, и перестав стонать и орать благим матом, понял я. Что Юлечка-то моя – без сознания! И лежит теперь, распластавшись, всем весом своего торса на бухгалтерше! Похоже, те несколько раз, что она приехала, пока я, разойдясь, воистину неистовствовал, полностью отключили сознание девушки.
Наверное, это – своего рода «предохранительный клапан». Чтоб уж не умерла она во время этого дела… И не пострадала её психика. Которая…
Сейчас даже не уверен, что уже она не пострадала! И начинает меня… Пугать!
Переношу мою голубку впечатлительную на матрац, который у нас так и лежит у входного люка. Заботливо укрываю припасённым одеялом. Подхожу к Раисе. Смотрю ей в глаза. Заполнена одна глазница влагой – явно плакала она. А до этого – не плакала, что бы мы с ней не делали. А только визжала да орала. Возможно, ругалась – кто теперь может уверенно сказать: она же с кляпом!
Промокаю её мокрый глаз салфеткой. Не из жалости – жалости я точно к этой злобной стерве не испытываю. А чтоб пронаблюдать за выражением, имеющимся там. Стал я с того времени, как познакомился с Юлечкой, больше интересоваться женской психологией. То есть – поведением наших подопытных. В «экстремальных» условиях.
Вот и гляжу, гляжу, не отрываясь в её единственный глазик.
Много выражений там сменяется. Похоже, сейчас её даже больше, чем дикая боль в растянутой и обожжённой вагине, душит осознание. Что «воздалось» ей. За грехи её.
[left]И что жертва, которую они с подругами избивали, изощрённо, методично, и долго,
