хлопнула дверь дома и с крыльца, ворча с недовольным видом, стал спускаться Андреич. Он увидел стоявших у колодца мужчин и направился к ним.
— Вот ведь! Выставили из дому! — сварливо сказал он, подойдя к ним, — им видите ли поговорить и одеться нужно! Чем я им на кухне помешал, ума не приложу!
Военная форма обершарфюра Кудашева видимого эффекта на пасечника не произвела, он ее уже видел, да и просто устал уже, от новых сильных эмоций.
— Ну, что плохого? Говорите уже, по мордам вашим вижу… — спросил он.
Глава 44. Загонная облава
Что ни говори, жители Чернево, этот день запомнили на всю жизнь. Наверняка, старики и малым детям потом долго еще рассказывали. Чекисты Кожевникова, при самом активном содействии пограничников и людей Дубровина в камуфляжных комбинезонах без знаков различия, взяли колхозников в оборот быстро и без лишних нежностей. Село оцепили и всех, кто не оказался на полевом стане или еще где по колхозным делам, настойчиво «попросили» собраться в сельском клубе и в правлении колхоза. Не делали исключения ни для малых, ни для старых. Первое изумление у Черневцев, быстро сменилось страхом, затаенные корни которого, впитанные с молоком матерей легко пробуждались при виде синих петлиц чекистов, камуфляжей пограничников и хмурых Дубровинских спецназовцев в черных беретах. Некоторые бабы уже начали истерично подвывать, хотя и не в полный пока голос, зажимая ладошкой рты, испуганно косясь на дула автоматов в руках нежданных гостей. Никто покуда ничего не понимал и громкие голоса из шипящих мегафонов чекистов:
— Граждане, просим сохранять спокойствие! — наоборот, только рождали отчаяние, заставляли детей жаться к испуганным матерям, а тех к мужьям. Впрочем, мужчин было мало, страда — почти все в поле. Перемазанных маслом и копотью рабочих из колхозных мастерских, отчего-то сразу увели отдельно, что прибавило страха у их жен и матерей, провожавших своих кормильцев тревожными взглядами.
Сразу догадался, откуда и по чью душу все закрутилось, наверное, только председатель колхоза. Как только у здания правления, скрепя тормозами, остановился здоровенный, тентованный, армейский грузовик и из него резво запрыгали мордовороты в форме и с автоматами, Степан прошептал
— Ну, Васька! Ну, тварюга!
Слишком много какой-то странной возни было после его пьяной выходки в правлении, да со всех, самых неожиданных сторон. Хотя кто ж мог подумать, что и до такого вот дойдет. Еще у одного человека тревожно екнуло сердце, закружилась голова и дрогнули в коленях ноги от дурных предчувствий — у Натальи. Но пока только предчувствие.
Впрочем, обошлось без эксцессов. К счастью, никто из местных дурней, не решился дать деру через плетни огородами, рискуя получить пулю в спину, наверное, потому что особых грехов за собой не чуяли. Всяк олух понимал, что причиной происходящего был явно не стянутый из коровника мешок комбикорма или слитый намедни из колхозного грузовика бензин. У чекистов и военных тоже нервы оказались крепкими, и в общении с местными они старались палку не перегибать. Все же свои, советские люди. Хотя…, как известно, паршивая овца все стадо портит.
Дальше все пошло по накатанной. Смоленские чекисты в полном составе остались в селе для допросов и сортировки местных жителей. Остался с ними и недовольно сопящий прапорщик Забелин, задачей которого было отделять зерна от плевел, иными словами курировать допросы местных жителей. Две дюжины пограничников охраняли перепуганных людей и следили, чтобы никто не дал с дуру стрекача в сторону леса. Разбившись на тройки, принялись прочесывать дома, проверяя их на предмет возможных спрятавшихся. Люди Дубровина в составе взвода, во главе с самим полковником и Кожевниковым, Рощиным и майором Ткачуком, которого взяли с собой по настоянию Дубровина, приступили к фазе захвата, отправились в лес. Решено было насколько возможно близко доехать на ЗИЛах и УАЗе, а потом же идти пешком. Мельгузова, с людьми, которые уже знали местность, заранее отправили в обход, еще до приезда в село. Они должны были выйти в тыл Лопатинской заимке со стороны болота, в том месте, где произошел взрыв, ставший началом всей истории. По времени рассчитали, что разведчики Мельгузова на месте будут в аккурат ко времени подхода основного отряда по лесной дороге со стороны села. Связь держали, по новой, не поступившей еще в войска носимой радиостанции Р-159-Микрон. Один радист с ней был в отряде полковника Мельгузова, второй сейчас трясся, обняв свой аппарат, в кузове ЗИЛа. До выхода групп на исходный рубеж атаки решено было строго хранить радиомолчание. Да и в лесу рассчитывать на устойчивый прием со штыревой антенной, дальше чем на пять километров не имело смысла, а раскручивать и забрасывать на дерево канатик не было времени.
За рулем УАЗа Забелина сменил майор Рощин, а Ткачук, устроившись справа, указывал дорогу. Кожевников чувствовал, как азарт охоты, заставлявший хищно блестеть глазами окружающих, все больше забирает и его. Все же, а кабинетная работа, напрочь убивает в мужчине то, что и делает мужчину мужчиной. Когда-то молодой опер Колька Кожевников вот так же пробирался через закарпатский или волынский лес со СМЕРШем, окружая схрон бандеровцев. Так же потели от волнения ладони, сжимавшие ППШ, а дыхание перехватывало от напряжения. Эх, сколько лет прошло! Молодость, хоть и прошедшая в боях и опасностях, все равно вспоминалась как что-то значимое. А возможность получить пулю из ствола лесного брата, не такая уж большая плата, особенно если сравнивать ее с гипертонией и простатитом, заработанными генералом на склоне лет.
— Тормози! Да, правее объезжай! Я прошлый раз вроде тут на «Ниве» застрял, — Ткачук указывал рукой их водителю на заросшую густыми кустами обочину, а потом закрутил головой по сторонам, — точно тут, вон там, налево, видите, подростом уже поляна зарастает. Там до войны деревня была. Точно, вои и трубы кое-где еще видны…
Генерал с Дубровиным прильнули к окнам, рассматривая кое-где торчащие черные остовы из выщербленного кирпича, почти скрытые разросшейся к концу лета высокой травой и молодыми березками.
— Мы, пока мою машину выталкивали, извелись все, — продолжал чекист, — тут и милиционер этот на лошади подъехал, помог нам…
В это время навстречу почти остановившейся автоколонне из-за поворота, скрытого разросшимися деревьями, выехала запряженная лошадью телега. Сидевшие на телеге люди, несомненно, слышали урчание и подвывание двигателей автомашин, и встреча для них не была столь неожиданной, как для чекистов. Двое мужчин соскочили с телеги и спокойно, словно и не была эта встреча для них неожиданной, принялись освобождать военным дорогу. Молодой, рослый и крепкий рыжий парень, в светлой рубахе и кепке, шагнул в заросшую густой травой и кустами обочину, проверяя осторожными шагами, нет ли там ямы. А второй, не молодой уже мужчина с непокрытой седеющей головой, среднего роста, с небольшой, аккуратной бородой, в пиджаке и заправленными в сапоги штанами, взяв лошадь за узцы, стал сворачивать повозку с дороги в сторону. Оба посматривали на грузовики и УАЗ с плохо скрываемым интересом. На телеге виднелись головы двух женщин, они не сводили глаз с встречных и переговаривались, чуть наклоняясь, друг к другу.
Майор Ткачук, внимательно всматривающихся в седоков перегородившей им путь телеги, вдруг неожиданно ударил по металлической панели УАЗа рукой:
— Товарищ генерал! Да это же они! Вот тот, рыжий — тот самый милиционер, только сейчас по гражданке, а бородатый — пасечник Лопатин! У Ткачука аж дыхание сбилось от волнения. Кожевников и сам почувствовал, как замолотило неистово сердце, бросило в жар, а потом по плечам, вниз, к пояснице побежала холодная дрожь. До того неожиданной оказалась эта встреча. Не так, точно не так, представлялась ему встреча с объектами их операции.
Хлопнула дверь. Ткачук, стремглав вылетел из кабины на дорогу перед машиной и заорал, лихорадочно скребя непослушными от волнения пальцами пистолетную кобуру на правом боку:
— А ну стоять! Стоять, кому говорю!
Рыжий переглянулся с бородатым мужчиной.
— Ты что орешь-то, военный? — спокойно спросил бородатый, не отпуская поводья, — мы ж вам и так дорогу освобождаем!
— Майор! Прикрой рот и заберись в машину! — послышалось сзади. Позади Ткачука стоял полковник Дубровин, не сводящий глаз с людей у телеги. Ткачук, опасливо поглядывая на Дубровина, отступил назад, и взялся за ручку двери УАЗа.
— Нет, пиздуй в грузовик, и сделай милость, постарайся вообще оттуда не высовываться! — сказал ему Павел Петрович, не поворачивая головы. Майор, молча повернулся и потрусил в конец колонны, то и дело оборачиваясь через плечо, а Дубровин сделал несколько шагов вперед и остановился метрах в двух от людей у лошади.
— Лопатин? Василий Андреевич? — спросил он уже спокойно, поправляя фуражку на лысой голове, а потом обратился к молодому рыжему парню, — а вы, как я понимаю, гражданин Горохов?
Молодой кивнул, а бородатый мужчина, все так же, не отпуская упряжь, ответил:
— Да, мы самые. А вот вас что-то не признаю, вроде, как и не знакомы мы.
— Ну что же, давайте познакомимся, — Дубровин неторопливо козырнул, хотя отдавать честь гражданскому, было вроде и не к чему, — полковник Павел Петрович Дубровин. Мы вот как раз к вам и направлялись!
Сзади к полковнику подошел, вышедший из автомашины Кожевников, внимательно рассматривающий собеседников. Сразу бросилось в глаза, что встреча на лесной дороге, для Лопатина и его спутников, неожиданностью не была, уж больно уверенно оба держались.
— А в телеге, как я понимаю, ваша супруга, гражданин Горохов — Елена Сергеевна и Маша Лопатина? — скорее уверенно сказал, нежели спросил полковник.
— Да, вы правы, товарищ полковник, — ответил на этот раз уже не пасечник, а его спутник, — вот ведь удача, что встретились. Теперь и не нужно вам трястись по этой лесной дороге до самой заимки, признаться, скверная дорога, особенно по осени как дожди льют. Только что-то не припоминаю, когда мы с вами знакомство свели, товарищ полковник. Да и нет у нас потребности в этом знакомстве, так что давайте, разворачивайтесь да поехали, вы своей дорогом, а мы своей. Хотя тут до Чернево, дорога все одна.
Кожевников слушал Горохова с все возрастающей неприязнью. Наглость их с Лопатиным начинала бесить. И он не выдержал.
— Ах ты наглец! Сопляк! Ты мне еще указывать будешь, куда нам ехать и что делать! Предатели! Да я вас… — он шагнул вперед, почти сорвавшись на крик, но тут же почувствовал на предплечье железную руку Дубровина.
Крик его, тем временем, особого эффекта не принес, только сидевший за рулем УАЗа майор Рощин, приоткрыв дверь, наполовину высунулся из машины, подтянув на колени АКСу. Из кузова, остановившегося в пяти метрах от них ЗИЛа, выпрыгнули и застыли с оружием на изготовку несколько Дубровинских оперативников в непривычном трехцветном камуфляже и черных беретах.
Горохов с Лопатиным встревоженно, впервые со встречи с военными, переглянулись. Милиционер, набычившись, сунул руки в карманы, а Лопатин отпустил, наконец, повод запряженного в телегу коня и сделал шаг навстречу Кожевникову.
— А ты кто такой
