Волк-оборотень

не хотел покидать его ни за что. Мне казалось, что душа вылетела из тела и парит над озерами, горами и лесами, взлетая выше облаков. Я ощущал неземное блаженство. Но плоть, долгое время находясь без пищи, не выдержала. Я потерял сознание.
  Когда я очнулся, священник держал предо мной на ладони горсть ягод. Он сказал, чтобы я съел их.
  — Господь не оставит нас, — он улыбнулся. — Ты главное — веруй.
  — Как бы не было поздно... Я чувствую, что Дезери угрожает опасность...
  — Завтра отправляемся в обратный путь. Господь не оставит нас. Веруй.


  Наступил день долгожданного праздника. Наконец-то сегодня исполнится моя мечта. Я стану, как он — мой любимый... Мы соединимся навсегда. Мы всегда будем вместе! Я стану оборотнем, наконец-то!
  Назаниль позвонил раньше установленного срока. Он сказал, что у него дурное предчувствие, и что им нужно встретиться немедленно. Какое там предчувствие, если мы навсегда будем вместе! Я поспешила на пустырь. Он уже ждал. Ходил взад-вперед, нервничал. Принюхивался.
  — Запах беды, — сказал Назаниль. — Быть беде. Да и черт с ней. Начнем сейчас же!
  — Хорошо, как скажешь, мой дорогой, — ответила я. Я спросила, какую часть тела дать ему лучше для укуса. Он ответил, что подойдет и рука. Не успела я протянуть руку, как увидела, что идет этот идиот Вэйн, а за ним плетется какой-то священник. Вот уж идиот! Еще не хватало, чтобы он сейчас мне все испортил.
  — Кусай! — закричала я Назанилю. Священник поднял перед собою распятие и громко сказал:
  — Именем Господа нашего, Иисуса Христа, приказываю тебе сдаться, порождение тьмы!
  Назаниль отпустил мою руку.
  — И почему я не придушил вас в прошлый раз, жалкие черви! У меня только один господь — Сатана!
  — Именем Господа нашего, Иисуса Христа, приказываю тебе сдаться, порождение тьмы! — повторил священник.
  Назаниль нагло на то усмехнулся. Его лицо исказилось в злобной и раздраженной гримасе.
  — Меня не смогла поймать даже полиция, не то, что я сдамся тебе, ничтожный раб своего Господа!
  — Именем Господа нашего, Иисуса Христа, приказываю тебе сдаться, порождение тьмы! — еще раз сказал священник. Назаниль взбесился, как собака.
  — Ты достал меня! — заорал он. — Пришел ваш последний час, слизняки! — он ринулся на них. Но тут произошло нечто непредвиденное: прямо из воздуха появился старик с посохом. Он излучал такое сильное сияние, что невозможно было на него смотреть. Назаниль закрыл глаза руками и закричал. Очевидно, он ослеп от этого сияния. Он рухнул на колени, проговорив:
  — Апостол Петр...
  Старик заговорил, и речь его лилась, как журчащий ручей:
  — Твоя сила была безграничной, ты пользовался ею, творил, что хотел. Но этому пришел конец. Силу Господа нашего тебе не одолеть. Смирись. Проиграй достойно.
  Назаниль ничего не ответил. Лишь застонал. Я была поражена увиденным, и позабыла все на свете.


  Наконец-то я добрался до замка. Барельеф был цел. Время пощадило его. Стасия была на нем, как живая. Я упал перед ней на колени, плакал и молил простить меня за то, что я ее погубил. Так я предался раскаянию перед матерью — единственной любимой женщиной на века. И тут... Появился такой яркий свет, что я едва не ослеп.
  — Что происходит! — возмутился я. Стоял какой-то старик. Он светился, как солнечный блин. Рядом на коленях Назаниль, мой отец, сам не свой, и руки держит возле глаз, будто ослеп.
  Старик этот коснулся барельефа посохом. О, случилось настоящее чудо! Стасия и Инглеберт ожили, будто не были бездушными камнями несколько веков!
  Я посмотрел на старика, сам едва не ослеп, и отвернулся в сторону.
  — А ты, старик, видать, великий кудесник? — спросил я.
  — О, еще и какой! — усмехнулся старик. — Посмотри вон, с отцом твоим какое чудо сотворил! Видел ли ты когда-нибудь, чтобы это кровожадное чудовище стояло на коленях?
  — Ему, видимо, нехорошо, — ответил я, не понимая, что происходит.
  — Это апостол Петр, идиот! — закричал Назаниль. — Нам конец!
  Мне было все равно, кто это. Я схватил Стасию за руку и поднес ее ладонь к своим губам. Живая рука, не каменная! Главное, что Стасия жива, остальное — неважно. Неважно, как называет себя этот старик, кудесник.
  — Простила ли ты меня, мама? — прошептал я. Стасия посмотрела на меня взглядом Секстинской мадонны. Тут и Мелисса почему-то появилась, и Глория откуда-то взялась, и Гарольд с Ноланом. И какой-то подозрительный парнишка, будто только что вышедший из гей-клуба, называвший себя Эдди. Рядом с ним стояла мерзкая отвратительная старуха, которой он постоянно говорил:
  — Лили, отстань!
  Была ещё девчонка, которая постоянно трогала свои глаза. Наверняка, все они новые протеже Назаниля.
  — Господа оборотни, — обратился к нам Петр. — Как вы уже поняли, я не просто так вас всех собрал здесь. Ваши злодеяния переполнили чашу весов на земле и на небе. С мистером Назанилем все решено — любая апелляция будет отклонена.
    Стасия, ты не была проклятой, не вкушала человеческой плоти и крови. Ты не настолько грешна для Тьмы, но и не свята для Света. За то, что ты нашла в себе силы не уподобится чудовищам — небо дарует твоей душе свободу и покой. Слушайте меня остальные: у вас есть шанс искупить свою вину, выкупить свою душу у Тьмы. Для этого вам нужно спасти столько человеческих жизней, сколько вы их погубили.
  — Да, сейчас! — ответила Мелисса. — Мне и так неплохо!
  — А как же твоя любовь к Назанилю? — спросил Петр. — Не разделишь с ним его участь в вечном аду?
  — Еще чего! Пусть сам там гниет. А я буду наслаждаться молодостью и красотой!
  — Неудивительно. К вашему племени слово "любовь" применять довольно глупо. Любовь — жертва и самоотречение. Но это не для вас.
  — Я останусь со Стасией, если приму ваше предложение? — спросил я.
  — Нет, в любом случае ты ее больше не увидишь, — ответил Петр.
  Я задумался.
  — Сделай правильный выбор, — шепнула Стасия.
  Гарольд шагнул вперед:
  — Я согласен. Это лучше, чем вечность жить в теле ребенка.
  Он обернулся на Нолана, ожидая, что тот пойдет с ним, но тот покачал головой:
  — Нет уж, соглашайся сам.
  — Ну? — спросил Петр. Кто еще? Это все?
  Этот самый Эдди сделал шаг вперед:
  — Еще я.
  — Дурак, — проговорила Глория, будто перед ней стоял безумец.
  Остальные не двинулись с места. Я колебался. Как сложно сделать выбор между добром и злом, между черным и белым, между тьмой и светом.
  Сомнения разрывали мою душу. Свет или тьма, свет или тьма? Стасия бы ратовала за свет. Но я все равно больше ее не увижу... Нужно решать самому. Я так терзался сомнениями, что подкинул монету. Орел — тьма, решка — свет. Будь, что будет! Монета просвистела в воздухе и опустилась на землю. Орел!
  — Прости, Петр!
  — Господь простит! — ответил старик. Он ударил посохом, и земля разверзлась перед Назанилем, он с воплями провалился в геенну  огненную. Величайший убийца, сильнейший оборотень, коварный слуга Тьмы. Недры поглотили его. Земля снова сомкнулась, будто ничего и не происходило. Вот и нет у меня теперь папочки!
  — Что же, я давал вам шанс! — сказал Петр, стукнул посохом и исчез. Лишь на небе переливалось радужными кругами солнышко, так похожее на сияние, исходившее от Петра. Вместе с Петром исчезла и Стасия.
  Инглеберт, Гарольд и Эдди стояли по другую сторону от нас. Господь, как кающихся преступников, отправил их на исправительные работы.
  — Предатели! — сказала Мелисса.
  — Каждому свое, — ответил Гарольд, после чего и мы, и они разошлись в разные стороны. В конце концов, быть оборотнем не так уж и плохо. Я остался служить Тьме благодаря выпавшему орлу на монете. Кто знает, не были ли это дьявольские чары...


  — Что ты наделал, Вэйн? — спросила я. — Ты испортил мне жизнь, ты разом лишил меня и силы, и любимого человека...
  Он стоял задумчивый, совершенно другой. Это был не тот Вэйн, которого я когда-то знала. Совсем не тот. Он будто постарел на целую жизнь. Волосы с проседью, глаза — зрелого человека.
  — Я спас твою душу, Дезери. Я спас души многих людей. Со временем ты поймешь, какое благо свершилось вовремя. Я пришел попрощаться, Дезери. Я покидаю университет и уезжаю.
  — Куда?
  — Не знаю. Паломником по миру. Я чувствую в себе силу, которая может помочь другим людям. В моей помощи нуждаются многие. Прощай, Дезери, береги себя!
  Больше я его никогда не видела. По телевизору шла передача, как некий кудесник Петр оживил барельеф на стене замка, сделал так, что человек провалился сквозь землю и имел способность исчезать, излучая солнечное сияние. Не тот ли это самый Петр, которого видела я? Кто поверит этой передаче? Люди разучились верить в чудеса. Но не все, конечно. Пойду готовиться к зачету. Оборотнем я не стала, любимого человека лишилась. Полный провал. Быть может, стоит поискать какого-нибудь другого оборотня? Смертные скучны. Ладно, там посмотрим.


  Я захлопнул толстую книжку под названием "Оборотни". Здесь было целое царство книг. Книги были везде. Толстые, пыльные тома. Мы тайком пробрались сюда.
  — Ну и бред здесь пишут, Тони, — сказал я. — Ересь и чепуха. Кто только придумал всю эту ерунду? Как я могу писать людям такую брехню? Нет, Тони, я пас. Бредятина высшего класса, я не стану марать руки такой ерундой. Из этого вышли бы неплохие страшилки для детей.
  — Ребята, вам помочь? — послышался женский голос.
  Мы засуетились. Я подставил стул и начал судорожно пытаться вернуть книгу на прежнее место, между томами, но она упала, издав предательски громкий звук. Книга раскрылась в самом начале: "длинный вьющийся каштановый локон падал на рукоять меча. Мелисса, ты прекрасна!"
  На нас из-под очков посмотрела молодая библиотекарша с вьющимися каштановыми волосами, в мини-юбке.
  — Липы цвели, она была влюблена, — тихонько напевала она.
  — Что-нибудь подсказать, ребята? — она улыбнулась ярко-красным ртом, а во рту я заметил острые клыки, честное слово! Мне не могло показаться, ей-Богу! Когда она положила руку на стол, то ее рука была вся покрыта серою шерстью! У меня на лбу выступила испарина.
  — Нет-нет, благодарю, мы с другом уже уходим, — натянуто улыбнулся я и мы дали деру оттуда.
  — Как знаете, — продолжала улыбаться она.

                                                          2015