молодой Город, оседали в бездонных карманах «государевых людей» и скрынях барышников и деловых….
Вторым зданием Города (прямо рядом с Храмом – на Старом базаре) стал крытый рынок…
… Он помнит и себя в те времена в парике с буклями, ещё без эспань-олки, но уже с тонкими усиками, принимающего посул от приказного-жулика. Он помнит себя и с кистенём да ножом – во главе «воровской» ва-таги, поджидающей в яру купеческий караван с товаром… Он помнит себя и в тюремной каморе, обучающего мальцов тонкостям ширмаческого де-ла…
Многие его знали и помнили… Всегда элегантного, изыскано одето-го, в шляпе, берете или боярке, одетой с щегольством – чуть наискось, слегка прихрамывающего и опирающегося на роскошную трость, с ухо-женной эспаньолкой и обаятельнейшей золотозубой улыбкой…
Потом уж увидеть его можно было в пивных и биллиардных, театрах и кафе-шантанах, на приёмах у Городского Головы и балах Дворянского собрания и Клуба приказчиков… Частенько совершал он променад по Бульвару или аллеям Городского сада, сидел на скамьях и причальных тумбах Городской набережной… Он не чурался солнечных дней, но люби-мым его временем было – закатное… Где он проводил свои ночи, не знал никто… Кроме Города, разумеется… Он наблюдал за Городом, Город наблюдал за ним, принимая его существование как данность…
Город, достигший поры первой зрелости и вполне утративший ил-люзии юности, знающий всему свою цену, расчётливый и равнодушный, давным-давно определился с нравственными категориями, и отчётливо понимал, что есть для него «хорошо», а что есть «плохо». Он вполне осо-знавал, что малое зло может быть приятно, среднее зло – может быть вы-годно, большое зло – может быть оправдано… Но Великое Зло всегда означало небытие, а потому было неприемлемо… И потому в своих вла-дениях старался поддерживать приемлемый для него баланс Света и Тьмы. В пределах своих возможностей, разумеется.
Когда они изредка сталкивались на городских улицах и площадях, один – приветственно приподнимал шляпу («по старой памяти»), а вто-рой (Город) старательно не замечал его присутствие… Последней войны не мог простить ему Город… Слишком уж большие потери – людские, ма-териальные… Город, конечно, оправился, но всё равно считал эти потери неприемлемыми и невосполнимыми…
… Прямое их сотрудничество прекратилось ещё со времён упраздне-ния Крепости, когда Город захотел стать Городом. Так порой малолетняя шпана, войдя в возраст, принимает решение завязать и остепениться, по-нимая всю бесперспективность каторжанской романтики… Город ясно осознавал, что Великое Зло несовместимо с любым созиданием, а он хотел строиться, расти и богатеть. Здесь им было не по пути. Понимал он также, что благими намерениями сыт не будешь, и что, как говорили далеко за океаном, «добрым словом и пистолетом можно сделать больше, чем про-сто добрым словом»… И что, хорошими делами не то, что «прославиться нельзя», но весьма затруднительно… А ему претила «правильная жизнь»: ещё со времён Таможни (задолго до Маркса) он на практике уразумел всё об основах формирования первоначального капитала…В общем, Город был не слишком разборчив в средствах для увеличения своего благосо-стояния.
Известно – «каков поп, таков и приход»: многие обитатели Города придерживались подобных «нравственных основ»… Да иначе и быть не могло.
В тоже время Город понимал, что для собственного успешного функ-ционирования ему необходим определённый процент бессребреников, прекраснодушных идеалистов, приверженцев гуманистической мысли… Да просто – порядочных людей, по совести делающих своё дело!.. Ему нужны были инженеры и артисты, ученые и меценаты, промышленники и учителя. Ему нужны были исправно действующие водопровод и кана-лизация, электрическое освещение и умелая полиция, трамвай и желез-ная дорога, квалифицированная медицина и христолюбивые священники. И для всего этого нужны были деньги – Большие деньги!..
А вот по-настоящему Большие деньги, очень трудно было заработать людям совестливым и порядочным… Вот такое вот свойство Больших де-нег… Не даются они в руки бессребреников и альтруистов… И очень трудно обходиться с Большими деньгами порядочным людям. То они всё дело профукают, а то вдруг возьмут, да и перестанут быть порядочными.
Не понаслышке зная всё это, Город старался поддерживать баланс между количеством талантливых прохиндеев и бесталанных праведни-ков… Так что, были, были точки соприкосновения и пересечения интере-сов у старых знакомцев…
Бывший наставник и коллега не обижался на демонстративное игно-рирование своей особы Городом. Да он и не умел это делать. В конечном же счёте, прекрасно понимал, что развитие Города, как такового, автома-тически расширяет и границы его собственной деятельности и сферу его влияния. Что же касается его компетенций… Они были очень, очень ши-роки…
Но всё, что не делал он – это было Зло. Зло – большое и малое. И было у него много имён и прозваний, но никто не знал его истинного имени… Ибо имя его означало – Зло. И сам он и был - Зло. И был он частью Велико-го Зла…. Но мы будем звать его – Тёмный.
26. Направо
(Июнь 1970-го)
- Ты сапоги резиновые в сумку сунь.
- Это ещё зачем?.. Мы ж решили в кедах?..
Андрюха досадливо кряхтит в телефонную трубку:
- Грунтовые воды, канализация, крысы… Достаточно причин?
- Более чем. Лады. Больше ничего не забыли?..
- Вроде бы ничего…
- Ну тогда через пятнадцать минут во дворе встречаемся.
- Харэ.
…Ясное солнечное утро… Как не хочется спускаться вниз, в подвал… А там дальше – в подземелье – ещё и канализация может быть… И крысы-мутанты… Б-р-р!.. Какая гадость… Но надо… Ничего уже не поделаешь… Задний ход давать не по-пацански…
Андрюха тоже угрюм, но молчит… Сопит только недовольно… Наверно в голове у него такие же мысли… Но чего уж тут!.. Назвался груздем – полезай… в подвал.
Распределяем снарягу, осматриваем друг друга напоследок… Вроде бы всё нормально, ничего не мешает… Сумки наискось через плечо, по-верх всего прочего сразу под молниями уложены томагавки… Шпаги пока что в чехлах из-под удочек.
Подъездная дверь захлопывается за нашей спиной, как… крышка гроба… Господи, что за мысли такие дурацкие!.. Жёлтая тусклая лампочка под потолком подсвечивает похабные рисунки на облупленных стенах… Андрей подсвечивает фонариком под ноги, бормочет сквозь зубы:
- Стрелки свежие… По старым мелком прочертили… Стараются, гады, чтобы мы не заблудились…
- Какие гады?..
- Кабы я знал… Может и не гады, но один гад – точно…
Подвальная дверь с навешенным на ручку замком всё также прикры-та… Щелчок уже знакомого выключателя и под красно-кирпичной звез-дой на потолке вспыхивает жестяная лампа… Со времени нашего про-шлого визита вроде бы ничего не изменилось, только белые стрелки на сером полу стали отчётливее, жирнее.
- Нет, ты погляди!.. Они уже указывают куда нам сворачивать!..
Действительно, стрелки, ведущие к левой арке, старательно затёрты, а свежие жирнющие недвусмысленно направляли наш последующий путь направо…
- М-да… Настойчиво так приглашают… А может ну их на хрен?.. С их рекомендациями?.. Может сразу в среднюю арку двинем?..
Помолчав, Андрюха отрицательно трясёт головой:
- Не… Это уж напоследок… Задницей чую, что рановато нам туда со-ваться… Сказкам надо верить.
- Что ж, поверим… Да и не вежливо отказываться от приглашения…
Красно-кирпичный свод правой арки как-то незаметно переходил в галерею, кладка которой более походила на античную плинфу, а затем и вовсе сменялась на серо-каменную...
Разумеется, электрического освещения в подземелье не было. Копоть на довольно низких сводах (на глаз – не более трех метров) свидетель-ствовала об ином принятом здесь способе освещения… Ну мы, с Андреем, естественно, воспользовались своими фонариками...
Надо сказать, воздух в галерее был не спертый и довольно сухой… Под ногами – настоящая мостовая… И, странное дело, меловые стрелки доводили только до арки, а на полу галереи их уже не было… И никаких следов влаги и сырости (а уж тем более канализации), которыми стращал Андрюха… Крыс тоже пока не было видно… И ещё странность: течение времени здесь ощущалось как-то по-другому…
Уже метров через сто галерея, идущая под небольшим уклоном пря-мо на запад (по крайней мере так показывал Андрюхин компас), уткну-лась в каменную полость, явно естественного происхождения… Впрочем, были заметны и следы человеческих рук, внесших свои коррекции в тво-рение природы...
Я аж присвистнул…
- Не фига себе, – отозвался Андрей.
Естественно-природное образование было преобразовано некими людьми в соответствии со своими вкусами и пристрастиями. Судя по все-му, здесь было капище (сказать слово «храм» – язык не поворачивается).
Наверно так оборудовались любые святилища с незапамятных вре-мен: возвышение с алтарем-жертвенником и, так сказать, общая часть… Алтарь представлял собой здоровенный валун с выточенными в нём круглой чашей и канавками, ведшими к подножию статуи…
Да, сразу, что бросалось в глаза: над камнем-жертвенником нависала не менее чем трехметровая статуя темной бронзы… Безусловно, статуя была очень древней. Я не знаю почему, но было такое ощущение, что это изваяние находилось здесь всегда.
Разумеется, это был падший ангел. Изломанные крылья за спиной, яростный взгляд, обращённый к Небу.
С трудом отрываю взгляд от скульптуры: надо осмотреться... В за-падной части капища чернеет асимметричная арка... Подхожу ближе, ста-раясь просветить проём... Насколько хватает мощности фонаря, впереди явно рукотворная галерея, под небольшим углом уходящая вверх...
- Ну что, идём дальше?.. - фонарём прочерчиваю линию предполага-емого маршрута по галерее. – Хотя там, впереди, могут быть десятки, ес-ли не сотни километров ходов... На самом деле наши катакомбы не мень-ше одесских или, скажем, керченских... Просто о них знают немногие...
- Нет, – отрицательно крутит головой Андрей. – Ты же видишь: ход ведёт вверх… Значит, скорее всего, там ещё один выход…
- …Или вход, – подумав, добавляю я.
- …Или вход, – соглашается Андрюха. - Ну и?..
Мой друг вопросительно смотрит на меня. Он хоть и мозговой центр нашего тандема, но центр принятия решений всё-таки я… Ничего не по-делаешь – такое вот распределение обязанностей… Следовательно…
- А-а!.. – машу я рукой. – Попытка не пытка, как говорил товарищ Бе-рия… Давай пройдём хотя бы немного… Для очистки совести…
Подземный коридор, оказавшийся совсем коротким, заканчивался простой дощатой дверью с металлической ручкой.
Прислушался. Вроде бы, ничего не слышно… Странно, запоров ника-ких не наблюдается, просто плотно прикрытая дверь. Судя по всему от-крывается на себя. Оглядываюсь на Андрея, он пожимает плечами.
Зачем-то выдохнув, осторожно тяну дверь на себя. При небольшом усилии дверь тяжело, но мягко проворачивается на смазанных петлях.
Первое, что попадает в свет наших фонариков, баллоны. Обыкновен-ные стеклянные трёхлитровые баллоны, изрядно покрытые пылью. Пу-стые к тому же… Они стояли на полках, присобаченных к двери таким ма-нером, что в закрытом виде всё это сооружение смотрелось как обычный стеллаж. То есть дверь изнутри была так
|
Игорь, ждём Ваших очередных произведений!