- Абракадабра, - сказал кто-то из зала.
- Пока вы не поняли самих себя. Мы занимаемся пониманием на языке понятий. Учиться учиться – это типичное рефлексивное построение ума, которое обращает его на самого себя в образе ученика. Сделав вывих ума, попытайтесь не свихнуться. Это упражнение есть испытание его на возможность достижения самосознания, как предельное для человека состояние сознания. Выход из него чреват входом уже в не человеческое состояние сознания, опасное для него, ибо человек не готов к такому состоянию собственного сознания. Ницше – это один из примеров такой неподготовленности. Мое предположение развивает мой ум. Почему бы ему не развить ваш? Не относитесь к своим мыслям информативно. Такое потребительское отношению к уму отупляет его. Важно не о чем мысли, а что они есть и каким образом приходят к нам. Не все, что есть, а мысль есть, можно иметь и мять, как вещь, руками.
- Повторите, пожалуйста, помедленнее, я записываю, - сказал курчавый парень пропитым голосом.
- Университет сегодня не прислал наряд на повторение, - ответил Иван Иванович. – На этом пора нам закончить это семинарское занятие.
Глава пятая. В раздумьях
Разговор со студентами на занятии обострил мысль Ивана Ивановича. Но его тут же сбила с нее Варвара, которую он встретил в коридоре. Она хотела было обойти его, но уже проходя мимо передумала и стала прилюдно стыдить его, не обращая внимания не окружающих, которые таи оборачиваться и прислушиваться к тому, что она говорила. Чтобы избежать скандала, он взял ее за руку и отвел в сторону от потока людей, спешащих на занятие в свою аудиторию.
- Что случилось, Варвара?
- Случилось то, что вы, негодный такой человек, оставили девушку скучать одну. Как вы могли такое сделать?! Ну, как вы могли?
- Варвара, послушайте меня внимательно. Я все объясню. Кода вы удалились в ванную комнату, то ко мне зашел другой преподаватель, у которого было срочное и неотложное дело ко мне. И чтобы вас не компрометировать, я вышел с ним на улицу с целью помочь ему.
- Но вас не было на улице! – возмутилась Варвара. – Вы все врете!
- Зачем? Я пошел с ним решать его дело, - убежденно пояснил Иван Иванович. И действительно он пошел решать то дело Елены Петровны, которое пришла к нему решать и Варвара тоже.
Понятное дело, что Иван Иванович не стал рассказывать ей о деле Елены Петровны, потому что он был честным и деликатным человеком, никогда не обсуждавшим женщин с другими женщинами в их отсутствии, так сказать, «за глаза». На том они и расстались, Но Варвара пообещала на днях посетить родные пенаты Ивана Ивановича, чтобы доделать то, что она намерена сделать, - естественно, поговорить о том, как он может исправить свое неуважительное поведение и загладить вину перед ней.
Наконец, освободившись от настойчивой студентки, он возымел желание заняться размышлением. Но разговор с Варварой мешал ему сосредоточиться. Все же ему было приятно, что кто-то беспокоится о том, где он был. И этот кто-то весьма симпатичен и обаятелен. Но наш герой был строгим к себе учителем и не желал отступать от правила, как педагогического табу, не позволять себе никаких вольностей со студентками. Поэтому прошу целомудренного читателя не гневаться на моего героя за его излишнюю заботу о нежных чувствах своей великовозрастной ученицы.
Иван Иванович хотел и дальше вести такую предсказуемую бытовую жизнь интеллигентного обывателя с обычными для нее казусами и проблемами, чтобы она только не мешала ему заниматься его делом мысли. Вот он и думал. О чем же думал наш учитель философии? О ней одной, родимой, – о философии. Вряд ли мы, любезный читатель, можем его упрекнуть за это, пусть бесполезное, но такое умное занятие.
Товарищ преподаватель думал о том, кто волновал его с самого детства, как он себя понял. Это был Иисус Христос. Да-да, тот самый, который вот уже два тысячелетия волнует нас. «Кто он»? – думал про себя Иван Иванович. Почему же ему так важно было это знать? Странный вопрос. Это было важно хотя бы потому, что от ответа на этот вопрос зависело настроение Ивана Ивановича. Оно обязательно упало бы, подумай он о том, что Иисуса вовсе не было в том качестве, в каком его обыкновенно имеют в виду. Это качество человека воскресшего. Естественно, воскреснуть мог только сын бога, точнее, сам бог, вознамерившийся стать человеком. Почему у него, у бессмертного, возникло такое странное желание – стать смертным?
Вдруг ему на ум пришла мысль, которая сбыла его с мысли о боге. Это была мыль о последнем романе Станислава Лема «Фиаско». Лем был в нем в своем привычном для себя амплуа пессимиста контакта человека с внеземным разумом. Как и в «Солярисе, в своем более раннем романе, он и здесь прятал от самого себя тайну контакта умов, заслоняя ее псевдо-проблемами инженерного, технического характера. Для него общение с кем превращалось самой логикой мнимо художественного повествования, бедного эмоциональной жизнью, вытесняемой из сознания в качестве чего-то навязчивого, в непонятное что. И впрямь как это что понять? Без «кто» не разберешься и просто не поймешь. Он вспомнил всю эту соляристику с ее мимоидами и прочим ребяческим подражательством и его буквально передернуло от технологического фантазма. Мало натурального псисхоза, так им, этим технодумам, подавай техностресс.
И, вообще, люди, пусть даже не как биологические особи, но как социальные существа, агрессивны по самой своей сущности. Конечно, они пытаются спрятать агрессию внутрь или обернуть ее правовой и моральной изоляцией, но она все равно отражается на самой изоляции, на императивном характере запрета. Вот почему чисто, идеально духовные феномены не имеют к обвинениям и проповедям никакого отношения, они существуют сами по себе, по ту сторону мира вещей и обусловленных ими человеческих отношений с неизбежным для них колебанием между полюсами дора и зла, принимаемым за пресловутую свободу выбора.
Для чего бог превратился в человека, тем самым вызвав веру у бестолковых людей в возможность стать безгрешными и воскреснуть? Разумеется, для того, чтобы понять человека, понять то, почему он, имея богом данный ум, следует не его советам, но собственным глупым желаниям. Но что получилось из затеи бога? Люди не признали его в человеческом виде и казнили, следуя опять же своим желаниям, которые они в лучшем случае оправдывали ложными или лживыми соображениями. Ну, невозможно человеку спастись от самого себя в обществе себе подобных существ, созданных из ничего и обреченных влачить ничтожное существование. Всякий духовный порыв к свету разума обязательно оборачивается ими падением в бездну тьмы неразумия, где обитают чудовища похоти. Человек использует разум только для удовлетворения своих неуемных желаний, прежде всего желания жизни, преследуемого страхом потерять ее в борьбе с другими людьми. Так помирись с людьми, чтобы не страшиться жить. Именно этим и занимался бог в человеческом виде Иисуса Христа. И что с ним случилось среди людей? Избив и предав, они осудили его на смерть. Чтобы загладить свой грех они сочинили сказку о том, что он пришел к ним и простил их, даровав способность прощать друг друга.
Но несмотря на этот дар, люди по-прежнему, вот уже какое тысячелетие, посылают гром и молнии на головы друг друга и пугают себя ужасами ада. Зачем богу ад? Он нужен не богу, а человеку, который не способен избавиться от своих глупых желаний. Эти желания способны превратить божественный рай в демонический, сатанинский и антихристианский ад. Неспособность быть ангелом порождает в сумеречном сознании человека его демоническую тень. Запутавшись в своих желаниях, человек начинает им поклоняться, превращается в слугу сатаны. И затем ищет избавление от реальных последствий удовлетворения оных в виртуальном мире симуляций.
Чем может бог помочь, скажи, о мудрый читатель, такому существу, которым является человек? Верой в его спасение? Ну, что ж, верь. Спасается бог, а не человек. От чего спасается? Не правильно поставлен вопрос. Спасается не от чего, а от кого. От кого же? От человека. Бог воскрес, как уже бог, и поднялся к себе на небо, в духовный мир. Разве возможно человеку то, что возможно богу? Конечно, нет. Нет ему спасения от самого себя. Кстати, к чему ведет отказ от самого себя, доказал сам бог. Он ведет к смерти. Поэтому бог не сделал ничего лучше, как воскреснуть, чтобы вновь стать самим собой. Но что можно богу, невозможно человеку. Ему невозможно воскреснуть и снова стать человеком, потому что человеку можно умереть, но не быть бессмертным. Тогда что же не умрет с ним? Только то, что бог вложил в него? Что же он вложил? Самого себя в виде разумной души, которая забудет себя, какой она была до смерти, ибо это будет уже не душа, а бестелесный дух, точнее, дух с идеальным телом в виде разума, в образе идеи.
Чем же человеку заниматься до своей смерти? Естественно, прощением других и самого себя. Только так, подражая богу, он что-то может запомнить из прежней, смертной жизни для вечной жизни в нем. Это будет спектакль, пантомима, которую он увидит в будущей жизни. Но что делают люди? Обижаются и мстят, творя образ мстительного бога в своем сознании.
Что же делать ему, Ивану Ивановичу? Не желать? Никак невозможно. Желать в природе человека. Тогда желать не желать? Возможно. Не желать «что», чего? Плохого. Не желать, а жалеть того, кому плохо. Вот придумал! Хорошие люди издревле занимаются этим занятием. Может быть, делать хорошее без желания делать хорошее? Но без желания хорошего не выйдет ничего хорошего, не получится хорошо сделать. Об этом предупреждали Канта. Значит, следует желать не само желание, а то, что из него не следует. Обыкновенно следует не то, что хочешь. Но то, что хочешь одно, а то, что последует из хотения многое, разное. Однако одно ли ты хочешь? Может быть, ты разное хочешь. В общем, ты хочешь то, что сам не знаешь «что». Это и есть хотеть само хотение.
Глава шестая. Встреча с неведомым
Прошло несколько недель. До Нового года оставалось совсем немного времени, но Иван Иванович все думал о своем. Где оно это «свое»? С ним ли? С этим вопросом он задремал на скамейке в заснеженном парке, в который забрел, находясь в раздумье. Он сидел, уткнувшись в свои колени, и мирно спал, а на его спину падали осенние листья. Засыпая и укрывая его своим пестрым ковром. Шло время. Кто-то подошел и сел рядом с ним на скамью. Шестым чувством почувствовав рядом с собой чужое присутствие, Иван Иванович проснулся и открыл глаза. Он медленно приходил в себя.
- Добрый день, Иван Иванович. Я разбудила вас? Прошу прощения! – сказала она.
Это была незнакомка приятной наружности, но неопределенного возраста. «Вот что делает из людей косметическая хирургия», - неожиданно подумал Иван Иванович.
- И не говорите, Иван Иванович. Или вы только подумали? Я никак не могу угадать, когда вы,
