– Так и есть! – согласился я.
Но у меня под коньяк, а у тебя под красное вино вся эта «дивная красотища» пошла за милую душу!
Между тем на сценку для оркестра, пристроенную в виде подиума в углу зала, стали взбираться, вяло переругиваясь между собой, местные лабухи со своими музыкальными инструментами.
Один из них самым странным образом весьма походил на Эйнштейна. Его объемная физиономия с торчащими по периметру клочьями волос казалась непомерно больших, прямо-таки, пугающих размеров. Видя, что зал пустоват, он выбрал нас в качестве жертвы и с веселой наглостью подсел без приглашения, сразу предложив мне сделку:
– Командир, положи три рубля на барабан; я для тебя весь вечер играть буду!
Я уже привык к тому, что в Батуми нас всюду пытались облапошить и выпотрошить! Чаще всего применялись традиционные методы известных всем прилипчивых цыганок-гадалок. Им лишь бы кого-то разговорить, чтобы задурить, лишить инициативы, кое-в-чем даже пристыдить, порождая у жертвы ослабляющее ее чувство безотчетной вины. В общем, обработать психологически, а потом завладеть, чем придется!
Я сразу понял, что и сейчас отрабатывается аналогичный сценарий, потому с усмешкой известил барабанщика, что мы скоро уходим и барабан нам не нужен.
Эйнштейн бросил взгляд на мой непустой графинчик, покачал огромной головой и не поверил:
– Командир! Зачем не доверяешь? Пока ты с милой дамой у меня в гостях, я в твоём полном распоряжении, а вы оба под моей защитой! Так и знай! Для хороших людей ничего не жалко!
«Очень занятно звучит!» – только и подумал я. – Но три советских рубля, деньги совсем не малые. Расставаться с ними мне не хотелось. И, ты же понимаешь, проблема состояла вовсе не в моей якобы жадности. Ведь всего за минуту до того к нашему столику – вспоминаешь? – подходила грузинка в кружевном белом фартуке с большой корзиной цветов, но она, как обычно, даже не предлагала мне их купить с заготовленными заранее словами «купите для вашей дамы». Она лишь чертила своей тележкой большие круги вокруг нашего и соседних столиков. Её расчет был простым, но эффективным! И хотя именно таким образом она всякий божий день раскачивала самых зажимистых мужиков, которые, боясь опозориться, вынужденно демонстрировали свою щедрость, но для тебя, Лучик, я и без ее приемчиков с удовольствием раскошелился. Но сразу задумал сконфузить эту ушлую грузинку, чтобы впредь не давила мужикам на психику:
– Девушка, мы именно ваши цветы и ждем! Подойдите к нам, пожалуйста! – и когда она приблизилась, я добавил таким тоном, словно делал подобное ежедневно. – Подберите нам самые красивые и самые свежие! Но с условием! Они должны гармонировать с платьем и цветом глаз моей невесты!
Вы обе, ты и цветочница, непринужденно засмеялись, что свидетельствовало о прямом попадании. Стало быть, поставленная задача решена мною нетривиально, но на этом я не остановился:
– Впрочем, нет! Теперь я точно знаю, что нам нужно! Только розы «Софи Лорен», но у вас я их не вижу!
Цветочницу смутить не удалось:
– Желание клиента в Грузии закон! Через пятнадцать минут, надеюсь, вы дождетесь, эти цветы украсят вашу невесту! Однако, знаете ли, это очень дорогие цветы – пятьдесят копеек за штуку… Вам три или пять?
– Пожалуй, – я с улыбкой поглядел на тебя, а потом обратился к грузинке. – Носить в руках двадцать пять будет тяжело и неудобно, мы потом еще погуляем! Лучше пятнадцать!
– С вас семь пятьдесят! – произнесла цветочница и наклонилась к твоему уху. Ты потом со смехом доложила мне ее слова: «Мне бы столь завидного жениха!»
А я увидел, как ты счастливо засмеялась и тихо ей ответила:
– Вы даже не догадываетесь, насколько правы! Я и вам желаю такого же!
И после подобного шика с моей стороны некий Эйнштейн местного разлива принялся раскачивать меня на жалкие три рубля, делая упор на то, что для умиротворения души столь прекрасной дамы его чудесная музыка просто необходима! Мол, как я до сих пор этого не понимаю!
Я же был не против умиротворения, но здесь им и не пахло, здесь велась тонко выверенная и давно отработанная психологическая атака на мой карман. Всё остальное являлось лишь маскирующим прикрытием основного замысла.
Понимая это, я не сдавался; дарить прохвосту свои деньги я не хотел. Но и он оказался шит не лыком, демонстративно обратившись теперь не ко мне, а сделав уже тебя объектом своего приставания:
– Вам же нравится хорошая музыка? – задал он тебе вопрос, причем, таким образом, что отрицать его суть было бы глупо. Мне хорошо известно: как только ты произнесешь своё первое «да», так сразу и окажешься в его сетях. По всем законам психологии дальше ты как попка станешь повторять одно лишь «да» и «да», а уж вопросы, нужные ему для реализации своего плана, ушлый Эйнштейн давно заготовил и проверил их действие на наших предшественниках.
Его огромнейшая как у лохматого льва голова, в сто крат увеличенная вздыбленными патлами, подавляла меня психологически и даже вызывала безотчетный страх и неуверенность в себе. Потому мне более всего не хотелось, чтобы и ты испытывала сейчас нечто подобное.
К моему большущему удовольствию, ты не попалась на уловку Эйнштейна, ответив ему уклончиво, и даже усложнив его задачу:
– Но сейчас мне интересен лишь слаженный дамский дуэт! Например, «Баккара»!
Ты сама-то это помнишь, Светланка? Дамский дуэт! Великолепная находка, ведь на сцене восседали, болтая меж собой без дела, только волосатые грузинские мужики! Потому, признаюсь сейчас, я полагал, что ты уже отправила Эйнштейна в нокдаун, однако он опять увернулся! И даже перешел в наступление, обрушившись на тебя всем своим прохиндейским мастерством, чего я, конечно же, не должен был стерпеть и был обязан предпринять нечто решительное!
По ситуации мне более всего подходила полная капитуляция – отдать ему эти несчастные «три рубля на барабан», и он оставит тебя в покое! Но это стало бы его победой и моим позорным поражением! Не драться же с ним, в самом деле, а просто так он ни за что не отвяжется! Оставлять же тебя под напором его алчных психологических нападок я не имел права. Пришлось соглашаться на выкуп!
– Хорошо! – сдался я. – Но у меня нет трех рублей, только пятерка, – показал я раскрытый бумажник.
С моей стороны это стало непростительной ошибкой. Во-первых, он успел разглядеть в моем бумажнике несколько красных и сиреневых купюр, – целое состояние – что, безусловно, только растравило его охотничий азарт! А во-вторых, ему мои пять рублей, которые я уже извлек как доказательство своих слов, подходили даже лучше, нежели всего-то три! Потому он их ловко выхватил из моих рук, и напоследок я услышал:
– Не беспокойся, командир! Мой барабан честно отработает твои пять рублей! Ты и твоя дама будут весьма довольны! Дай вам бог обоим счастья и здоровья! У нас верно говорят: настоящие мужчины деньги не считают – они их легко зарабатывают и легко тратят! На таких красавиц, как наша прекрасная гостья! – он сделал жест восхищения в твою сторону. – Не беспокойся, генацвале, всё будет по-честному, – сказал он и тут же, не взирая на свой чрезмерный вес, легко выскочил из-за нашего стола и мгновенно очутился в своей крепости – на сцене.
Он действительно, нисколько не мешкая, схватил барабанные палочки и принялся выбивать дьявольскую дробь, вдохновенно раскачиваясь в сторону то к одному, то к другому барабану! Остальные музыканты, видимо, только этого и ждали. Они, тогда мне так показалось, делали всё невозможное, чтобы мощный рев их адской музыки оглушил бы и нас, и всех, оказавшихся ненароком на расстоянии нескольких сот метров! Потому я понял, что рискни именно сейчас, по свежим следам, подойти к Эйнштейну для объяснений, он сделал бы вид, будто из-за игры своих товарищей ничего не слышит и отойти в сторону тоже не может – «потом, всё потом, генацвале!» И мне бы пришлось уйти от сцены, не солоно хлебавши!
Я остро ощутил свой позор. До такой степени, что более и думать ни о чем не мог! А твоя понимающая улыбка не только меня не поддерживала, но и усиливала без того обострившееся чувство необходимости срочной и достойной мести. Я оказался опозорен, и жить без сатисфакции было для меня не допустимо! Вот ведь как просто может возникнуть проблема чести даже в столь безобидной, на первый взгляд, житейской ситуации.
Я кипел! Кипел, но ничего не приходило в голову.
Ага! Есть! У меня в кармане всё ещё оставался ненужный здесь рабочий пропуск, который друзья в недавний день рождения, шутя преподнесли в виде своеобразного самодельного подарка. Пропуск оказался с красной обложкой, а ней надпись, тисненная золотом – «Комитет государственной безопасности СССР». Именно эта примитивная доселе шутка друзей могла сослужить мне хорошую службу!
– Лучик мой! Слушай, выполняй и не спорь! Все подробности потом! И не дай мне бог, в некрологе! Сейчас, но строго по моей команде, вставай и очень спокойно, словно направляешься в дамскую комнату, иди на выход, а уж там, когда окажешься вне поля зрения этих прощелыг, рви отсюда, что есть мочи! Встретимся через некоторое время в ста метрах справа от выхода из универмага. И запомни! Успех всей операции зависит от того, насколько точно ты всё выполнишь.
Я рассчитался и ждал за столиком, когда музыканты закончат излишне громкое бренчание, но они, будто и не уставали. Ты-то, умница, вопросов не задавала, понимая, что я нечто задумал и уже не отступлюсь. А я всё ждал и ждал, непринужденно болтая с тобой, в большей мере, для отвода глаз… И дождался!
«Теперь, пора!» – решился я, когда пауза на сцене затянулась.
– Начинаем… Вставай, Светик! И очень спокойно, даже медленно… Встречаемся внизу! Никуда и ни с кем не уйди без меня! – скомандовал я.
Через пару минут после того, как ты удалилась, я развязано приблизился к музыкантам и жестом руки, в которой угрожающе смотрелась красная книжечка с весьма выразительным тиснением, указал Эйнштейну на выход.
Именно в тот миг решался успех моего мероприятия – клюнет ли Эйнштейн – потому я не стал его дожидаться, а, не выпуская инициативу из своих рук, уверенно и вальяжно проследовал к выходу.
Слышу – сработало! Лабух, шумно выбираясь из нагромождения барабанов, торопливо устремился за мной.
[justify]В холле я его поджидал, повернувшись спиной, чем демонстрировал свою силу и абсолютную уверенность в том, что никуда он от меня не денется. Музыкант нервно засуетился, подстраиваясь ко мне то с одной стороны, то с другой, поскольку зайти передо мной мешали перила лестницы, на которую я опирался, подчеркнуто спокойно извлекая сигарету из пачки, купленной от нечего делать. В его руках
